Жертва тайги

— Ты как? Слышишь меня, а? — через несколько минут озабоченно спросил Антон, нагнувшись над мужиком, разметавшимся на лапнике.

Злость его растаяла без остатка, как будто ее и не было.

— Слышу, — слабым тонким голоском отозвался Чеботарь.

— Давай-ка поднимайся потихоньку, батя, слышишь? Давай-давай. Идти нам надо. Пока ты не отрубился окончательно. Я ж тебя тогда, лося здоровенного, ни за что до поселка не допру.

— Да нельзя мне туда, — еще раз робко попытался возразить Чеботарь. — У меня же один срок-то уже есть. За драку по малолетке. А теперь точняк по полной намотают.

— Но это все же лучше, чем здесь загнуться, — терпеливо урезонил его Антон. — Поднимайся, слышь? Вставай-ка! Идти надо.

— Да нельзя же мне, — все еще пытаясь сопротивляться, но уже совсем робко возразил Чеботарь.

Из его остекленевших от невыносимой боли глаз вдруг хлынули слезы и ручьями покатились по синюшным впалым щекам, по жесткой белесой щетине подбородка.

— Мне же шестьдесят уже стукнуло. Я сгнию там, на зоне, у хозяина! Подохну, понимаешь?! Мне же никогда оттуда не выбраться!

— Ну, хватит. Все. Успокойся. Вставай, говорю, поднимайся, — теряя терпение, настаивал на своем Антон. — Давай же, батя, ну, я тебя прошу. У нас же времени в обрез. Держи вот. Я костыли тебе вырезал.

Понемногу развиднелось, развёдрилось. Бледно-розовый малахольный солнечный диск вылез, вылупился наконец-то из сивых косматых туч, завис над тайгой измученной затяжным ненастьем, робко и раздумчиво трогая ее своими еще малосильными нежаркими лучами. Она задышала. Начала оживать чистыми безмятежными птичьими трелями, тихим переливчатым звоном ручьев, оседающих в русло.

— Слушай, батя, — прохрипел Антон, подсаживаясь, поудобнее перекладывая, пристраивая на своем плече тяжеленную обессилевшую руку Чеботаря. — А ведь ты меня там, на речке, и завалил бы, да, если бы я наотрез отказался с тобой идти? Я же ведь действительно мог трепануть о тебе в поселке.

— А не знаю, паря. Ей-богу, не скажу.

— Ну, спасибо, что не соврал. — Антон криво усмехнулся и замер, чутко прислушавшись.

Почудилось ему, что где-то далеко позади, в вечном сумраке хмурых вековых кедрачей прозвучал, прорезал томную лесную тишину визгливый звериный крик, переполненный лютой неутоленной ненавистью.

Куда глаза глядят

В жестком цейтноте. — В цепких лапах урагана. — Ночевка в дупле. — Исчезновение Чеботаря. — Возвращение в пещеру. — Талисман в руках. — Встреча с новым незнакомцем. — На прицеле у чухонца

Надрываясь, надсаживаясь, они продирались с сопки на сопку по коварным каменистым осыпям, заросшим густым, пружинящим под ногами кедровым стлаником. С каждым пройденным километром Чеботарь все больше сдавал. Поначалу он еще что-то жалко мычал в ответ на вопросы Антона о самочувствии, а потом и вовсе потерял дар речи. Его дыхание перешло в какой-то неровный, прерывистый, свистящий сип. Плечи потеряли упругость и обмякли, ноги подкосились, подбородок безвольно уткнулся в грудь. Он выпустил из рук костыли и повис на Антоне всей своей тяжеленной стокилограммовой тушей.

Какое-то короткое время Антон еще пытался ценой неимоверных усилий продвигаться вперед с непосильной ношей, но вскоре так называемая дорога в очередной раз потянула в гору. Тут он не выдержал чудовищного напряжения и сдался.

Антон отплевался, отлежался, размазал пот по лицу. Все еще стараясь не поддаваться подступающей безнадеге, он рывком поднялся на ноги и огляделся. На душе сразу кошки заскребли. Солнце опять растаяло. Растворилось. Как будто его и не было! Куда ни кинь взор — одна только однотонная слепящая небесная стынь.

Кругом, насколько хватало глаз, сплошным ковром темнела бескрайняя тайга. Он попробовал было привязаться к местности, но, к ужасу своему, обнаружил, что не в состоянии это сделать. Знакомая лысая вершина Синей сопки куда-то запропастилась, как будто ее корова языком слизала. Несколько минут Антон отчаянно таращился вкруговую, но ни одного знакомого ориентира на глаза так и не попалось. Совершенно никакого! Ни единого!

Во рту пересохло. Его бросило в мандраж, когда он вдруг осознал, что скоро, буквально через час-два, начнет смеркаться. А там, не успеешь оглянуться, накроет тайгу непроглядная кромешная темнота. Если даже по каким-то лесным приметам ему удастся в ближайшее время определить стороны света, то он все равно уже не успеет найти потерянную дорогу в поселок. Да и дорог-то тут никаких нет!

Антон перевел взгляд на бесчувственного Чеботаря и замычал от безысходности.

«А ведь он еще одну таежную ночевку просто не выдержит. Не переживет, а? — И тут вдруг подлая, низкая, недостойная мыслишка, как тать, скользнула в черепок: — Может, бросить его здесь к чертям собачьим? Все равно доходяга не выживет. Так зачем, в таком случае, жилы рвать? Да и кто он мне, в конце концов, мокрушник этот крученый, сват или брат? Неужто я ему чем-то обязан? Тем более что он меня пришить хотел? — Антон подумал так, но тут же укорил себя в подлости, в постыдном малодушии: — А сам-то ты лучше, что ли? Да ты же его и искалечил!.. — В груди защемило. — Нет. Не брошу! Ни за что! Да я ж потом себе всю душу наизнанку выверну! Никогда себе этого не прощу!»

Он собрал остатки воли в кулак, опустился на колени, примерился, крепко обхватил Чеботаря и сцепил у него за спиной руки в замок. Антон потянулся, пытаясь вместе с тяжелым грузом подняться на ноги. Он напрягался, мучился. Уже и хребет от натуги трещал, и перетруженные мышцы судорогой сводило. Но оторвать раненого Чеботаря от земли так и не удалось. Теперь, в бессознательном состоянии, тот стал совершенно неподъемным.

Антон грязно выругался, посидел с минуту, усиленно соображая: «Ну и что теперь дальше? Попробовать тащить его волоком? Для этого мне надо спуститься. Здесь, на верхотуре, ничего сподручного не найдешь — одни чахлые кустики. Но другого выхода все равно нет».

Он надрал лапника, напихал Чеботарю под спину, подхватил сирнапу и ломанулся вниз, но очень скоро намертво застрял в непролазных зарослях кедровника. Так муха замирает в липкой паутине. Антон с трудом освободился из цепких объятий, взгромоздился на стланик и лег на живот. Извиваясь, как ящерица, он быстро заскользил по этому жесткому пружинящему «матрасу» под уклон, безрассудно подвергая себя опасности провалиться между кустами головой вниз и получить при этом серьезную травму.

Антон извозился по уши, пока добрался до подножия сопки. Руки, лицо и вся одежда спереди покрылись слоем липкой смолы, противно отдающей скипидаром. Но о таких мелочах уже и не думалось. Надо было спешить. Времени до наступления темноты оставалось совсем немного.

Он срубил две подходящие молоденькие пихты и озабоченно посмотрел на небо. Неимоверно быстро, прямо на глазах, приближалась непонятно откуда взявшаяся зловещая темно-лиловая туча, отороченная светло-золотистой окаемкой. Она беспрестанно меняла форму, клубилась, извивалась как спутанные щупальца огромного спрута, увеличивалась в размерах, все ближе и ближе подтаскивала зловещий непроглядный мрак, следующий за ней. В лицо ударило промозглым холодом. Зашелестело, загудело в древесных кронах. С треском посыпались обломанные сухие сучья. Взметнулась в воздух и очумело закружилась жухлая листва, оборванная острым стылым ветром.