Женщины Никто

Вместо того чтобы уйти, она зачем‑то опустилась на пол, на ковер, и поджала колени к груди.

— Он всегда так со мной поступал, всегда. Я‑то, когда его встретила, думала, что вот оно наконец, настоящее.

— Знакомые ощущения, — хмыкнула Полина. — Девочка, ну что ты от меня хочешь? Веселого девичника у нас не получится. Вряд ли я смогу поднять тебе настроение. Если тебя это утешит, могу, конечно, сообщить, что со мной он тоже был таким. Все было идеально, даже не верилось, а потом — бац! — появляется какая‑нибудь очередная профурсетка, и он отдаляется, словно привороженный. Ты переживаешь, места себе не находишь, но он через какое‑то время возвращается, и все становится как раньше. И каждый раз ты почему‑то веришь в то, что профурсетка была последняя.

— Но зачем? — Анфиса всхлипнула. — Зачем он это делает? Еще два месяца назад я сама предлагала ему расстаться. Тогда я чуть не наглоталась таблеток, остановилась в самый последний момент. Я думала, он обнаружит мое бездыханное тело и поймет …

Полина не смогла удержаться от неуместного смешка. Живо представилось, как эта девочка сначала долго плачет под старые хиты Мэрайи Кэри, потом зажигает свечи, переодевается в непременно белое вечернее платье, красиво укладывает волосы. Под ее зареванными глазами потеки поплывшей туши, но ей кажется, что так даже лучше, в смерти должен быть изъян. Она раскладывает на фарфоровой тарелочке разноцветные пилюли, глотает их одну за одной, а потом для верности надевает на голову пакет. Хотя нет, Анфиса ни за что не надела бы пакет — такие, как она, до последнего момента надеются, что их спасут и оценят.

— Он бы не понял, — сказала Поля. — Понимаешь, он подсаживается на любовь, как наркоман. Твои чувства для него как героин. С одной стороны, он от них зависит, поэтому не даст тебе так просто сорваться. С другой — наркоманам все равно, у какого дилера покупать наркотики. Так что если с тобой что‑то случится, появится другая. Он это умеет, поверь мне.

— Это невозможно, — крупные, словно восковые, слезы снова потекли по бледным Фисиным щекам. — Он про меня все‑все знает. Я его с мамой познакомила. А когда мы были в Риме, он сказал…

— Он сказал, что ему будет любопытно наблюдать за тем, как ты стареешь, — с циничной улыбкой закончила за нее Полина. — Он уверен, что ты будешь стареть красиво, а он всегда будет рядом, будет с любовью смотреть на то, как время расписывается на твоем лице.

— Откуда ты…

— Он мне тоже это говорил. Правда, не в Риме, а в Париже. Обаятельный, гад. Не принимай его близко к сердцу.

— Но как же…

— Просто расслабься. Наслаждайся моментом, если ты уже до такого доросла. А как только в тебе проснется материнский инстинкт, беги от него подальше. И найди мужчину, который будет любить тебя. Поверь мне: это гораздо более перспективно, чем самой подыхать, любя.

— Ты такая умная, — протянула она, рассмешив Полину.

Даже злость на эту нагловатую манипуляторшу куда‑то испарилась. Под фарфоровой маской светской стервы испуганная маленькая девочка, из тех, что любят сладкое, мечтают о широкоплечем блондине и беспричинно боятся темноты, завороженно поковыривала в носу.

— А еще я узнала о нем такое, — понизила голос Фиса. — Только ты никому, ладно?

— Не говори того, о чем потом можешь пожалеть, — предупредила Поля, которой вовсе не улыбалась перспектива становиться шкатулкой для ее глупых секретов.

— Он ведь не только этим фильмом занимается. Есть еще кое‑что, — загадочно улыбнулась Анфиса. — Он не собирался тебя посвящать, все делает один, потому что это несколько противозаконно.

— Сейчас ты мне сообщишь, что он торгует кокаином, переправляет в турецкие бордели нищих молдаванок и устраивает бои без правил? — удивилась Поля.

— Почти. Он снимает порнофильм, — Анфиса смешно округлила глаза.

— И что в этом такого? Я, кстати, догадывалась, — нахмурилась Полина. — Он меня просил арендовать помещение для кастинга, с фотостудией, но на сам кастинг меня не позвал. Я сначала подумала, что он себе еще одну девку ищет. Прости, не хотела тебя задеть. А потом сопоставила. Купил две бетакамоские камеры. Зачем ему бетакам? И фотограф к нему приходил, я его знаю, скользкий тип. Но странно, что он мне не сказал, я бы его не осудила.

— А это будет не совсем легальный порнофильм, — Анфиса, казалось, была обижена тем, что ее информация не произвела должного шокирующего впечатления. — Там будет сниматься несовершеннолетняя актриса. Девственница.

— Что? — недоверчиво хохотнула Поля.

— Фильм так и называется: «Девственница». Нашли девушку из порядочной семьи, провинциалочку, раньше нигде не снимавшуюся и вообще в Москве не засветившуюся, и она согласилась лишиться девственности перед камерами. В принципе много кто согласился бы за десять‑то тысяч евриков.

— Бред, — нахмурилась Поля. — Это что, частный заказ?

— Малотиражка, — со знающим видом поправила Фиса. — Спонсирует какой‑то мутный швед. Меня тоже ни во что не посвятили, это я его телефон прослушиваю.

— Как это, прослушиваешь? — Поля недоверчиво на нее посмотрела.

И Анфиса (с бесчисленными оговорками: «Только ты меня не выдавай», «Я чувствую, ты умеешь хранить секреты», «Если ты ему расскажешь, я труп») поведала, как однажды, задыхаясь от ревности, купила на Митинском радиорынке шпионское оборудование и поставила «жучок» на офисный аппарат Роберта, что ей помогло вычислить двух его постоянных любовниц, десяток случайных подруг и вот эту темную историю с нелегальным порнофильмом.

— Я даже знаю имя актрисы, Лиза Евсеева. Роберт говорит, она страшненькая. Но такая и нужна, так правдоподобнее. Но мне‑то, мне‑то как со всем этим жить? С этими любовницами, проститутками и несовершеннолетними телками, которым он платит десять тысяч евро за девственность?

— Лиза Евсеева, — задумчиво повторила Полина. — У моей знакомой дочку так зовут. Но она не страшненькая. Анюта говорила, что она очень красивая.

— А что ты удивляешься? Распространенное имя, — пожала плечами Анфиса. — Слушай, можно мне забрать из твоего мини‑бара текилу?

Она думала, такое может быть только в кино, в исполненных стилизованными гиперболами тарантиновских пассажах или схематичных боевиках ни о чем. Когда для того, чтобы показать концентрированную dolce vita, на первый план сажают темнокожего качка в белом вельветовом костюме, к плечу которого склонились две грудастые крашеные блондинки, в его пальцах вальяжно тлеет сигара, на шоколадной груди произрастает скупая курчавая поросль. На журнальном столике перед ним рассыпан белый порошок, и одна из блондинок шумно, как африканский слон, втягивает его в подрагивающую ноздрю с помощью свернутой в трубочку стодолларовой — классика жанра! — купюры.

Но никогда — даже в самых смелых ночных фантазиях, даже в детстве, когда она свято верила, что станет как минимум принцессой какой‑нибудь далекой страны, даже когда она мечтала о лаврах знаменитой на весь мир киноактрисы, никогда Лиза не могла и представить, что такое будет происходить с нею на самом деле.

Сидя в VIP‑ложе ночного клуба, одного из тех роскошных клубов, вход в которые заказан таким, как она, Лиза наблюдала за тем, как ее новая подруга, красивая, как глянцевая обложка, отдает распоряжения в миниатюрный розовый мобильник.