Женский роман
Шрифт:
Вересов устало потер лоб. Франция. Новая клиентка сегодня что-то вещала про домик под Ниццей, который ей достался от третьего мужа, и на который теперь положил глаз ее пятый, с которым она собирается разводиться, потому что на горизонте замаячил шестой.
Скорей бы уже эта бодяга закончилась.
— Далее вопрос материального характера. В школе планируется ремонт пристройки на заднем дворе. За ней располагается козырек и крыльцо у бассейна. Скажу прямо, старшеклассники там курят. Из нашего класса Вересов, Онищенко, Удод, Кудинова и Новицкий. Это те, кого я поймала за руку. Кроме того, что пристройка давно нуждается в ремонте, мы сможем хотя бы контролировать,
«Если вместо уроков — это хреново», — Максим практически вернулся в мир живых. Вернее, в мир учительницы. Нет, девчонки, которая выбрала себе эту профессию. Интересно, это по зову сердца?
Он сдержал смешок, бросил взгляд на часы.
19:05.
Начала бы сразу с денег. Дать ей триста, только бы отпустила.
В этот момент она снова серьезно посмотрела на класс и сказала:
— Ну что ж, если имеются вопросы, спрашивайте.
Еще минут двадцать раздавались короткие вопросы родителей и основательные ответы учительницы. Вересов молчал. Успеваемость Кирилла его вполне устраивала. Голова на плечах у пацана имелась. И эта голова была далеко не глупой. Самый большой риск, что Вересов-младший согласится на уговоры матери и улетит учиться в Штаты. Но это его личное дело. Макс решил для себя, что вмешиваться не будет. Самый большой грех, который водился за сыном — то, что он курил. Но это точно не дело учительницы. Максим об этом знал уже некоторое время. Также знал, что немного и нечасто. Бесед проводить не стал. Никакие беседы в свое время не возымели результата с ним самим. Так почему с Кириллом должно быть иначе?
— Собрание окончено… — донеслось до него.
Вересов поднялся и неспешно двинулся к выходу, когда тот же голос, который всех только что отпустил, четко произнес с интонацией Мюллера в славноизвестном фильме про советского разведчика:
— Господин Вересов, вас я прошу остаться.
«О как!»
Максим давно научился скрывать свои эмоции за маской совершенного спокойствия. Он обернулся к учительнице и подошел к ней ближе.
Она дождалась, когда класс покинет последний родитель, и, наконец, выдохнула:
— Прошу прощения, я не знаю вашего отчества. Не успела еще…
— Максим Олегович.
Она чуть кивнула и продолжила:
— Я хотела поговорить об успеваемости и поведении Кирилла, Максим Олегович. Дело в том, что… Сегодня на аудировании он списывал ответы одноклассника. Разумеется, я поставила ему двойку. После этого он самовольно покинул класс.
— Я поговорю с ним, Марина Николаевна. Согласен, подобное поведение не допустимо. Впрочем, раньше он себя так не вел.
Она снова кивнула и почему-то опустила глаза.
— К сожалению, я не знаю, как он вел себя раньше. Разумеется, я не навязываю никому себя в качестве любимой учительницы, они взрослые, и их предпочтения сформированы. Я всего лишь доведу их до выпускного, и все… Но представления о вежливости и уважении к учителю к шестнадцати годам должны были развиться.
— Многие учителя жалуются?
Только этого Максу и не хватало, чтобы за несколько месяцев до окончания школы Кирилл вдруг решил забросить учебу.
Марина
Николаевна покраснела и тихо сказала:— По счастью, нет. У него это избирательно.
— Понятно. Я поговорю с ним, обязательно, — он помолчал, разглядывая ее лицо. — Впрочем, не могу гарантировать результат. С детьми нынче сложно. Вас-то как занесло к выпускникам? — неожиданно спросил Максим.
Она подняла на него глаза и чуть воинственно, будто защищалась, заявила:
— Мне этот класс доверил Виктор Иванович. Видимо, счел достаточно компетентной, если это вас беспокоит.
— Ну, раз Виктор Иванович, — протянул Вересов, — то больше меня ничего не беспокоит.
Марина Николаевна снова окинула его взглядом, совсем таким же, как когда он вошел в кабинет, на мгновение задержалась на его глазах, озадачилась и продолжила:
— Он способный мальчик. Даже талантливый. Но, наверное, это переходный возраст просто. Именно мой предмет он игнорирует. Я не склонна жаловаться. Но я бы рекомендовала вам больше времени уделять сыну. Это возраст такой. Только кажется, что он взрослый, а на самом деле ему внимания нужно столько же, если не больше, чем в детстве. Да и год будет трудный. Выпускной класс, внешнее тестирование, поступление… Вы знаете, я анкету им раздала на первом нашем классном часе. Попросила ответить на вопрос, кем они хотят стать. Кирилл прочерк поставил.
— Приму ваши рекомендации к сведению, — улыбнулся Максим Олегович. — А прочерк в его анкете ничего не значит. Кирилл далеко не всегда и далеко не всех посвящает в свои планы.
— А вам, его отцу, они известны?
— Вы хотите и мою персону обсудить?
— Нет, я хочу понять, как работать с вашим ребенком. Вы же помните постулат, что нет плохих учеников?
— Не уверен, — не сдержавшись, рассмеялся Максим. — У меня иная профессия.
Глядя на веселящегося родителя, Марина Николаевна нахмурилась и очень серьезно заявила:
— И ей вы явно уделяете больше времени, чем Кириллу.
— Кофе хотите, Марина Николаевна?
Учительница замерла с открытым ртом и поморгала. Потом рот закрылся. Но брови приподнялись.
— Что? — переспросила она, решив сделать вид, что могла ослышаться.
— Я спросил, хотите ли вы кофе, — сказал Макс чуть громче. — Вы ведь намерены мне рассказать, как лучше воспитывать сына. А я, знаете ли, без кофе плохо усваиваю информацию, не связанную с работой.
Ее лицо снова залилось краской, еще сильнее, чем до этого. Но она смело встретила его взгляд и проговорила:
— Нет, я не хочу кофе. Поздно для кофе. Видимо, я влезла в то, что меня не касается. За это прошу простить. И прошу не удивляться третьей его двойке за три недели. Надеюсь, вы не станете винить меня в предвзятости?
Вересов кивнул.
— Может быть, стоит нанять репетитора?
— Может быть, стоит. Если дело во мне.
— Я все понял, Марина Николаевна. С сыном поговорю, репетитора найму. Вот на собрании в будущую пятницу быть не смогу. Деньги на ремонт сдать сейчас?
Вересов полез в карман пиджака.
— Можно, — обреченно кивнула Марина Николаевна и достала из ящика стола распечатанный список с фамилиями учеников. — Распишитесь здесь, что сдали.
Он положил на стол деньги, потом снова полез в карман, достал ручку и поставил рядом со своей фамилией подпись. Подпись была ровной, в меру длинной, со сдержанной «М», фигурной размашистой «В» и оканчивалась странным знаком, похожим на угловатый скрипичный ключ.
— Разрешите откланяться, — с этими словами Максим Олегович Вересов кивнул учительнице и вышел из кабинета.