Жены и дочери

− Когда он там будет? — спросила Молли.

− В среду, он сказал. Я должна написать ему туда. Во всяком случае, он собирался написать мне.

Молли продолжила приводить платье в порядок, молча, тихо и деловито. Синтия, хотя и сидела неподвижно, казалась очень беспокойной. Как сильно Молли хотелось, чтобы она ушла!

− Возможно, в конце концов, — заметила Синтия, видимо, поразмышляв, — мы никогда не поженимся.

− Почему ты так говоришь? — спросила Молли почти с горечью. — У тебя нет причин так думать, поэтому мне удивительно, как ты можешь такое предполагать, даже на мгновение.

− Ох! — ответила Синтия, — ты не должна воспринимать меня au grand serieux. Я не думаю того, что говорю, но сейчас все кажется сном. И все же я думаю, шансы равны… шансы за и против нашего брака, я имею ввиду. Два года! Это долгий срок! Он может изменить свое решение, или я могу. Или кто-нибудь еще появится, и я могу обручиться с ним. Что ты думаешь об этом, Молли? Я совершенно не беру во внимание такие мрачные вещи, как смерть. Все же за два года многое может случиться.

− Не говори так, Синтия, пожалуйста, не надо, — жалобно сказала Молли. — Можно подумать, что ты не любишь его, а он так любит тебя.

− Разве я говорила, что не люблю его? Я только подсчитывала шансы. Я надеюсь, что ничего не случится и не помешает нашему браку. Только ты знаешь, что это может случиться, думаю, я мудро поступаю, ожидая все несчастья, что могут произойти. Без сомнения, все мудрые люди, которых я знала, считали благоразумным учитывать мрачные предсказания. Но вижу, ты не расположена к мудрости или благоразумию. Поэтому я пойду и подготовлюсь к ужину, оставляю тебя с твоим платьем.

Она обхватила лицо Молли руками и до того, как та поняла ее намерение, шутливо ее поцеловала. Затем ушла, предоставив Молли самой себе.

[1] Из баллады неизвестного автора "Babes in the Wood" ("Дети в лесу")

Глава XXXV Материнские маневры

Мистер Гибсон не пришел домой к ужину — вероятно, его задержал какой-нибудь пациент. Подобные задержки не были для него редкостью; но миссис Гибсон довольно редко спускалась в столовую и сидела с мужем, пока он ел оставленный для него ужин, вернувшись на час или два позже обычного. Обычно она предпочитала большое, удобное кресло или уголок дивана наверху в гостиной, и очень редко бывало, чтобы она позволила Молли воспользоваться привилегией, которой пренебрегала сама. Молли с радостью спускалась бы вниз и составляла компанию отцу каждый вечер, когда ему приходилось ужинать в одиночестве; но ради мира и спокойствия она не уступала этим своим желаниям.

Миссис Гибсон устроилась у камина в столовой и терпеливо ждала благоприятного момента, когда мистер Гибсон, удовлетворив свой здоровый аппетит, отвернется от стола и займет место рядом с ней. Она поднялась и с непривычным вниманием подвинула вино и стаканы, чтобы он мог выпить, не вставая со стула.

– Ну вот! Вы удовлетворены? У меня есть для вас потрясающая новость, — сказала она, когда все было убрано.

– Чего-то подобного я ждал, — сказал он, улыбаясь. — Ну, начнем!

– Роджер Хэмли заезжал днем, чтобы попрощаться.

– Попрощаться!? Он уехал? Я не знал, что он уезжает так скоро! — воскликнул мистер Гибсон.

– Да. Не беспокойтесь, дело не в этом.

– Ну расскажите мне. Он уже покинул графство? Я хотел повидаться с ним.

– Да, да. Он передал вам привет, сожаление и все, что говорится в таких случаях. Теперь позвольте мне продолжить мой рассказ: он застал Синтию одну, сделал ей предложение, и она приняла его.

– Синтия? Роджер сделал ей предложение, и она приняла его? — медленно повторил мистер Гибсон.

– Да, разумеется. А почему бы нет? Вы говорите так, словно это вас очень удивляет.

– Неужели? Но я удивлен. Он замечательный молодой человек, и я желаю Синтии счастья. Вы довольны? Это будет очень долгая помолвка.

– Возможно, — многозначительно ответила она.

– Во всяком случае, его не будет два года, — заметил мистер Гибсон.

– За два года многое может случиться, — сказала она.

– Вот именно! Ему придется много раз рисковать, подвергаться опасностям, и вернется он не с теми возможностями, чтобы содержать жену, с которыми уезжал.

– Я не согласна, — ответила она игривым тоном, как тот, кто превосходно осведомлен. — Маленькая птичка начирикала мне, что жизнь Осборна в опасности; и тогда… кем станет Роджер? Наследником поместья.

– Кто рассказал вам об Осборне? — спросил он, поворачиваясь к ней лицом и пугая ее своей внезапной суровостью в голосе и манерах. Казалось, будто из его черных, мрачных глаз вылетает огонь. — Кто вам сказал, я спрашиваю?

Она сделала слабую попытку вернуться к прежней игривости.

– Вы станете это отрицать? Разве это не так?

– Я еще раз спрашиваю вас, Гиацинта, кто сказал вам, что жизнь Осборна Хэмли находится в большей опасности, чем моя… или ваша?

– О, не пугайте меня. Моя жизнь вне опасности, я уверена, как и ваша, мой дорогой, я надеюсь.

Он раздраженно махнул рукой и сбросил стакан со стола. Она была признательна за то, что его внимание отвлеклось, и занялась собиранием осколков:

– Осколки стекла так опасны, — произнесла миссис Гибсон. Но вздрогнула от резкого голоса мужа, показавшегося ей незнакомым.

– Забудьте о стекле. Я снова спрашиваю вас, Гиацинта, кто рассказал вам о состоянии здоровья Осборна Хэмли?

– Я не желаю ему вреда, и смею сказать, он в очень добром здравии, как вы говорите, — прошептала она наконец.

– Кто рассказал…? — начал он снова, тверже, чем прежде.

– Что ж, если вы знаете и поднимаете столько шума из-за этого, — сказала она, доведенная до крайности, — это были вы сами… вы или доктор Николс, я забыла, кто именно.

– Я никогда не говорил с вами на эту тему, и полагаю, что и доктор Николс тоже. Вам лучше сказать мне сразу, на что вы намекаете, поскольку я настроен выяснить это прежде, чем мы выйдем из комнаты.

– Лучше бы мне не выходить больше замуж, — произнесла она, плача и оглядывая комнату в тщетных поисках мышиной норки, чтобы там спрятаться. Затем, словно вид двери в кладовую придал ей смелости, она повернулась к нему лицом.

– Вам не следует так громко говорить о ваших врачебных тайнах, если вы не хотите, чтобы их услышали. Мне пришлось пойти в кладовую в тот день, когда у нас был доктор Николс; кухарке понадобился кувшинчик джема, и она остановила меня как раз в ту минуту, когда я собиралась уйти… уверяю вас, я не испытывала удовольствия, потому что я ужасно боюсь липких перчаток… все для того, чтобы у вас был приятный ужин.