Женщина в Гражданской войне(Эпизоды борьбы на Северном Кавказе в 1917-1920 гг.)

Раненую, ее вытащили на улицу и бросили у стены дома. Палачи, ругаясь, выстроились перед нею в шапках, лихо заломленных набекрень.

Залп их был труслив и нестроен.

Была весна двадцатого года.

У помещения, где когда-то находился партийный комитет, остановились три бойца. Один из них, матрос, снял с головы бескозырку.

— Здесь, — сурово сказал он, на этом месте они убили нашу Марусю.

Бойцы обнажили головы. Матрос продолжал:

— Жалкие гады! Они думали, что дело, за которое поднялись миллионы, дело, за которое боролась Маруся, можно уничтожить.

Красные войска, сбросив остатки деникинских банд в море, занимали Новороссийск.

Л. Аргутинская КСЕНИЯ ГЕ

Внизу, в подъезде Гранд-отеля, громко хлопнула дверь.

Ксения вздрогнула, вскочила с кресла и долго прислушивалась.

О том, что главные силы уже отошли с невинномысского фронта к астраханским степям, никто в городе не знал, даже Александр Ге — председатель ЧК.

В комнату постучался товарищ:

— Белые под городом. Сейчас выступаем с отрядом. Куда тебя направить?

Уже месяц Александр с трудом вставал с кровати. По ночам его будил удушливый кашель, а несколько дней тому назад из горла хлынула кровь.

Ксения с тревогой вглядывалась в серое, исхудавшее лицо с огромными темными глазами и запекшимися губами, и ее охватила тоска.

Александр подошел к кровати ребенка, наклонился над ним и осторожно пощупал горячий лобик дочери.

— Все то же, тихо сказал он. — Тебе придется остаться с ней. Не выдержит иначе ребенок. Да и ты сама после родов не сможешь идти. Иного выхода нет. Я убежден, что мы отобьем белых.

Она прижалась лбом к его груди и услыхала сквозь одежду, как громко бьется его сердце. С трудом старалась подавить охватившее ее отчаянье.

На фронт уходили все товарищи, уходил Александр, а она оставалась одна с больным ребенком.

За окном завыл ураган, со всего размаха так ударил ставней, что зазвенели стекла. Затем стих.

Где-то далеко загудел снаряд.

В кровати заерзал ребенок. Она встревоженно подбежала к нему. Виточка лежала, закинув за голову сжатые кулачки и подняв кверху полные ножки.

Ксения осторожно прикоснулась губами к налитым розовым подушечкам ступни. Они были влажны, и от них шел еле уловимый запах детского тельца.

С радостью прислушивалась к ровному дыханию ребенка, осторожно прикрыла и долго смотрела на темные прядки волос, на маленький с горбинкой нос, как у отца.

Потом потихоньку прошла к печке, подложила дров и уселась в кресло.

Стало как-то необычайно легко. Виточке лучше, ребенок спасен. Сразу появилась уверенность в том, что теперь все будет хорошо, наши отгонят белых и Александр вернется домой.

Незаметно для себя она уснула впервые за три бессонных ночи.

А во сне ей казалось, что белые ворвались в комнату: кто-то схватил за плечи, пригибал к полу, давил тяжестью. Отбиваясь, она громко закричала и открыла глаза.

Перед ней наклонилось встревоженное женское лицо. Кто это? Ах да, Варя-уборщица. Единственный близкий человек, который остался с ней. Долго не могла понять, что ей нужно.

— Ксения Михайловна, — торопливо говорила девушка. Тут один боец принес письмо от товарища Ге. Просит ответ.

Ксения вскочила. Значит, Александр жив? С трудом разбирала расплывшиеся буквы на сером клочке бумаги:

«Пока что держимся. Но тяжело. Я у пулемета. Нет лент. Замерзаем. Эти три дня, как тридцать лет. У меня тоже, кажется, тиф. Отходим. Но держимся. Отступай с Виточкой, пока не поздно. Целую. Александр».

До боли потянуло туда, в окопы, к товарищам. Она больше не боялась за ребенка. Ведь его можно оставить на Варю. Твердо решила, что на рассвете проберется к своим.

— Варя, — обернулась она к девушке, — ты останешься с Виточкой.

— Да разве ребенка можно брать с собой в такую пургу? За Виточку не бойтесь. Как свою дочку, беречь буду.

Не задумываясь, торопливо писала:

«Держись. Сдам Витю, сама с винтовкой к тебе, милый мой, победим или умрем вместе. Твоя Ксения».

Далеко в коридоре затихали варины шаги.

Ксения торопливо разливала молоко в маленькие бутылочки. Куда девалась соска? Перед уходом надо накормить ребенка.

Потом начала складывать необходимые вещи. Белье себе, Александру, кое-какие продукты.

Неожиданно в парке затрещал пулемет. Ксения схватила револьвер, подбежала к окну и напряженно вглядывалась в серый рассвет.

Разгоралась беглая ружейная перестрелка.

Ксения распахнула дверь и выскочила на занесенный снегом балкон.

По узкой улице бежала кучка людей, по временам останавливалась и стреляла в сторону наступавших офицеров. Один из них выскочил вперед и, присев, стал целиться в отставшего раненого бойца.

Тогда, не помня ничего и только чувствуя огромную злобу, Ксения выстрелила несколько раз. Офицер мягко опустился и приник к земле.

Где-то над головой Ксении тупо о стенку застучали пули.

В этот момент она услыхала испуганный крик ребенка. Захлопнула дверь, подбежала к дочери и, вынув из кроватки, крепко прижала к себе.

Стоя неподвижно у стены и прислушиваясь к стрельбе, Ксения поняла, что все пропало и белые заняли город.

Она слышала, как бегали в коридоре, кто-то стучал прикладами, кого-то проводили, ругаясь и крича.

Но она не знала, что утром в соседний номер офицеры притащили еле живого Александра Ге, которого белые взяли за городом лежащего без сознания около пулемета.

В холодную, непривычно вьюжную зиму девятнадцатого года под натиском белогвардейских войск 11-я Красная армия отступала к астраханским степям, теряя по дороге тысячи больных, раненых, бросая обозы, снаряжение и лошадей, замерзая в голодных, безводных пространствах каспийских степей.

Деникинцы прорвались на Святой крест, затрудняя отступление на север и на юг. Боясь быть отрезанными, красные войска стали спешно отступать от Невинномысской к Владикавказу и Моздоку, пробираясь с боями и теряя по дороге бойцов.