Женщины Гоголя и его искушения
Шрифт:
Да, юному поэту было горько, но, проветрившись на балтийских ветрах, он наконец находит в себе силу, чтобы, повзрослев оставить в прошлом период бурь и страстей. Гоголь теперь многое готов отдать, только бы не ввергнуться снова в те состояния, что толкнули его к импульсивному поступку. Не исключено, что юный Николай Васильевич рассудил себя даже строже, чем следовало, и зарёкся от иных увлечений даже более рьяно, чем стоило, а может, и нет – кто знает? Однако с середины осени 1829 г. жизнь Гоголя меняется резко, меняется качественно, Гоголь берётся за ум, всерьёз берётся, закусив удила.
Как вы наверняка помните из предыдущей главы, первая попытка Николая Васильевича поступить на службу не увенчалась успехом, поскольку надежда на протекцию Кутузова подвела, и вот теперь, перед тем как совершить следующую попытку устроиться в какой-нибудь департамент или комитет, Гоголь решает попытать судьбу на театральном поприще.
Однако судьба снова
Трудно сказать, насколько тяжело Гоголь пережил очередную неудачу, однако уделять время оплакиванию очередной несбывшейся мечты Николай Васильевич не стал, он продолжил активно действовать.
Известно письмо Гоголя от 27 октября 1829 г., адресованное матери, в котором он сообщает, что надеется в скором времени определиться на службу. И вот уже в конце октября, быть может, в этот же самый день, наш юный поэт, решившись действовать смело, подаёт прошение об определении на службу на имя министра внутренних дел [80].
Судьба, посылавшая Гоголю положенную сумму тяжких испытаний провальными неудачами, решает теперь, как видно, перейти к новым видам испытательных проверок, которые окажутся, быть может, уже менее тяжкими и более способствующими гоголевскому продвижению к настоящей цели. Так или иначе, но 15 ноября 1829 г. на прошении Гоголя появляется резолюция о зачислении его на испытание в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий [81].
С этого времени жизнь Гоголя входит в берега, хотя на новой службе поэта ждёт предсказуемое и досадное испытание – скука и бессмысленность бумажной волокиты. Однако здесь он пробудет только до 25 февраля следующего года, отдышавшись немного от предыдущей бури и окончательно отыскав в себе твёрдость для достижения намеченных рубежей.
Верный избранной тактике, Гоголь продолжал испытывать себя и на других поприщах. В том же самом письме к матери, в котором рассказывал о государственной службе, он сообщал, что регулярно бывает и в императорской Академии художеств. Приходит сюда три раза в неделю к пяти вечера и занимается часа два.
Гоголь сходится здесь со многими художниками, добивается их расположения. «По знакомству своему с художниками, и со многими даже знаменитыми, я имею возможность пользоваться средствами и выгодами, для многих недоступными. Не говоря уже об их таланте, я не могу не восхищаться их характером и обращением; что это за люди!» Гоголя восхищает в них то, что так редко встретишь у своего брата чиновника: «…об чинах и в помине нет, хотя некоторые из них статские и даже действительные советники». В том же 1830 г. в Академии художеств открывалась выставка произведений за три прошедших года. Гоголь не преминул побывать на выставке. «Это для жителей столицы другое гулянье, – сообщал он матери, – около тридцати огромных зал наполнены были каждый день». Особенность академической выставки 1830 г. в том, что «это был своеобразный триумф школы Венецианова» [82]. Здесь было выставлено пять работ самого мастера и 32 работы его учеников. Среди произведений последних – «Удящие рыбу из беседки» В.М. Аврорина, «Внутренность крестьянского двора» Беллера, «Беседка в Приютине» Васильева, «Внутренность крестьянского двора» девицы Раевской и т. д. [83].
А.Г. Венецианов. Автопортрет
Сверх творческих схождений у Гоголя и Венецианова были и сближающие их биографические обстоятельства. Алексей Гаврилович Венецианов (1780–1847) происходил из нежинских греков, из той самой шумной колонии, которую с любопытством, иронией и теплотой наблюдал Гоголь в бытность учеником Гимназии высших наук и в которой у него были приятели вроде Константина Базили. Переехав в Петербург, Венецианов учился у B.Л. Боровиковского, вместе с племянником которого Николай занимался у полтавского преподавателя Гаврилы Сорочинского. Художник был вхож в дом своего земляка – владельца Диканьки В.П. Кочубея и нарисовал его портрет в интерьере петербургского дома. Гоголь примерно в это же время – скорее всего, после выхода первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» – тоже появится в апартаментах этого
дома [84].Гоголь мало-помалу входит в круг творческой братии Северной столицы, теперь главная цель молодого Гоголя состоит в поиске путей вхождения в несколько более закрытый круг, именно тот, что окружал сияющего в ту пору Пушкина. Но для этого Гоголю необходимо хоть как-то заявить о себе, проявить свой литературный облик. И пускай предыдущая попытка не принесла успеха, но юный поэт теперь твёрд, по-настоящему твёрд!
Одним из первых серьёзных литераторов, с кем познакомился наш милый провинциал, был, по-видимому, О.М. Сомов – критик, прозаик, журналист. Гоголь не мог не помнить, что Сомов был единственным, кто благосклонно отозвался о «Ганце Кюхельгартене». В «Обозрении российской словесности за первую половину 1829 года», опубликованном в альманахе «Северные цветы» за 1830 г., критик писал: «В сочинителе виден талант, обещающий в нём будущего поэта. Если он станет прилежнее обдумывать свои произведения и не станет спешить изданием их в свет тогда, когда они еще должны покоиться и укрепляться в силах под младенческою пеленою, то, конечно, надежды доброжелательной критики не будут обмануты». За такие слова Сомов получил выговор от рецензента «Московского телеграфа», где в свое время «Ганц Кюхельгартен» был изничтожен: мол, заступничество за поэму свидетельствует об отсталости вкуса [85]. Но для Гоголя это была капля бальзама на рану. И поощрение к более обдуманному и неспешному литературному труду.
В письме к матери Гоголь сообщает: «Теперь я собираю материалы и обдумываю свой обширный труд». На самом же деле обдумывался не один «обширный труд», а несколько: исторический роман, «малороссийская повесть», не говоря уже о работе над произведениями, составившими впоследствии «Вечера на хуторе близ Диканьки». Хотя Гоголь и предупреждал, что его труды готовятся не для журнала и «появятся не прежде, как по истечении довольно продолжительного времени», но все же в 1830 г. он решил опубликовать отрывки из этих трудов. Сделал он это, по-видимому, с помощью Сомова [86].
Гоголь всё более и более взрослеет как в личностном плане, так и в творческом, и вот, давно уже собиравший материалы малороссийского быта (в чём ему помогала мать), он создаёт наконец такие произведения, которые лишены юношеского пафоса и метаний. Настаёт момент, когда из-под пера юного Гоголя выходят вещи, которые с тех пор и доселе способны удивлять, радовать и дарить новизну.
Чуть больше месяца (с 25 февраля по 27 марта) Гоголь, оставивший службу в Департаменте публичных зданий, работает только над повестями, над новыми, следующими повестями. Но в конце марта он понимает, что пока не пришло то время, когда можно существовать лишь литературными заработками, и, собравшись с духом, скрепя сердце и не предаваясь гордыне, он снова идёт по статской колее, решается искать нового места, которое в этот раз отыскивает довольно быстро.
Новое трудоустройство поэта нельзя назвать завидным. Гоголь получает место писца в Департаменте уделов. Что поделаешь, ставший рассудительным Гоголь соглашается и на это, ведь он теперь иной, это упорный, знающий цель, взрослеющий хотя и всё ещё очень молодой человек.
И вот в «Отечественных записках» 1830 г., была помещена, без имени автора, повесть Гоголя под заглавием: «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви». Неизвестно, какой гонорар получил Гоголь за эту повесть… Издатель «Отечественных записок» Свиньин во многих местах повести исправил по-своему слог. Гоголь прекратил вследствие этого своё участие в «Отечественных записках» [87].
Однако Гоголь понял, что теперь направление было выбрано верно, и продолжил пробивать путь вслед за этим перевалом. В течение следующих месяцев он продолжал служить в должности, не дававшей престижа и больших доходов, однако на исходе лета кое-что изменяется в жизни нашего поэта, изменяется к лучшему. На службе его заметили наконец, он был назначен помощником столоначальника с жалованьем 750 рублей в год [88].
Но не это становится самым главным событием тех дней, что изменяют наконец жизнь Николая Васильевича по-настоящему. Куда важнее то, что Гоголь приобретает-таки возможность войти в столь желанный круг литераторов, знакомится с людьми, способными помочь в главном деле жизни. Летом 1830 г. Гоголь приобретает дружбу А.А. Дельвига, которая становится поистине бесценной для молодого Николая Васильевича. В «Литературной газете» и в альманахе «Северные цветы», принадлежавшим Дельвигу, начинают выходить гоголевские произведения, причём одно за другим. Дельвиг даёт Гоголю хорошую возможность практиковаться в самых разных жанрах. Наш юный поэт, окончательно отойдя от стихосложения, становится журналистом, беллетристом и прозаиком, пишет теперь всё более серьёзные вещи, причём не только в сфере художественной литературы. Здесь он печатает и публицистику, и свои исторические опыты.