Женщины Гоголя и его искушения

В декабре 1830 г. в «Северных цветах» была напечатана глава из «исторического романа» Гоголя (хотя и не подписанная пока его настоящим именем, а лишь вымышленными инициалами). В январе 1831 г. вышел первый номер «Литературной газеты», где напечатана глава из малороссийской повести Гоголя «Учитель» (подписано П. Глечик), здесь же была опубликована статья «Несколько мыслей о преподавании детям географии» (подписано Г. Янов).

До поры Гоголь по-прежнему скрывается под псевдонимами. Первым произведением, которое подписано настоящим именем, оказалась статья «Женщина». Да-да, та самая, что была создана Гоголем на гребне бурной волны, которая овладела им в первый период жизни в Петербурге, а затем отправила в европейский вояж. Этой статьёй будет заполнен четвёртый номер «Литературной газеты», который выйдет 16 января 1831 г. Как видно, чувства, что владели юным Гоголем в те бурные недели, всё же оставались дороги нашему поэту.

А.А. Дельвиг. Литография XIX в.

Летом 1830 г. происходит знакомство Гоголя с Жуковским.

Для того чтобы свести желанное знакомство с Василием Андреевичем, Николай Васильевич достал откуда-то рекомендательное письмо. Вероятнее всего, оно было написано всё тем же Дельвигом, разгадавшим истинный масштаб таланта Гоголя и сумевшим оказать ему настоящую помощь.

Жуковский не хуже Дельвига сумел распознать истинный талант в Гоголе и принялся помогать ему, причём не только и на пути становления Гоголя в роли литературного корифея, но и в развитии его педагогических опытов. В ту пору Жуковский был воспитанником наследника престола (то есть будущего императора Александра II), Гоголь же мечтал воплотить новые принципы и новые методы педагогики, для чего пытался составлять особые дидактические таблицы для обучения детей. Эти таблицы он принялся совершенствовать теперь с удвоенной энергией и вместе с Жуковским разрабатывал план для преподавания наук наследнику и двум его соученикам (о них ещё пойдёт речь в одной из нижеследующих глав).

Жуковский был благородным человеком, редким примером высокой и тонкой души. Гоголь на всю жизнь сохранил дружбу с ним. Спустя почти 18 лет, в январе 1848 г., Гоголь, вспоминая утро своей жизни, напишет такие строки в письме Жуковскому: «Едва вступивший в свет юноша, я пришёл в первый раз к тебе, уже совершившему полдороги на этом поприще. Это было в Шепелевском дворце. Комнаты этой уже нет. Но я её вижу, как теперь, всю, до малейшей мебели и вещицы. Ты подал мне руку и так исполнился желанием помочь будущему сподвижнику!.. Что нас свело, неравных годами? Искусство. Мы почувствовали родство, сильнейшее обыкновенного родства. Отчего? Оттого, что чувствовали оба святыню искусства» [89].

В.А. Жуковский. Художник К.П. Брюллов

Жуковский сумел понять Гоголя, как никто другой, не укрылось от Василия Андреевича плачевое положение гоголевских финансов и незавидный статус на службе. Жуковский решил похлопотать о Гоголе и обратился к П.А. Плетнёву, который был тогда инспектором Патриотического института и исходатайствовал у императрицы для Гоголя в этом заведении место старшего учителя истории [90].

Удача! Да, настоящая удача наконец улыбнулась Гоголю! Наш юный поэт даже начал слегка важничать. Вот отрывок из его письма матери в Васильевку от 16 апреля 1831 г.: «Я душевно был рад оставить ничтожную мою службу, ничтожную, я полагаю, для меня, потому что иной, бог знает, за какое благополучие почёл бы занять оставленное мною место. Но путь у меня другой, дорога прямее, и в душе более силы идти твердым шагом. Я мог бы остаться теперь без места, если бы не показал уже несколько себя. Государыня приказала читать мне в находящемся в её ведении институте благородных девиц. Впрочем, вы не думайте, чтобы это много значило. Вся выгода в том, что я теперь немного больше известен, что лекции мои мало-помалу заставляют говорить обо мне, и главное, что имею гораздо более свободного времени: вместо мучительного сидения по целым утрам, вместо сорока двух часов в неделю, я занимаюсь теперь шесть, между тем жалованье даже немного более; вместо глупой, бестолковой работы, которой ничтожность я всегда ненавидел, занятия мои теперь составляют неизъяснимые для души удовольствия» [91].

Прежние должности, в которых протекало скучное существование Гоголя (в окружении «канцелярских крыс», мечтающих о новой шинели), не сумели увлечь Гоголя и удержать его надолго, но вот, оказавшись в роли учителя молоденьких особ, Гоголь вдруг воспрянул духом. С этих пор и его дела идут только в гору.

Забегая вперёд скажу, что в должности учителя благородных девиц Гоголь решит задержаться. Это единственное место службы, где он останется надолго, здесь всё ему пришлось по вкусу. С начала 1831 г. и до самого 1835-го он будет продолжать читать историю патриоткам (так называли воспитанниц Патриотического института) и даже привезёт сюда своих родных сестёр. Короче говоря, не подтверждается она, та версия, согласно которой Гоголь сторонился женщин.

* * *

22 февраля 1831 г. П.А. Плетнёв напишет письмо, которому суждено стать судьбоносным в судьбе Гоголя и в судьбе русской литературы. Он сообщит Пушкину: «Надобно познакомить тебя с молодым писателем, который обещает что-то очень хорошее. Ты, может быть, заметил в «Северных Цветах» отрывок из исторического романа, с подписью оооо, также в «Литературной Газете» – «Мысли о преподавании географии», статью «Женщина» и главу из малороссийской повести «Учитель». Их писал Гоголь-Яновский. Сперва он пошёл было по гражданской службе, но страсть к педагогике привела его под мои знамёна: он перешёл в учителя. Жуковский от него в восторге. Я нетерпеливо желаю подвести его к тебе под благословение. Он любит науки только для них самих и, как художник, готов для них подвергать себя всем лишениям. Это меня трогает и восхищает» [92].

И вот, вот оно! Гоголь приближается к своей мечте – знакомится с Пушкиным, становится рядом с ним, чтобы с этих пор быть частью его круга и важной частью русской изящной словесности, входящей в ту пору в свой золотой век.

Гоголь был представлен Пушкину на вечере у П.А. Плетнёва, когда тот с молодой женой приехал из Москвы в Петербург [93].

Владимир Шенрок так писал о последствиях произошедшего события: «Чтобы оценить всё значение этой дружбы, надо представить себе целый переворот, произведённый в судьбе юного малоросса этим радушно принявшим его кругом. Надо вспомнить, что Гоголь ожил, расцвёл, почувствовал себя другим человеком, очутившись на вольном воздухе и в сообществе лучших, достойнейших представителей литературы, после недолгого, правда, соприкосновения с миром безнадежной, леденящей житейской прозы в лице безжизненных, забитых однообразием неблагодарного труда автоматов-столоначальников и вечно прижимаемой суровым гнётом нужды и назойливыми, узко-практическими заботами мелкого чиновничества» [94].

Далее Шенрок продолжает: «Гоголь вдруг вздохнул легко и свободно, и вот он уже является обычным и желанным гостем на субботах Жуковского, где собирается избранное общество литераторов и образованных людей: Пушкин, Вяземский, Виельгорский, Гнедич, Крылов. До сих пор мир мысли и чувства был лишь родственным Гоголю по духу, но он не имел в него доступа и даже сохранял о нём смутное представление, проникнутое какой-то наивной идеализацией» [95].

Однако были люди, которых удивляло отношение Пушкина к Гоголю, они недоумевали: отчего же маститый литератор так запросто и скоро сошёлся вдруг с никому не известным и незнатным Гоголем? Барон А.И. Дельвиг (племянник поэта, сумевшего, как мы помним, вывести Гоголя из безвестности) так выражал своё недоумение: «В 1831–1832 гг. на вечерах Плетнёва я видал многих литераторов и в том числе А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Пушкин и Плетнёв были очень внимательны к Гоголю. Со стороны Плетнёва это меня нисколько не удивляло, он вообще любил покровительствовать новым талантам, но со стороны Пушкина это было мне вовсе непонятно. Пушкин всегда холодно и надменно обращался с людьми мало ему знакомыми, неаристократического круга и с талантами мало известными. Гоголь же тогда… казался ничем более как учителем в каком-то женском заведении, плохо одетым и ничем на вечерах Плетнёва не выказывавшимся… Он жил в верхнем этаже дома Зайцева, тогда самого высокого в Петербурге, близ Кокушкина моста, а так как я жил вблизи того же моста, то мне иногда случалось завозить его» [96].

Шенрок даёт такое объяснение отношению Пушкина к Гоголю: «Светлым взглядом настоящего гения Пушкин тотчас прозрел в неловком, застенчивом молодом друге явление необычайное, воплощение той великой грядущей силы, которой было суждено вскоре открыть новый период в нашей литературе созданием натуральной школы, а в наши дни завоевать нам почётное право на внимание и уважение просвещённых народов Европы. Как истинно великий человек, Пушкин не устрашился и не возненавидел зарождающуюся живую силу, возвещавшую зарю будущего величия русской литературы, но приветствовал её от души, протянув руку начинающему таланту» [97].

Глава четвёртая. Гоголь и Маша Балабина

Возвращаясь к разговору о любовных переживаниях Гоголя, нужно заметить, что наряду с теми эпизодами его биографии, которые подчас выглядят таинственными и укрытыми пеленой, будто похожей на вуаль таинственной незнакомки, чей образ совершил бурю в сознании Гоголя, и наряду с теми соблазнами, которых, возможно, не избежал Гоголь в закоулках юных дней, была в жизни нашего классика одна бесконечно нежная и чистая привязанность к девушке, ответившей ему обожанием и доверием. Долгие годы продлились эти отношения, не омрачившись ничем и увенчавшись благородным поступком Гоголя по отношению к этой особе.