Женя и Дженни, или Вампир из 1Б

— А вот и цветы! — крикнул дедушка с порога, едва войдя в квартиру. Его уже с самого утра послали к метро в цветочную палатку. — Вполне, мне кажется, пристойный букет.

День был такой необычный, что бабушка даже забыла попросить дедушку по пути за цветами захватить еще и молока и хлеба.

— Розы — это хорошо. Это правильно, не гвоздики же дарить. Но почему чайные? — спросила бабушка, критически разглядывая букет. — И к тому же, почему их здесь восемь? Четные букеты приносят только на похороны.

— Вот пройдоха, — вздохнул дед, — эта продавщица. Она меня надула. Я просил девять, но не проверил, когда она заворачивала. И один цветок она стащила.

— Притырила, — поправила деда Женя.

— Зажала, — вставила мама.

— Что ж, будешь дарить семь, — сказала бабушка. — Одну давай сюда. Я поставлю ее в вазу на свой столик.

— А чайные — это тоже красиво, — сказал дедушка не вполне уверенно.

— Ах, надуть тебя, папа, нетрудно, — заметила мама, которая не могла проводить дочь в школу сама, потому что как на зло на этот день у нее с самого утра было назначено важное совещание в офисе. — А что чайные, это даже неплохо. Не алые же дарить: было бы похоже, мама, что твой муж уже влюбился в учительницу твоей внучки.

— Да я его на рынок боюсь посылать, обязательно его обжулят, — проворчала бабушка. Ей не нравились шутки в адрес ее мужа и его возможной влюбленности в кого-нибудь другого, кроме нее. Пусть даже и в учительницу. И она прикрикнула на Женю:

— Да не вертись ты, стой спокойно.

— Я все равно его по дороге сниму, — упрямилась Женя. — Быть может, когда ты ходила в эту, как его… в гимназию, банты и были в моде. Но сегодня это вовсе не модно. Самостоятельная современная девочка не может носить бант. Ни под каким видом. Мальчишки засмеют.

Все это она произнесла с самым важным видом, чувствуя свою значительность: еще бы, все семья и весь вчерашний вечер, и сегодня с раннего утра крутилась вокруг нее.

— Ты что же, полагаешь, я родилась до революции? — буркнула бабушка, сдавшись и откалывая бант. — А я, между прочим, даже не застала раздельного обучения.

— Это как? — спросила Женя.

— Когда-то давно, после войны, мальчики и девочки обучались в школе раздельно. Каждые в своей.

— Это еще зачем? — удивилась Женя. — Тогда уж и дворы надо было бы делать отдельными. И катки.

— У моей дочери вообще плохо с чувством времени, — сказала мама невпопад. Что было неверно. У Жени с чувством времени все было как раз хорошо. А вот у мамы — неважно, и она вечно куда-нибудь опаздывала.

— Я хотела сказать, — поняла свою оплошность мама, — с чувством исторического времени.

— Ах, перестаньте молоть ерунду! — нервно воскликнула бабушка. — Кстати, Света, ты опаздываешь.

— Бегу, бегу. — И мама чмокнула Женю по очереди в обе щеки. — Держись молодцом, угу?

И она выскочила из квартиры.

На самом деле проблема была не в банте, конечно, и уж точно не в чувстве истории. Просто-напросто вся семья ужасно волновалась. Тряслись руки у бабушки, обмирала со страха мама, и даже дедушка беспокоился, хотя его трудно было чем-нибудь взволновать. Чувствуя общее волнение, волновалась и Дженни: она вилась возле Жени, заглядывая в глаза, потом то на секундочку приседала, а то принималась тихо поскуливать. И все потому, что страшно волновалась сама ее хозяйка.

Действительно, Женя этой ночью никак не могла заснуть, хотя обычно после бурного дня засыпала, что называется, без задних ног. Без задних лап, как говорила Женя. И сейчас ее бросало то в жар, то в холод. У нее дрожали губы, даже в зеркало было заметно, — как если бы она готовилась заплакать. И ладошки были мокрые. Шутка ли — идти в первый раз в первый класс, сами бы попробовали.

— Все, время! — сказал дед решительно. — Давай, внучка, лапу. То есть, давай руку. И пошли.

Еще накануне было решено, что первого сентября поведет в школу Женю именно дедушка. На то было несколько резонов. Во-первых, бабушка слишком волновалась и могла сделать что-нибудь не так. Во-вторых, мама в этот день оказалась очень занята.

— Ты всегда занята, когда речь идет о твоем ребенке, — говорила в таких случаях бабушка. Но на сей раз не добавила, как обычно: —Вот я умру, будешь сама воспитывать свою дочь.

А последнее и главное: дедушка Жени был высокий, очень представительный и обаятельный мужчина, кассирши и продавщицы в продуктовых магазинах на него засматривались и переставали обсчитывать и обвешивать. Ну, ненадолго, конечно. Так что вручить цветы учительнице должен был, конечно же, он.

Разумеется, Женя пыталась уговорить взрослых, что совершенно необходимо, чтобы в школу ее провожала и Дженни. Но вся семья на этот раз проявила в этом вопросе такое твердое единодушие, что Женя не стала настаивать и отступила. Что ж, она и сама понимала, что идти впервые в школу — дело серьезное и ответственное, не маленькая.

Школа была совсем близко, за углом, даже улицу не надо переходить. Пятиэтажное серое кирпичное здание глядело не слишком приветливо. Даже, можно сказать, мрачновато и казенно. Перед ним был чахлый сквер без единой лавочки, а посреди сквера стоял неизвестный памятник с ружьем, весь в облупленной серебряной краске.

Зато на крыльце школы царил праздник. Там выстроились в ряд несколько учителей первых классов с директором посередине. Директор был в коричневом костюме, в розовой рубашке, в синем в полоску галстуке и серой шляпе. Как раз когда Женя с дедушкой подошли, директор говорил речь. Они встали с краю толпы мам, пап и их детей, сверстников Жени, будущих ее однокашников, и тоже стали старательно слушать. Поодаль стояла группка учеников постарше, но это был не их праздник, и потому они слушали невнимательно и шушукались. А, может быть, они все это уже слышали.

Директор говорил долго. Что-то про стезю жизни, на которую вы сегодня вступаете, и еще про ответственность и прилежание. И Жене сразу же захотелось обратно домой. К Дженни и бабушке. Возможно, она была не очень готова уже сегодня ступить на эту самую стезю, хотя и не понимала: стезя — это что такое. Но то, что это было нечто малообещающее и не сулящее ничего хорошего, это она поняла сразу.

Наконец, директор закончил и стал по очереди представлять учителей. Было заранее известно, что Женя будет учиться в 1Б, и учителем ее оказался очень молодой человек чем-то похожий на хозяина Афонии, но без усов. На нем были джинсы и открытая рубашка под пиджаком в веселую мелкую клетку. И сразу стало ясно, что эта школа — демократическая, свободная, Женя это не то чтобы поняла, скорее почувствовала, и ей стало чуть легче. А дедушка, глядя на Жениного учителя, сказал: