Женщина по средам

– А почему именно через неделю?
– продолжала допытываться Катя, исподлобья глядя на старика.

– Мне так кажется, - уклонялся старик от прямого ответа.
– Время лечит.

– Вчера на остановке видела Вадима Пашутина, - сказала Катя без всякой связи с предыдущими словами.

– И что?

– Задерганный какой-то... Похудел.

– Похудеешь, - кивнул старик.
– Кто угодно похудеет... Тебя заметил?

– Отвернулся.

– Не подошел, значит?

– А зачем ему ко мне подходить?
– удивилась Катя.

– Мало ли... Чтобы извиниться... Чтоб на колени пасть, - жестко произнес старик и напрочь отгородился бровями от настойчивого взгляда внучки.

– На колени?
– удивилась Катя.
– Ты, деда, что-то перепутал. Так в наше время не бывает.

– Только на колени, - повторил старик.
– Только публично, при людях, при толпе... Только это может его спасти, - промолвил старик неосторожно, и тут же спохватился, досадливо брякнул ладонью о стол.

– Да?
– протянула Катя и внимательным долгим взглядом посмотрела на старика.
– Ты как-то странно говоришь... От чего это может его спасти?

– От кары.

– Какой, деда? Чьей кары?

– При чем здесь чьей?
– раздраженно спросил старик.
– Возмездие не бывает чьим-то... Оно всегда... свыше, - с трудом подобрал он нужное слово.
– Кара, возмездие, наказание... Они как невидимое воронье, носятся в воздухе и настигают, настигают, настигают!

– Всех?

– Кого надо.

– А кто решает, кого именно требуется настигнуть, покарать и когда именно?
– Катя явно забавлялась, видя, что старик придает слишком уж большое значение этому пустому, как ей казалось, разговору.

– Бог, - коротко ответил старик и этим как бы поставил точку. Но, помолчав, добавил, - А поручает он это надежным людям... И это... Будешь возвращаться, купи хлеба. Хлеб у нас кончается. Не забудь.

– А ты знаешь, соседка сказала, - Катя тоже не стала продолжать прежний разговор, - что этот... Игорь, ну у которого в коленке что-то стрельнуло...

Выжил все-таки...

– Это еще неизвестно, - проворчал старик.

– Почему?
– Его приятели... вроде посетили в больнице, с врачом разговаривали...

– Ну посетили и ладно, - несколько не в тон произнес старик. Делов-то... Больного посетить...

– А почему ты говоришь, что неизвестно, выживет ли он? Говорят, на поправку пошел...

– Организм выжил, - резко сказал старик.
– А выживет ли Игорь - это неизвестно.

– А, - протянула Катя озадаченно.
– Вон ты как... Тогда конечно... А то я как-то не врубилась, - она встала, поцеловала старика в щеку, махнула рукой уже из прихожей, почти как прежде махнула, и вышла из квартиры.

– Звони!
– успел крикнуть старик.

***

В то же утро полковнику Пашутину принесли и положили на стол копию заключения эксперта, который изучал бесформенные кусочки металла, обнаруженные в ране у Игоря. Пашутин не занимался этим делом официально, и заключение ему принесли из уважения к его должности и опять же по настоятельной просьбе. Вывод эксперта был тверд и однозначен - крошки металла являлись частью небольшого взрывного устройства. И на коже обнаружены следы ожога, и металлические частицы искорежены и обожжены. Это был микровзрыв, - утверждал эксперт.

Внимательно прочитав заключение, Пашутин тут же набрал номер домашнего телефона. Трубку поднял сын.

– Вадим? Приезжай ко мне.

– Прямо немедленно?
– недовольно спросил Вадим.
– Отец, видишь ли в чем дело...

– Через двадцать минут ты войдешь в мой кабинет. Все.
– И полковник положил трубку.

Вадим вошел в кабинет через полчаса.

– Гонор показываешь?
– спросил Пашутин, взглянув на часы.
– Напрасно.

– О чем ты?
– Вадим сделал удивленные глаза.

– Когда тебе говорят, что нужно быть через двадцать минут, это значит, что ты должен быть через двадцать минут. Ясно? Не только здесь, везде. Когда ты входишь через тридцать минут, ни о чем серьезном с тобой говорить уже невозможно. Потому что даже это, небольшое вроде бы, опоздание убедительно подтверждает, что человек ты бракованный. Довериться тебе нельзя. Ни в чем. Ты недееспособный.

– Значит, такого родил.

– Нет, родил я нормального ребенка. Но с годами этот ребенок начал усваивать нечто мне чуждое...

– Я это слышал уже много раз. И не намерен выслушивать это всю оставшуюся жизнь.

– О твоих намерениях мы поговорим в другой раз. А сейчас я говорю не о себе и даже не о тебе. Я говорю о законах человеческих взаимоотношений, которые, слава Богу, еще действуют в нашем мире. Чтобы потом, когда тебя вышибут отовсюду, ты не делал бы удивленные глаза и не говорил, что отец ничему не научил тебя в жизни, и что ты, оказывается, не готов к схваткам, которые тебя ожидают.

– Меня ожидают схватки?

– Да. Только схватки. Ежедневные. И ничего больше тебя в жизни не ожидает по той простой причине, что в жизни больше ничего и нет, кроме схваток.

С женщиной, с начальством, с обстоятельствами, с безденежьем... О твоих схватках с женщинами я немного наслышан. Даже с ними, даже с ними ты не можешь, не решаешься выйти один на один, даже на женщину ты выходишь с целой бандой...

– Не всегда, отец, не всегда, - Вадим обиженно вскинул гниловатый подбородок и отвернулся к окну.

– Ладно, - устало проговорил полковник.
– Надеюсь, ты еще некоторое время поживешь на белом свете и поймешь, что...

– А у тебя есть основания в этом сомневаться?
– Вадим снисходительно посмотрел на отца.

– Да!
– заорал тот во всю мощь своих легких.
– Да, черт тебя подери! У меня есть такие основания! Читай!
– Он сунул ему листки папиросной бумаги, на которых было отпечатано заключение экспертизы.
– Внимательно читай! Может быть, перед тобой немного приоткроется будущее! Твое будущее!

С чуть заметным пренебрежением Вадим взял листки, взглянул на них, пытаясь как-то подчеркнуть свое достоинство, непокорность. И это вот настроение помешало ему вникнуть в суть выводов эксперта, он смотрел на листки искоса, как бы оказывая одолжение отцу. Дойдя до подписей и печатей, вынужден был вернуться к началу, поскольку ровным счетом ничего не понял из прочитанного.