Жертва (в сокращении)

Горовиц хмыкнул.

— Насколько нам известно, — сказал он, — убийца вложил твою визитку в ладонь уже мертвого Аккардо. Как сообщение тебе. Ты уже усвоил его?

— Да. Если это было сообщение.

— Так, может, ты оставишь расследование убийства убойному отделу?

— Убойному отделу, который заявил, что Гас Шоу покончил с собой? — осведомился я.

— Вообще-то об этом заявил медэксперт, — заметил Горовиц. — И если бы ты удовлетворился его заявлением, Педро, возможно, остался бы в живых.

— Мне очень неприятно думать, что это, наверное, правда, — сказал я.

Горовиц пожал плечами.

— В свете случившегося, — сказал он, — нам, похоже, придется еще раз приглядеться к делу Гаса Шоу. У тебя есть хоть какие-то основания считать, что он не покончил с собой?

Я подумал, потом ответил:

— Если честно, то нет. Просто не таким он был человеком, вот и все. Я знаю, как выглядят улики. Алекс в самоубийство не верит, однако она все еще помнит брата таким, каким он был в юности. А вот жена Гаса, Клодия, по-моему, верит. И никого из людей, с которыми я разговаривал, его самоубийство особо не удивило. Я сам, пока мне не позвонил вчера Педро Аккардо, считал самоубийство практически доказанным.

Горовиц, взглянув на меня, сказал:

— Ладно, к тебе у меня вопросов больше нет. Сейчас найду кого-нибудь, кто отвезет тебя домой.

Глава 10

Марша Бенетти высадила меня из машины у моего дома на Маунт-Вернон-стрит чуть позже часа ночи.

Ни Генри, ни Алекс у двери меня не встретили. Я обнаружил их обоих сладко спящими на диване. Алекс свернулась клубочком на одном его конце, подсунув под щеку сложенные ладони и подтянув колени к груди. Генри покоился на другом конце дивана — практически в той же позе.

Я постоял, улыбаясь, и через минуту Генри приоткрыл один глаз. Он оглядел меня, зевнул, спрыгнул на пол и на неверных ногах направился к задней двери.

Я выпустил его, постоял на веранде. Когда он закончил, мы возвратились в гостиную. Я присел на диван, коснулся щеки Алекс.

— О, привет, — пробормотала она. — Ты вернулся. У тебя все хорошо?

— Я вернулся, у меня все хорошо, — ответил я, — но нам давно уже пора лежать в постели.

— Я так устала, — сказала Алекс. Глаза ее оставались закрытыми.

— Пойдем.

Я встал, протянул ей руку. Она со вздохом села, сжала мою руку и поднялась на ноги. Я обнял ее за плечи и повел к лестнице.

Она остановилась:

— Наверх? Ты уверен?

Я поцеловал ее в макушку:

— Уверен.

Ко времени, когда я насыпал кофейные зерна в кофемашину, поставил ее таймер на утренний час и почистил зубы, Алекс уже лежала под стеганым одеялом в постели, которую я прежде делил с Эви. Я тоже забрался под одеяло, но Алекс только вздохнула. Она крепко спала.

Я повернулся на спину, закрыл глаза. На меня вдруг навалилась страшная усталость, а разум мой словно перешел в состояние свободного падения.

Где-то за моими глазными яблоками мелькали самые разные картины. Страшный вид распростершегося у журчащей воды тела Педро Аккардо, лучи фонарей за деревьями, потрескивающие рации полицейских, горло Педро, словно расплывшееся в жуткой красноватой улыбке.

В его кулаке была зажата моя визитная карточка. Сообщение, предположил Горовиц. Адресованное мне убийцей.

Даже полусонный, я мог без труда расшифровать его, если это действительно было сообщение. Перестань задавать вопросы о смерти Гаса, гласило оно. А не перестанешь, с тобой случится то же, что с Педро.

И новая четкая мысль вырвала меня из сна и заставила открыть в темноте глаза: Гас не покончил с собой. Его убили, как и Педро. И сделал это, скорее всего, один и тот же человек. Алекс была права с самого начала. А я не верил ей. И теперь, если прав Роджер Горовиц, убийца Гаса и Педро, кем бы он ни был, угрожает мне.

Вопросы, которые не давали мне заснуть еще долгое время и на которые у меня отсутствовали ответы, были такими: кто убил сначала Гаса, а затем Педро? И почему?

Я все же заснул, чувствуя, как эти вопросы вертятся так и этак в моей голове, а проснувшись в субботу утром, обнаружил, что они из головы никуда не делись. И оставались там в течение всего дня — пока мы с Алекс ездили на Плам-Айленд и бродили по тамошним тропкам, высматривая поздних перелетных птиц, пока угощались пивом и сэндвичами в Ньюберипорте, пока покупали на рыбном рынке филе камбалы, пока пили у меня дома «Ребел Йелл» и пока Алекс готовила ужин.

Единственный ответ, до какого мне удалось додуматься, на второй из вопросов — почему? — сводился к неуловимым фотографиям, сделанным Гасом в Ираке. Я пытался вычислить, кто, кроме Клодии и Анны Лэнгли, мог знать об их существовании. Возможно, Педро Аккардо. Думал я и о том, что на них было изображено и для кого они представляли опасность. Ответ мог оказаться ответом на первый из моих вопросов — кто?

Но где же все-таки Гас прятал снимки и открыл ли перед смертью тайну их местонахождения своему убийце?

Алекс сварила кусочки филе, облила их сливочным соусом с укропом, добавила коричневый рис и паровую брюссельскую капусту — плюс бутылку «Пино верде».

Поев, мы перебрались с кофе в гостиную. Алекс опустилась на диван. Я остался стоять.

— Мне придется уехать на пару часов, — сказал я ей.

Она резко подняла голову:

— Что?

— У меня есть одно дело.

— Тебя и всю прошлую ночь дома не было.

Я кивнул:

— Прости.

— А подождать твое дело никак не может?

— Нет.

Алекс одарила меня одной из своих циничных улыбок:

— Я веду себя так, точно ты моя собственность. Как вечно ворчащая жена.

— Пустяки, — сказал я. — На этот счет не волнуйся.

— Просто я разочарована, — пояснила она. — Вот и все. Я рассчитывала провести с тобой приятный субботний вечер. Можно, я составлю тебе компанию?

— Идея не из лучших, — покачал я головой.

— Почему? — спросила она. — Это опасно?

— Перестань, милая, — сказал я.

— И как-то связано с Гасом? — спросила она.