Женщина в черном и другие мистические истории (Самиздатовская сборка)
Шрифт:
Впервые в жизни я не решился выключить свет. Мне казалось, что комната заполнена призраками, что пара дьявольских фантомов, убийца и его жертва, проникли сюда вместе со мной и сейчас соперничают за мою душу. Укрывшись с головой одеялом, благо ночь выдалась холодная, я все же попытался уснуть.
Двенадцать часов! Очередная годовщина рождения Христа. В расположенной неподалеку церквушке послышались медлительные удары колокола, а когда они стихли, до меня донеслись отголоски перезвона других церквей. Но даже сейчас в освещенной комнате мне мерещилось, что кто-то еще присутствует здесь в эту рождественскую ночь.
И вдруг, когда я так лежал и гадал, что же меня пробудило, мне почудился далекий отчаянный крик: «Помоги мне!» В тот же миг одеяло медленно сползло с кровати и скомканной кучей упало на пол.
— Это ты, Полли? —
Три удара по стойке кровати отчетливо прозвучали у меня в ушах, подавая сигнал: «Да!»
— Ты можешь со мной говорить?
— Да, — ответило мне скорее эхо, чем голос, и я, чувствуя, как мурашки бегут по спине, попытался, тем не менее, сохранить присутствие духа.
— Могу я тебя увидеть?
— Нет!
— А почувствовать?
Тут же я ощутил, как легкая холодная ладонь коснулась моего лба и погладила меня по щеке.
— О Господи, что тебе нужно?
— Спаси ту девушку, в чьем теле я была сегодня вечером. Зло следует за нею и убьет ее, если ты не поспешишь.
Я в ужасе вскочил с постели и мигом накинул одежду, смутно ощущая, что Полли помогает мне это сделать. На столе у меня лежал кандийский кинжал, привезенный с Цейлона, я купил его из-за старины и изящной отделки. Покидая комнату, я прихватил его с собой, и невидимая легкая рука вывела меня из дома и повлекла по заснеженным улицам.
Я не знал, где живет медиум, я просто следовал туда, куда направляла меня легкими толчками невидимая рука. Петляя и срезая углы, я почти бежал с опущенной головой сквозь дикую, слепящую пургу, и тяжелые хлопья снега ложились мне на плечи. Наконец я очутился перед домом, в который, как мне подсказывало какое-то шестое чувство, я должен был войти.
По другую сторону улицы я заметил мужчину, который наблюдал за тускло освещенными окнами. Толком разглядеть его я не мог, да и не обратил тогда на него особого внимания. Я просто бросился по ступенькам крыльца в дом, куда вела меня незримая рука.
Как открылась дверь, и открылась ли она вообще, не могу сказать, знаю только, что я вошел, как во сне, сразу же поднялся по лестнице и вдруг очутился в спальне, где царил полумрак.
Это была ее спальня, и она там как раз отбивалась от демона, душившего ее своими когтистыми лапами, которые только и были видны, тогда как все остальное клубилось и расплывалось.
Я охватил взглядом все сразу: ее полуобнаженную фигуру, разбросанную постель, бесформенного демона, сжимавшего ее нежное горло, — и тут же яростно набросился на него с кандийским кинжалом. Я колол эти ужасные лапы и злобный лик, а кровь хлестала из ран, наносимых мною, оставляя повсюду безобразные пятна. Наконец демон прекратил сопротивляться и исчез, как ужасный кошмар. Полузадушенная девушка, освобожденная от свирепой хватки, разбудила весь дом своими криками, а из ее руки выпала странная монета, которую я машинально подобрал.
Чувствуя, что моя работа сделана, я покинул ее и спустился по лестнице так же, как и поднялся, без помех и даже не замеченный другими обитателями дома, которые в ночных одеяниях сбежались к спальне, откуда раздавались крики.
Очутившись снова на улице с монетой в одной руке и кинжалом в другой, я поспешил было прочь, но вспомнил про мужчину, следившего за окнами. Здесь ли он еще? Да, здесь, но уже на земле, поверженный и похожий на бесформенную темную груду на белом снегу.
Я подошел поближе и осмотрел его. Мертв ли он? Да. Я перевернул его и увидел, что глотка у него разрезана от уха до уха. Потом мне бросились в глаза его исполненное злобы, мрачное, мертвенно-бледное, тронутое рябинками лицо и когтистые руки, похожие на звериные лапы. Повсюду на теле у него зияли глубокие раны от моего кандийского кинжала, а мягкий белый снег вокруг был покрыт пятнами крови. И тут куранты пробили час ночи, а откуда-то издалека донеслись голоса певцов, славящих Христа. И тогда я отвернулся и, не разбирая дороги, помчался прочь в непроглядную тьму рождественской ночи.
Монтегю Родс Джеймс
АЛЬБОМ КАНОНИКА АЛЬБЕРИКА
Сен-Бертран-де-Комменж — затерянное селение у отрогов Пиренейских гор неподалеку от Тулузы и совсем рядом с Бенюар-де-Люшон. До Революции здесь располагалось епископство, а местный собор привлекает некоторое число туристов. Весной 1883 года в это Богом
забытое местечко — язык не поворачивается назвать городом место, где не наберется и тысячи жителей — прибыл англичанин. Выходец из Кембриджа, он приехал с намерением осмотреть Церковь Святого Бертрана и оставил в тулузской гостинице двоих не столь увлеченных археологией друзей, взяв с них обещание догнать его следующим утром. Им было бы достаточно получаса в церкви, после чего все трое собирались продолжить путешествие и отбыть в направлении Оша. Но наш англичанин явился ранним утром, задавшись целью исписать блокнот и истратить несколько дюжин фотопластинок, лишь бы описать и запечатлеть каждый уголок чудесной церкви, возвышавшейся на маленьком холме Комменж. Чтобы сполна воплотить задуманное, требовалось на целый день завладеть вниманием дьячка. Грубоватая хозяйка гостиницы «Красная шапочка» послала за дьячком, или ризничим (это слово мне нравится больше, каким бы неточным оно ни было) немедля, и как только тот явился, англичанин понял, что набрел на новый занимательный объект изучения. И интерес вызывала вовсе не внешность крохотного, сухого, убеленного сединами старичка — во Франции десятки и сотни таких смотрителей церквей, — но его скрытность, сверх того — загнанность и подавленность. Старик непрестанно оглядывался, а мышцы его спины и плеч едва не сводило судорогой от постоянного напряжения, точно каждую минуту он ожидал, что окажется в когтях врага. Англичанин гадал, кто перед ним. Несчастный одержимый? Мучимый нечистой совестью? Затюканный муж? Последнее, по здравом размышлении, было вероятнее всего. И все-таки гостя не покидало ощущение, что дело в преследователе куда как более грозном, чем мегера-жена.Вскоре, однако, англичанин (назовем его Деннистаун) был слишком поглощен записями и съемкой, чтобы обращать внимание на ризничего. Старик неизменно крутился поблизости — то стоял, прислонясь спиной к стене, то горбился на одной из роскошных скамей. Некоторое время спустя Деннистаун занервничал. Смутные подозрения, что он не дает старику пообедать, что от него ждут бегства с посохом Святого Бертрана из слоновой кости или, на худой конец, с помещавшимся над входом пыльным чучелом крокодила, не на шутку взволновали его.
— Не пойти ли Вам домой? — промолвил он наконец. — Я здесь вполне справлюсь один, можете запереть меня, если пожелаете. Мне понадобятся еще по меньшей мере два часа, а Вы, верно, продрогли?
— Господь с Вами! — от такого предложения старичок пришел в безотчетный ужас. — Об этом и думать нечего. Оставить месье одного в этой церкви? Нет, нет. Два часа, три часа — мне все едино. Сердечно благодарю Вас, месье, но я позавтракал и совершенно не замерз.
«Что ж, дедушка, — сказал себе Деннистаун, — Вас предупредили, а там — дело Ваше».
Не прошло и двух часов, как скамьи, огромный ветхий орган, образ епископа Иоанна де Мольона, остатки витражей и гобеленов и содержимое сокровищницы были досконально исследованы. Ризничий все еще ходил за Деннистауном по пятам, то и дело подскакивая, как ужаленный, стоило ему услышать какой-нибудь странный звук из тех, что свойственны большим заброшенным зданиям. Прелюбопытные порой выходили звуки.
— Однажды, — рассказывал мне Деннистаун, — могу поклясться, я слышал тонкий металлический смех высоко в колокольне. Я с любопытством взглянул на ризничего. Он побелел, как лунь! «Он там… то есть… там никого нет, дверь на замке,» — вот все, что он сказал, и целую минуту мы не сводили друг с друга глаз.
Еще одно маленькое происшествие порядком озадачило Деннистауна. Помимо прочего он осматривал большое темное полотно за алтарем, одну из нескольких сцен деяний Святого Бертрана. Композиция была едва различима, внизу, однако, имелась подпись на латыни, гласившая:
«Qualiter S. Bertrandus liberavit hominem quem diabolus diu volebat strangulare»
(«Как Святой Бертран вызволил человека, коего Диавол замыслил удушить»)
Деннистаун было повернулся к ризничему с улыбкой и шутливой ремаркой, но застыл, пораженный видом старика — тот пал на колени, уставившись на картину с немой, мучительной мольбой, руки его были крепко сцеплены, слезы градом катились по щекам. Сделав, разумеется, вид, будто ничего не заметил, Деннистаун тем не менее не мог не подивиться, как такая мазня произвела на человека столь глубокое впечатление. Ему, казалось, что он близок к разгадке тайны странного поведения ризничего: старик, очевидно, был одержим, вот только чем?