Женщина в море

Он так радуется своей удаче, что у меня возникает подозрение: не сидел ли он у меня на хвосте с самого утра? А в санатории оказался первым, отработав двухсотметровку по обходной аллее?

– Не против, если поговорим?

– Отчего же, - отвечаю.
– Всегда приятно поговорить с интересным человеком.

Он смеется, потому что плевать хотел на двусмысленные остроты. Мы проходим в уголок вестибюля и разваливаемся в креслах друг против друга.

– Ну, как отдыхается?

– Нормально. Да, кстати, - спрашиваю вдруг, - не скажете мне, вы ведь местный или по крайней мере все здесь знаете, вот этот санаторий чем-нибудь принципиально отличается от всех остальных?

Он пожимает плечами.

– Он самый старый, менее комфортабельный, ну и соответственно дешевый. А что?

"Я так и знала!" - сказала Людмила, когда я ответил на ее вопрос. И засмеялась. Почему она это знала? И почему смеялась? Над этим теперь нужно думать. Обязательно думать. Тревожно что-то. И совсем не хочется разговаривать...

– Утопленница наша чувствует себя хорошо. Это, наверное, вам интересно. Вы, так сказать, ее крестный!

Опять улыбается. Очаровательны эти служебные улыбки наших доблестных сотрудников доблестных органов.

– Если не ошибаюсь, - отвечаю, - в вашем мире крестными зовутся те, кто сажает.

– Ну, это в нашем!

– Как у нее настроение?

– Как у подследственной. Понемногу говорит, ну, то есть дает показания. Она уже не в больнице, вы понимаете.

– Понимаю.

Он меняет позу с вольготной на деловую. На лице предельная доверительность.

– Кругами ходить не буду. Хоть вы и были в роли спасающего, а все равно мы должны были вами, так сказать, поинтересоваться. Знаете, всякое бывает в такой ситуации. Скажу вам по секрету, - он подмигивает мне, - что кое-кто у нас там отпал, когда читал справочку на вас. Интересно бы просто так поговорить... Впервые встречаю человека с такой биографией. Вы ведь, так сказать, не по нашему ведомству проходили...

Не помогаю ему ни репликами, ни взглядом, но, похоже, затруднений он не испытывает.

– Вы встречались с дочкой Веры Антоновны.

Он разводит руками, что означает - служба, мол!

– Прямо скажу, не очень рассчитываю на вашу помощь, я ведь тоже читал ту справочку, нет у вас оснований нам симпатизировать, хотя мы и не то ведомство, а все-таки попросить вас о помощи попытаюсь. Терять-то нечего.

– Терять нечего, - соглашаюсь.
– Насчет помощи не обещаю, а вот если бы вы рассказали мне что-нибудь об этом семействе без обязательств с моей стороны, был бы признателен.

Он почему-то обрадован моей просьбой и, словно совершив первую запланированную победу, откидывается в кресле.

– Это можно, семейка, скажем прямо, гнилая. Мамаша - хищница союзного масштаба. Ниточки в Москву и дальше. Красивая баба - и это не самое последнее ее оружие. Шлюхой не назовешь, но постелькой пользовалась, когда дела стопорились. Дочка вся в мамашу...

Что-то в моем взгляде, наверное, мелькнуло такое, что он запнулся.

– Ну, не в полном смысле, конечно... Но все равно, в моральном смысле у них сплошной плюрализм, так сказать. Аполлончик ихний, вы с ним познакомились, умудряется спать с обеими, типичный этот, опять слово забыл, хорошее слово, точное, но всякий раз, когда надо, забываю... Ну, который за счет бабы живет... Альфред, Адольф, Аскольд...

– Альфонс, - подсказываю.

– Ну да. Конкретно у нас за ним ничего не числится. А жаль.

– Что жаль?
– спрашиваю не очень дружелюбно.

– Сейчас, когда мамаша, так сказать, накрылась, он с дочкой спелся, а вдвоем они много нам хлопот доставить могут.

– А ошибку в своих рассуждениях не допускаете?

– Да какие там ошибки!

Он вдруг нахмурился, стал серьезен, даже зол.

– Камешки где-то осели. Без дочки там не обошлось. Мамаша говорить-то говорит, но заначку не сдает. И вообще мы малость поторопились, ниточки, как в туман, уходят. Один конец есть, другого нет.

Веселость и дружелюбие как маску снял.

– То, что вы были властью недовольны, это ваше дело. Но ворами вам восхищаться тоже вроде бы не с руки. Так или нет?

– Разве я высказывался на эту тему? И уточните, пожалуйста, в каком качестве вы хотели бы меня использовать?

Он морщится.

– Использовать! Ну, зачем такие слова! Слово - хитрая штука. Произнесено правильно, а понять разно можно. Тут ведь все зависит от вашего отношения.

– К чему? Или к кому?

– Например, к доносительству. Ага! Вот видите! Аж перекосило. Вот как слово звучит. А у нас, к примеру, есть сведения, что дочка с этим пижоном чего-то готовят и ведут себя при этом вполне профессионально.

Тут, конечно, я не смог сдержать улыбки. А сыщик всерьез озаботился. Не понравилась ему моя улыбка, так же, как мне его осведомленность.

– На всякий случай...

Голос его звучит угрюмо и уже без особого доброжелательства:

– ...хоть вы и не новичок в делах, напомню вам о том, что в уголовном кодексе предусмотрена ответственность за недоносительство, то есть, иными словами, за сокрытие преступления или умысла на него. Не в порядке угрозы говорю. Честное слово! Не знаете вы этих людей. Вы же в политических лагерях сидели, с уголовной публикой опыта общения нет. Смотрите, можете влипнуть в историю и не отмажетесь.

Что-то мне нужно ему сказать. Дальнейшее молчание только поощрит его подозрения.

– Если предположить, что я оказался в ситуации, о которой вы меня предупреждаете, то нетрудно вычислить линию моего поведения. Ничтожна вероятность, чтобы я обратился к вам. Скорее всего я постарался бы предотвратить преступление, когда убедился бы в неминуемости его совершения.

Теперь он смотрит на меня, как я бы мог смотреть на него с учетом разницы наших возрастов.

– Ну, да! Это самое худшее, что вы можете сделать! Знаете, что я вам посоветую, коли вы такой пряменький? Прекратите это знакомство. Я ведь не могу сказать вам всего, что знаю.

– Я непременно приму к сведению ваш совет.

У него уже каменное лицо. Сейчас мы расстанемся. Но меня вдруг одолевает любопытство.

– А не позволите ли вы мне спросить вас кое о чем, к делу не относящемся?

Он вяло пожимает плечами.

– Ну, пожалуйста.

– Вот я на днях прошелся по местным торговым точкам и нигде не видел, ну, положим, такого вот костюма, что на вас. Если бы я захотел выглядеть столь же изящно, что вы могли бы мне посоветовать?

До него явно не доходит смысл моего вопроса, и он опрометчиво спешит с ответом.

– Случайная удачи. Брал с рук.

– У спекулянта?
– втыкаю тут же.

Наконец, усек, но замешкался лишь на мгновение.

– Ну, почему обязательно у спекулянта?

– Так что же мы делаем? "Мы" употребляю специально, чтобы смягчить каверзу.
– В пылу служебного рвения рубим сук, на котором сидим? Или надеемся, что на нашу долю спекулянтов останется? Ведь туфли, как я могу догадаться, просто великолепные туфли, - они тоже с рук?

Молодец! По улыбке его вижу, что он не из тех, кого можно подсечь формальной логикой.