Женская верность

Рассчитав, что с раннего утра может ещё тверёзвый будет, Акулина направилась в больницу. Но в стационаре приема не было. Однако хирурга она нашла. Выслушав Акулину, велел придти к нему на прием в поликлинику, прямо сегодня. Сказал, что с двух у него прием.

В два часа дня исхудавшая и измученная Акулина сидела у дверей хирургического кабинета.

Осмотр закончился только одной бумажкой.

— Прямо сейчас идёте в стационар. Вот вам направление. Я позвоню. Сегодня же начнем обследование. А с утра завтра я сам буду.

Прошло две недели.

Диагоноз был страшным — рак желудка.

— Если оперировать прямо сейчас, может ещё и можно на что-то надеяться. Но, случай запущен. Говорю вам сразу.

— Доктор, а если без операции? Сколь ещё протяну?

— Только богу ведомо.

— Так, говорят, вы врач хороший, значит тоже не без божьей помощи.

— Дети есть?

— Нет.

— Муж?

— С войны не вернулся.

— Одинокая.

— Нет. Семейная.

— Это как?

— Сестра вдовая, да четверо при ней и я с ними.

— Может год, может три. Не знаю. Думай. Решать тебе.

Холодный и сырой ветер бил в лицо. Люди, отворачиваясь от резких порывов, шли по своим делам. Каждый сам по себе. И никто никому не нужен. Вот так же будут идти и через год, а может… три. И никто даже не будет знать о том, что её больше нет. Да и о том, что была — кому надо. А чего ж — ежели никому не надо, чего ж так себя жалеешь? Помирать страшно. Дак ить все помруть. Всем страшно. А ежели на операцию решиться… Ну, сделають, а потом уход… Комната одна. Да и своих детей нет. Будет в тягость. Устишка, щё ж она вытерпит. Даже виду не окажет. Ну а толку. Намучаю всех, сама намучаюсь. А жить всё одно не более трех лет. Только, жисть тогда — одни муки. А ежели не делать? Тады на одну муку меньшей получается. С такими мыслями Акулина возвращалась домой.

Перешагнула порог. Разделась, что-то было не так. Обвела взглядом комнату.

— Никак щё стряслось?

— Дыть ужин-то, пора уж. Наливать щёль? — Устинья засуетилась у плиты.

— Никак не ели?

— Тетя Лина, не трави душу ни матери, ни нам. Поизвелись уж все. Не до ужина, — Иван встал со стула.

— Все в сборе. Меня щель ждали?

— Кого ж ещё? — удивился Илья.

Акулина вдруг подумала, что ветер хоть и холодный, но для этого времени года погода не такая уж плохая.

— Зябко на улице. Давайте уж поужинаем. А потом поговорим.

Поели, собрали со стола. Но никто не встал и не ушел. И Акулина, вытирая слёзы, вздыхая и шмыгая носом, рассказала все как есть.

— Ежели решишься на операцию, то нас девок в семье двое — выходим, даже об энтом не переживай, — Елена пнула под столом Надежду.

— Чего ты? Страшно же.

— Сколь времени есть, чтоб обдумать? — Иван отодвинул стул от стола и уперся руками в колени.

— Нисколь. Уже поздно. Энто так, чтоб подолее протянуть.

— Тётя Лина, самое главное ты знай, хучь какое решение примешь — мы все готовы руки тебе подставить. И худыми мыслями голову себе не забивай. Тогда болезнь точно верх возьмет, — Илья, было уж приготовившийся "упредить", что ночевать не вернётся, стал раздеваться.

Улеглись спать. И в тишине ночной Акулина услышала, Устишка хлюпает носом.

— Устишка, щё ещё?

— Щё? Щё? Да за щё же мне такое горе? Али грешна в чем?

— Мамань, не рви душу, прекрати, — полушёпот Ильи был даже не недовольным, злым.

— Кому легшей, чем тебе?

— Да щё ж вы меня, никак хороните? Помирать-то я не собираюсь. Мне цыганка долгую жисть нагадала, да перед смертью встречу с Тимохой.

— Ну, слава богу, умные слова завседа приятно слышать. А тапереча всем спать, — и Иван с хрустом устроился поудобнее.

— Мам, можно я с тобой?

— Надька, здоровая уж девка. Да ладно, ложись.

На удивление самой себе, Акулина уснула глубоким и спокойным сном. Утром ей надо было идти или в больницу, или на работу. Но последнее, что подумала Акулина, прежде чем уснуть: "Робу чистую не получила. Буду завтрева в заскорузлом фартуке".

Утром, встав ещё до рассвета, стараясь никого не разбудить, Акулина налила в гранёную старинного стекла рюмку настоя колгана на водке, выпила. Бог его знает, прихватит на работе, а посередь смены — куды деваться?

— За косточками-то подходить? — сонный Надькин голос заставил улыбнуться.

— Сёдне не знаю, варили компот, али нет. Ежели щё, сама принесу. Спи.

Уходила на работу Акулина в первую смену в четыре часа утра, чуть в начале пятого, а все остальные просыпались в половине седьмого. Иногда в столовой варили компот из сухофруктов. И тогда на дне бочка оставались косточки от урюка. От чернослива тоже были, но они горькие, а вот косточки от урюка, то есть сушеных абрикос, Акулина собирала со дна котла, сушила и складывала в трех литровую банку. К концу рабочего дня подходили или Надька или Ленка и забирали эту банку. В последнее время почти всегда приходила Надька. Елена как старшая, стала стесняться.

Устинья наловчилась бить косточки граненым стаканом. Поскольку молоток был только один и, им бил кто-нибудь из ребят. Устинья обхватывала стакан ладонью так, чтобы вся верхняя кромка прилегала к ладони и резким ударом середины дна стакана разбивала косточку. По вкусу они были чуть сладкими с легкой приятной горчинкой.

Болезнь не отступила. Она затаилась и давала о себе знать. Выписали Акулине и таблетки, которые она тоже пила. Но чувствовала, что колган на водке помогает лучше. Каждое утро Акулина выпивала этого лекарства гранёную рюмку из толстого старинного стекла, четко в одно и то же время. В дни, когда боль в желудке особо давала о себе знать, не ела вообще. Внимательно прислушиваясь к своему самочувствию, она отказалась от многих из выписанных лекарств. Другие пила при определённом самочувствии. Выработалась и своеобразная диета. Так Акулина не пила и не ела ничего горячего. Не пила чай. Основу составляла капуста тушеная, в щах, соленая с растительным маслом и луком. И рыба отварная. Жареного она тоже ничего есть не могла. Не ела и сладкого, а также ничего мучного. Делая исключение только белому хлебу, да только чтоб слегка зачерствел.

Но запасы травы у Татьяны подходили к концу. Нигде в здешних местах такой Акулина найти не могла. И тогда она написала в Москву, родственникам, жившим там в Серебряно-Хорошевском Бору. Может где в их краях сыщется. Положив в конверт засушенную травинку, отправила письмо. В ответ пришла посылка. Посылки эти с колган-травой приходили каждый год в течении следующих сорока лет. А страшная болезнь то отступала немного, давая передохнуть, то вновь брала верх. Однако Акулина, на удивление врачам, и не думала сдаваться. Первоначальный страх прошел, а потом пошли новые заботы каждого трудового дня. Потому что перестать работать Акулине даже в голову не пришло. Она то пила траву, то, как говорила, давала себе передохнуть. На повторном осмотре — диагноз подтвердился. Но врач только пожала плечами, когда в кабинет вошла не скрюченная болью пациентка, а возмущенная женщина.

— Я так родить могу у вас возле кабинету. В тот раз меня к гинекологу послали, а в этот раз — карточку с историей болезни найтить не могут. Целый час тут сижу. Мне на работу итить пора.

— Женщина, ну что вы возмущаетесь? Карточку направили главврачу, чтоб на комиссию ВТК подготовить, для назначения пенсии. Кто ж думал, что вы продолжаете работать? Да и вообще — вы понимаете свое состояние?

— В общем я понимаю, что если вы болесть желудка от беременности не отличаете, то уж лучшей определите меня к кому другому в вашей больнице. И лучшей нервы нам с вами друг дружке не трепать. А помирать раньше срока — мне не хотся. Так что давайте без нервотрепки определите мою карточку к другому врачу, а лучшей к тому, что в двадцатой больнице хирургом работает и тут тоже принимает.