Женщины Никто

— Мне всего шестнадцать, — ошарашенно возразила Лиза.

Но ее новую подругу ничуть не смутило это заявление:

— Вот и отлично, на молоденьких заживает лучше. Да, и губы. Тебе обязательно надо сделать пухлые губы. Если будешь себя хорошо вести, дам тебе телефончик своего хирурга, мировая тетка. Кстати, ты знаешь, что я снялась в своем первом порнофильме, когда мне было как раз шестнадцать лет?

— Да? А сейчас тебе сколько?

По внешности Лоллипоп невозможно было определить ее возраст. У кукол возраста не бывает.

— Двадцать четыре. Я снялась в ста картинах, в том числе и в Голливуде. Порнобизнес — хлебная профессия, если ты умеешь вертеться. Конечно, не всем так везет, как мне. Но даже актрисы второго и третьего плана живут совсем неплохо. Уж средняя менеджерская зарплата у них всегда есть, а работаем мы максимум пару раз в неделю.

— Почему? — От свалившейся на голову информации у Лизы кружилась голова.

— Можно было бы и чаще, но… Жадные актрисы быстро теряют товарный вид. Тут даже дело не во внешности, нет. Что‑то во взгляде появляется и что‑то такое на энергетическом уровне, — Лоллипоп смешно нахмурила хорошенький лобик. Видимо, словосочетание «энергетический уровень» было самой сложной связкой в простенькой изгороди ее словарного запаса. — В прошлом году я купила себе квартиру. Объездила весь мир, возит меня водитель на «БМВ», одежду покупаю только в Нью‑Йорке и в Милане, прямо с подиумов беру.

— И Роберт попросил тебя обо всем этом рассказать? — усмехнулась Лиза. — Интересно, а почему ему так уж хочется произвести на меня впечатление? Многие ведь хотят в таких фильмах сниматься, и, положа руку на сердце, я не самая красивая, — она задумчиво закусила губу. — Почему он хочет влюбить меня в профессию?

— На самом деле они боятся, что ты свинтишь, — с мягкой улыбкой ответила Лоллипоп. — Удерешь со съемочной площадки, и им придется начинать все заново. А залы уже арендованы, у режиссера и операторов идет гонорар за каждый рабочий день вне зависимости от того, состоялись ли съемки.

— Но я же получила аванс, две тысячи евро… Контракт подписала… — удивилась Лиза. — Куда я теперь с подводной лодки?

Ей хотелось казаться циничной и свойской, но Лоллипоп, похоже, прекрасно понимала, что Лиза всего лишь испуганная малолетка, в которой очарованность столичным блеском борется с нарастающим желанием сунуть голову в песок.

— Контракт, — гулко расхохоталась порнозвезда. — Ты и правда такая наивная или прикидываешься? Неужели не слышала, что порнография в нашей стране запрещена? Или про то, что за секс с несовершеннолетней можно схлопотать срок?

Лиза испуганно хлопала ресницами — об этом аспекте своей новой карьеры она как‑то не подумала. Да она вообще ни о чем не думала, не хотела думать с тех пор, как в обмен на проставленную ее дрожащей от волнения рукой закорючку ей вручили новенькие хрусткие купюры.

— Между нами контракт твой — филькина грамота, — сказав это, Лоллипоп, видимо, поняла, что сболтнула лишнего. — Хотя кидать их не советую, ребята серьезные. Можно нажить проблемы.

— Да я и не собиралась.

— Вот и чудно! — Ее лоб разгладился. — Хочешь, расскажу тебе о том, как я чуть не погибла на Мальдивах?

Она прикрыла глаза и тихим, гипнотически завораживающим голосом рассказала о съемках высокобюджетного порнофильма, которые проходили на райском острове посреди синего океана. Там, на узенькой полоске белого песка, который лип к ее смазанным кокосовым маслом ягодицам, она дубль за дублем отдавалась пахнущему солью и солодом тестостероновому блондину. Она изображала любовь, она была до того опьянена морским бризом и запахом дикорастущих орхидей (ну и немного кокосовой водкой, которую ей то и дело подносил бармен), что почти по‑настоящему поверила в эту любовь. В уголках ее глаз дрожали настоящие слезы, и тело ее сотрясали электрические волны настоящего, не разыгранного оргазма. В то время как в десяти метрах от этой сценки терпеливо дожидалась своей очереди другая актриса — красавица с длинными черными волосами и цыганисто резкими яркими чертами лица. Разморенная жарой и долгим ожиданием, она решила освежиться в океане. Грациозно вошла в воду, следя за тем, чтобы ненароком не попасть в кадр. Вся съемочная группа была настолько увлечена искренней игрой Лоллипоп, что никто не обращал на ту актрису внимания и никто не заметил, как под режиссерское ободрительное «Браво!» и операторское недоверчивое: «Неужели у них и правда роман?» девушка била ладонями по воде, пытаясь привлечь внимание, как ее красивое лицо исказилось гримасой ужаса, как лазурная вода вокруг ее судорожно изгибающегося тела окрасилась в красный. Только когда белая пена прибойной волны, в которой наслаждались страстью актеры, вдруг стала розовой, оператор поднял голову от объектива и подозрительно взглянул в сторону моря. Потом об этом случае долго сплетничали. Кто‑то говорил, это была взбесившаяся миниатюрная акула, кто‑то утверждал, что на красавицу напал скат. В любом случае спасти ее не удалось. Лоллипоп закончила рассказ в трагической манере себялюбивых эгоистов: «А ведь на ее месте вполне могла бы быть я… Меня потом так долго колбасило, ты даже не представляешь. Настоящая переоценка ценностей».

И тут же, без паузы, не обращая внимания на вытянувшееся Лизино лицо, она, смеясь, рассказывала, как не любит сниматься в лейсбийских сценах («Мне становится смешно! Понимаешь? Когда надо разыграть страсть с женщиной, я в самый неподходящий момент начинаю глупо ржать!»), как мечтает купить «Фольксваген»‑жук, как однажды неудачно нарастила волосы, как сгорела в солярии и неделю не могла сниматься…

Лиза не сразу заметила ту женщину.

Красивая статная блондинка — не такая электрически яркая, кукольная, как Лоллипоп, но не менее эффектная; породистая, взрослая, молча стояла возле их столика и с почти дружелюбной улыбкой прислушивалась к бессмысленной болтовне Лоллипоп. А когда заметила, отчего‑то ощутила некоторую неловкость, уж очень неприятным был взгляд незнакомки. Как будто бы она, эта красивая женщина, немножко брезгует Лизой и Лоллипоп, но в то же время ничего против них не имеет и даже в какой‑то степени чисто по‑человечески им сочувствует. Почему‑то в одном этом взгляде ярмарочный блеск Лоллипоп немного померк в Лизиных глазах. Вдруг она заметила, что в порнозвезде всего чересчур — и загар мог бы быть побледнее, и макияж поскромнее.

Лоллипоп тоже ее заметила. И замолчала на полуслове.

— Вы? — глупо округлила она глаза.

— Разве мы знакомы? — добродушно поинтересовалась красавица.

— Нет, но… Вы — Полина Переведенцева, я вас узнала, — смущенно пробормотала Лоллипоп.

— Да, это я. А вы, — она перевела взгляд на Лизу. — Елизавета Евсеева, если я не ошибаюсь?

— Д‑да. А что такое?

— Ничего. Просто вам сейчас придется пойти со мной.

— А… что… Я вас даже не знаю.

— Это не обсуждается, — Полина достала из сумочки несколько пятисотрублевых купюр и протянула Лоллипоп. — Вот. В оплату Лизиного счета. И передайте мистеру Лэпперу, что ему придется найти другую актрису. Елизавета Евсеева сниматься не будет.

Лиза задохнулась от возмущения. Она уже успела примерить к своей жизни новые реалии — шелк наращенных волос, ласковый бирюзовый океан (только, пожалуйста, уж без акул и скатов), Мальдивы, «Фольксваген»‑жук, собственная квартира в Москве, восхищенно‑завистливые взгляды ровесниц, и специальный ящик в секретере, где она будет держать визитные карточки мужчин, которым разбила сердце.

— Это не обсуждается, — повторила Полина. — Лиза, идем. Я тебе все объясню.

Лиза хотела было возразить, нахамить наглой незнакомке, отстоять свое право на наращенные волосы и тестостероновых мужиков, но Лоллипоп глазами показала ей: иди за этой Переведенцевой и ни о чем не спрашивай.

Полина привела ее в суши‑бар с неудобными стульями, скудным меню и официантками‑казашками. Сама сделала заказ, Лиза с затаенной тоской смотрела на кусочки переваренного риса, украшенные оранжевой семгой, розовой мякотью тунца и сдержанно‑зелеными отвратительными на вид водорослями. Она знала, что истовая любовь к суши — это один из главных признаков модной городской девушки, но еще не успела освоиться, научиться ловко орудовать палочками, отличать калифорнийские роллы от омлета с угрем и небрежно сыпать японскими названиями, не заглядывая в меню.

— Ну давай, что ли, знакомиться, — вздохнула Полина. — Мое имя ты знаешь. Твоя мама в некотором роде работает на меня.

У Лизы испуганно округлились глаза.

— Мама? Так это мама поручила вам меня отследить?

— Ты не поняла, девочка, — Полина не обиделась, она вообще казалась холодной, как сказочная Снегурочка. — Твоя мама работает на меня, а не наоборот. А я, так уж получилось, работаю на мистера Лэппера.

Лиза встряхнула головой. Москва казалась ей целым миром, она еще не привыкла к тому, что у этого города есть странная особенность — сталкивать лбами людей в самое неподходящее время. Москва тесна, как трусы располневшей красотки, все здесь знакомы через два рукопожатия, все знают все друг о друге, воздух пахнет концентрированными сплетнями, спрятаться невозможно. Это как тюрьма — можно придумать о себе что угодно, какую угодно легенду, но все равно сокамерники рано или поздно узнают твою статью.