Женщина Антарктида

* * *

Невозможно прожить эту жизнь без тебя.

Вот и кони летят, мостовую дробя.

Скоро встанут один за другим города,

говоря: мы живем на земле навсегда,

отпуская своих обитателей прочь.

Пусть раскроет объятия звездная ночь.

Только там ожидает их вечная жизнь,

где не будет болезней, смертей или тризн.

Отойдут и отступят навеки они.

Ты меня за стихи о тебе извини.

Я к ладоням твоим припадаю, моля:

напиши мне письмо, как Бальзак и Золя.

Сохрани, пощади, оживи, позови

и пришли мне по почте две тонны любви.

Не случайно поведал истории Блейк,

что в друзья принимает его только фейк.

Не текут Енисей, Амазонка и Рейн,

если в бога не верует сам Витгенштейн,

философствуя так, как растет голова,

а иначе – деревья, кусты и трава,

образуя тем самым три вида людей.

Он советует мне: о, бандит и злодей,

наточи свою речь, преврати ее в меч,

чтоб слетела земля с человеческих плеч.

Укатилась, расплавилась и умерла.

Так орла поднимают наверх два крыла,

из которых идет по касательной дождь.

Замолкает мыслитель и чувствует дрожь,

перед тем как уйти и скончаться в Москве.

А когда мою жизнь уличат в естестве,

то я смерти самой, замыкая прибой,

собирайся, скажу, я пришел за тобой.

* * *

Атлетико – испанская команда,

играющая в медленный футбол.

За человека радуются Анды,

вздымая ввысь страдание и боль.

Роняя на планету альпиниста,

чтоб он взбирался к вечности опять.

Я ненавижу графа Монте-Кристо:

он всех убил: отца, сестру и мать.

Куда приятней вчитываться в Шекли,

желая – без монголов и татар -

понять игру, где люди – это кегли,

которые земной сбивает шар.

* * *

Не надо думать, будто все умрут.

Всегда и всюду есть и будет выбор.

Я рыбу завернул в газету Труд

и в тот же миг из будущего выпал.

При виде солнца выделил слюну.

Сказал спасибо, о великий гмерти,

и тут же понял истину одну,

что смерть лишь там, где не бывает смерти.

* * *

Мы все надеемся на чудо,

точнее говоря – на то,

что Иисус – изнанка Будды,

как говорится у Арто.

Где человек предельно мелок

и невообразимо скуп.

Полно летающих тарелок,

в которые налили суп.

Поели и не подавились,

сыграли в карты, в домино.

Включили фильм, где Брюс Уиллис

найти пытается руно.

Бежит вперед, ломает ноги,

танцуя под Армагеддон.

Конец у каждой есть дороги,

но у моей отрезан он.

Мне хорошо в моей квартире,

мое сознание всерьез,

ведь я от трех отнял четыре,

чтоб на земле стоял мороз.

* * *

Мои стихи, конечно, неформат,

и это повод для меня напиться.

На мясо переходит азиат,

когда ему надоедает пицца.

Не все вокруг уныние и фальшь,

записывает он в своем смартфоне.

А после размораживает фарш,

готовя макароны на бульоне.

Находится над пропастью во ржи,

врубая политическое шоу,

где всех громит и хает Бернард Шоу.

А он возводит строчек этажи,

в которых называется душою

отсутствие души.

* * *

Утро понедельника прошло.

Можно преломить об ногу шпагу.

Вытерев оконное стекло,

я достал альбомную бумагу.

Вывел острием карандаша

правило простого винодела:

человек есть частная душа,

а не государственное тело.

* * *

Надо господа превозмочь.

На столе и в желудке – скотч.

На тарелке – перепела.

Зазывает народ мулла.

Солнце светит вокруг себя,

обжигая, горя, слепя.

Гоги жарит и ест шашлык.

Вишес делает пальцем клик,

выбирая девчонку ту,

что подсадит на наркоту

и войдет в его плоть и кровь.

На участке растет морковь.

То летит, то ползет война.

Свекла крови людской полна,

потому что уходит прочь.

Человек – это день и ночь,

а другими словами – торт.

Я пишу в документе ворд:

перед тем как войти в висок,

пуля жмет на дверной звонок.

Я распахиваю ей дверь,

говоря лишь одно: поверь,

не преграда тебе порог,

если в бога не верит бог.

* * *

Ты судьба и мечта моя.

Я не видел твои края,

потому что они для женщин.

За минуту собрав все вещи,

ты к другому вольна уйти.

Половине моей груди,

где стучится и бьется сердце,

никуда от тебя не деться.

А другая вакантна часть.

По причине того, что страсть,

ни к чему мне вино и водка.

Ты под воду ушла, подлодка,

чтобы мне написать письмо.

Я куплю тебе эскимо

в ожидании нашей встречи.

Ты с утра мне не сваришь гречи,

не коснешься меня рукой.

Я увидел тебя такой:

сумасшедшей, красивой, млечной.

Ты отлична от каждой встречной,

но в толпе я ищу твой взгляд.

На тебе голубой халат