Женщина

Какую встречу готовят ей в Токио родственники и знакомые, она представляла, но это ее не пугало; однако сейчас, после разговора с Кото, она поняла, что дело обстоит гораздо серьезнее, чем она предполагала. Когда Йоко вышла из телефонной будки, с ней поздоровалась, выглянув из-за своей конторки, хозяйка гостиницы. Йоко видела ее впервые и была недовольна, что хозяйка не пришла к ней в номер узнать, как Йоко устроилась, а теперь заводит с ней фамильярный разговор. В общем, Йоко вернулась в номер в дурном настроении.

Дел у нее никаких не было. Оставалось только ожидать возвращения Курати, нетерпеливо поглядывая в окно. Со стороны форта Синагава донесся пушечный салют, отдавшись слабым эхом в душе Йоко. Дети на улице то и дело щелкали китайскими хлопушками (они тогда как раз входили в моду). Горничные решили воспользоваться хорошей погодой и открыли настежь все номера. Перебрасываясь легкомысленными шутками, они нарочито шумно орудовали щетками и вениками. Потом принялись мыть веранду. Убирать в номере Йоко, которая, как видно, одна только и оставалась сейчас в гостинице, они как будто и не собирались. Йоко восприняла это как грубый намек на то, что ей следует уйти.

– Наверно, есть номера, где уборка уже закончена. Поместите меня туда на некоторое время. А в моей комнате тоже, пожалуйста, уберите. Мыть веранду, не убрав в номере, не годится, – довольно резко сказала она горничной. Горничная, уже не та, что приходила утром, судя по всему, уроженка Йокогамы, видавшая виды женщина средних лет, с недовольной миной проводила Йоко по устланному циновками коридору в соседний номер.

В этом номере до сегодняшнего утра, наверно, кто-то жил, и, хотя здесь сделали уборку, в углу все еще стояло хибати, [37] ящик для угля, были навалены газеты. Сквозь распахнутые сёдзи в комнату лились теплые лучи солнца. Расположившись на циновке, Йоко, жмурясь от яркого света, внимательно прислушивалась к тому, что делала в ее комнате горничная. Куда бы Йоко ни приезжала, она сразу же, как дома, раскладывала все свои вещи, даже самых ценных никогда не прятала. Она любила покрасоваться и в то же время подчеркнуть свое полное равнодушие к вещам. Но при этом она зорко следила, как бы служанки не соблазнились чем-нибудь. Увидев в углу газеты, Йоко вспомнила, что после возвращения в Японию не прочла еще ни одной печатной строчки, и взяла лежавшую сверху газету. От нее пахло скипидаром, – видно, номер был получен совсем недавно. На первой странице под жирным заголовком «Да здравствует наш император!» был помещен портрет императора. В статье на первой полосе выдвигались различные требования к кабинету Кацура, который в июне этого года сменил кабинет Ито. В сообщениях из-за рубежа подробно излагалась речь графа Чирикова, посвященная русско-японским экономическим отношениям в Китае. На второй странице печаталось продолжение статьи профессора литературы Томигути «Так называемое пробуждение женщины в Японии». Там упоминались имена социалиста Фукуда, а также госпожи Акико Отори, [38] известной поэтессы. Но теперь все это казалось Йоко необычайно далеким. На третьей странице ей бросилось в глаза набранное крупным шрифтом знакомое имя – Кибэ Кокё. Она машинально стала читать и, едва прочитав две фразы, похолодела.

37

Хибати – жаровня в виде круглого или четырехугольного ящика из фаянса или бронзы с горячими углями. Самый распространенный в Японии вид отопления.

38

Акико Отори (Йосано) – выдающаяся японская поэтесса (1878–1942). Вместе со своим мужем Тэкканом Йосано входила в литературную группу «Утренняя звезда», печатала свои стихи в журнале того же названия. Сборник стихов «Спутанные волосы», в котором поэтесса смело утверждает любовь и чувственное наслаждение, явился крупным событием в литературной и общественной жизни того времени.

«НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПАРОХОДЕ ОДНОЙ КРУПНОЙ ПАРОХОДНОЙ КОМПАНИИ

Скандальный роман ревизора и пассажирки.

Пассажирка – бывшая жена Кибэ Кокё», – кричал заголовок. Йоко быстро пробежала глазами статью, в которой говорилось следующее:

«Странное происшествие случилось на пароходе, принадлежащем самой крупной в нашей стране пароходной компании. Ревизор этого парохода, находясь при исполнении служебных обязанностей во время недавнего рейса в Америку, уговорил некую пассажирку первого класса не высаживаться в Америке и тайно вернулся вместе с ней в Японию. Эта испорченная женщина в свое время вышла замуж за Кибэ Кокё, но вскоре сбежала от него. Сейчас у этой женщины есть жених, с которым она обручена и который еще раньше уехал в Америку. Такой заслуживающий осуждения поступок ревизора, несущего самую серьезную ответственность за пассажиров, бесчестит не только его самого, но и подрывает репутацию фирмы. Наша газета располагает всеми подробностями этого дела, но пока воздерживается от их опубликования, чтобы дать возможность этим людям раскаяться. Если же по истечении установленного срока они не изменят своего поведения, наша газета опубликует все подробности, заклеймит этих людей, опустившихся до уровня животных, и потребует ответа от пароходной компании. Газета просит читателей внимательно следить за нашими сообщениями».

Йоко читала, нервно кусая губы. Она снова посмотрела на первую страницу, чтобы выяснить название газеты, на которое вначале не обратила внимания. Это оказалась «Хосэй-симпо». Йоко побелела от гнева и никак не могла унять дрожь во всем теле. «Хосэй-симпо» принадлежала доктору Тагава. Появление такой заметки в его газете было для Йоко неожиданным и в то же время закономерным. Госпожа Тагава оказалась низкой, злобной женщиной. Информация, несомненно, исходила от нее. Газета поспешила опубликовать заметку, чтобы опередить другие газеты и разжечь любопытство читателей. Теперь она ждет новых сообщений от госпожи Тагава. Будь это другая газета, Йоко решилась бы на все, чтобы избавить от неприятностей Курати и не допустить появления следующей заметки. Но раз это дело рук госпожи Тагава, сделать все равно ничего не удастся. Остается одно – вступить в переговоры с пароходной компанией… До чего отвратительная эта госпожа Тагава… Йоко вновь живо вспомнила все ее оскорбления на пароходе.

– В номере убрано, – доложила горничная, выглянув из-за фусума, и, не дожидаясь ответа, спустилась вниз. Йоко отнеслась к такому непочтительному отношению горничной равнодушно и с газетой в руках вернулась в свою комнату. Уборка была сделана кое-как, даже щетка осталась под настенной полкой. Йоко сама с присущей ей энергией навела порядок в номере, затем, взяв сумочку и зонтик, вышла из гостиницы.

На улице она заметила горничных, которые, закончив работу пораньше, направлялись, видимо, к храму Нокэяма на праздничное гуляние. Теперь Йоко поняла, почему они так спешили с уборкой. Она проводила их взглядом, и ей почему-то стало грустно.

Йоко казалось, что газетная вырезка, спрятанная за оби, жжет грудь, и она на ходу переложила ее в сумочку. Идти ей, собственно, было некуда, и она, понурившись, спускалась по Момидзидзака, постукивая зонтиком по оттаивающей земле. Йоко не заметила, как оказалась на какой-то грязной, узкой улочке. Случай привел ее к той самой «Сагамия», где однажды она была с Кото. Здесь по-прежнему висел закопченный фонарь со старинными иероглифами. Опасаясь, как бы ее не узнали, Йоко поспешила пройти мимо.

Совсем рядом оказалась вокзальная площадь. Ярко светило полуденное осеннее солнце. По мостам, переброшенным через канал, группами сновали оживленные прохожие. Йоко мерещилось, что все с любопытством ее разглядывают. В другое время она не смутилась бы, обратись на нее одновременно тысяча глаз. Но она только что прочитала эту проклятую заметку, а кроме того, на ней было уродливое кимоно. Быть может, все дело именно в кимоно, и Йоко пожалела, что вышла из гостиницы.

Вот и пристань. В небольшой кирпичной таможне занимались своим делом молодые чиновники, в тужурках с двумя рядами золотых пуговиц, во флотских фуражках. Они уставились на Йоко, как на старую знакомую, будто запомнили ее во время вчерашней высадки. Уж не догадываются ли они, что это о ней напечатано в газете? Йоко поймала себя на мысли, что становится мнительной. Надо было уйти, но Йоко не могла. Она надеялась, что в обеденный час на пристани, степенно неся свое большое тело, покажется Курати.

Йоко побрела по набережной к «Гранд-отелю». Пусть только Курати сойдет на берег, он непременно заметит ее, либо она почувствует всем своим существом его появление, и Йоко шла не оглядываясь. Пристань постепенно оставалась позади. У железных цепей, связывающих кнехты вдоль набережной, под надзором гувернанток играли дети европейцев. Их охраняли большие, чуть не с теленка величиной, собаки. Увидев Йоко, дети приветливо улыбались. Малыши всегда напоминали ей о Садако – сердце ее болезненно сжималось, на глаза навертывались слезы. Сейчас Йоко с особой печалью смотрела на детей и, словно стремясь убежать от них, повернула назад, к таможне. Здесь по-прежнему было много людей, но ревизора среди них Йоко не видела, а подойти к «Эдзима-мару» у нее не хватало смелости. Как-то неприятно было бродить под пристальными взглядами таможенников, и Йоко, миновав главные ворота таможни, уныло двинулась к префектуральному управлению.

23

В этот день Йоко долго еще бродила по вишневым аллеям в ожидании Курати. Наконец он появился, торопливо шагая вверх по Момидзидзака, весь запыленный и потный. Стоял ноябрь, к вечеру заметно похолодало, подул ветер. Смешавшись с толпой людей, видимо утомленных суматохой праздничного дня, Курати шел, глядя прямо перед собой, выражение лица у него было недовольное. Стоило Йоко увидеть его, как силы тотчас вернулись к ней, сразу появилось игривое настроение. Спрятавшись за вишню, она пропустила Курати вперед, потом догнала его и тихонько пошла рядом. Курати изумленно заглянул в большие глаза Йоко, в которых от холода застыли слезинки, словно хотел спросить: «Откуда ты взялась?» Он и сам не думал, что таким бесконечно долгим покажется день без Йоко, после того как они несколько недель ни на минуту не расставались друг с другом, и теперь явно был рад этой неожиданной встрече. Поглядев на счастливого Курати, Йоко сразу забыла все горести. Ей хотелось схватить его черную от грязи руку и ласково прижаться к ней горячими губами. Но разве можно себе позволить такое на улице, где подойти поближе и то страшно. Она огорчилась и, чтобы показать ему свое недовольство, капризно сказала:

– Я больше не вернусь в гостиницу. Там ко мне плохо относятся. Иди один, если хочешь.

– Что случилось? – Курати остановился и удивленно посмотрел на Йоко. – В таком виде (он широко развел выпачканными руками и нахмурился) я не могу тебя сопровождать.

– Вот и иди в гостиницу.

Медленно шагая рядом с Курати, Йоко, чуть-чуть сгущая краски, стала жаловаться на хозяйку, на распущенных горничных и заявила, что хочет поскорее переехать в «Сокакукан». Курати слушал ее, глядя в сторону, точно обдумывая что-то, и, когда они подошли совсем близко к гостинице, вдруг остановился.