Жертва

— Вы в положении.

— Пожалуйста, не…

— Мне очень жаль, но это не отменяет того, что я собираюсь сделать.

Он отпер большой замок и открыл перед ней дверь. Беатрис пришлось пригнуться, чтобы войти. Она сделала всего лишь один вдох и её замутило. Запах гниения, разложения и смерти был повсюду. А потом она споткнулась обо что-то лежавшее на полу, и её спутник подхватил Беатрис за несколько мгновений до того, как она бы упала.

Как только успел.

— Смотрите, Мария, на дело рук вашего мужа.

Он присел на корточки, и пламя свечи осветило зверски изуродованное тело. Это была женщина или девушка, определить не представлялось возможным. Длинные спутанные волосы были покрыты засохшей коркой крови, её лицо и тело представляло собой скопище жутких язвенных ран. Разорвав кожу, прямо из тела под неестественным углом торчали острые обломки костей.

Беатрис отвернулась, и её стошнило. Она не знала, сколько это продолжалось. Временами начинало казаться, что она исторгнет все свои внутренности на этот грязный пол, и упадет замертво рядом с изуродованным телом. Разум, привыкший все анализировать и сопоставлять, зацепился за один странный факт. Кожа вокруг торчащих костей не была рваной, она как будто обрастала их, стремясь залечить ужасную рану.

— Ей было семнадцать, — произнес мужчина тем временем, — она никого не убивала за всю свою жизнь. Просто питалась, оставляя людей в живых. Это её и погубило. Иногда я думаю, что слово «человечность» — достойное описание зла, творящегося на земле. Пойдемте.

Он поддерживал её под локоть, но теперь уже Беатрис опиралась на него. После приступа тошноты и всего увиденного, разум отказывался воспринимать реальность.

Дмитрий не мог, просто не мог… Но зачем им врать? Почему именно ей?

Мысли метались, как сумасшедшие. Память подсказала эпизод, когда она случайно нашла его окровавленную рубашку и собиралась отнести прачке.

— Дурачились с ребятами, — отмахнулся он, — никто не пострадал, только моя гордость. Оставь, её теперь уже только выкинуть.

«Никто не пострадал, только моя гордость».

Беатрис сама не понимала, почему разум зацепился за эту фразу. Она вообще мало что понимала, но ей было по-настоящему страшно. Сердце колотилось, как сумасшедшее, губы пересохли, ноги подгибались.

Тем временем они вернулись в комнату, из которой ушли. Семена там уже не было, и Беатрис без сил опустилась на стул, облокотилась на спинку.

— Кто вы? — спросила она. — Почему он это делает?

— Поверили, значит. Потому, что ему нравится убивать. Нравится причинять боль, чувствовать свою власть, — холодно ответил мужчина, но в его голосе не было ненависти. Она не уловила в нем никаких эмоций, лишь прямую безжалостную констатацию факта. В памяти всплыли несколько эпизодов из их совместной жизни. Дмитрий временами вел себя агрессивно, пусть и не по отношению к ней. Разве что был один эпизод в постели, когда несмотря на её просьбы он был излишне грубым.

Беатрис помотала головой, отгоняя неприятные воспоминания.

— Вы не ответили на мой первый вопрос.

— Люди называют нас вампирами, и вкладывают в это определение смысл «убийца». Нам нужна кровь, чтобы жить, но убивать для этого вовсе необязательно. Хотя милосердие иногда играет с нами злую шутку, через него нас можно найти. Лизу выследили именно так.

— Вы умалишенный, — произнесла она. Произнесла, и вспомнила эпизод на балконе. Ольгу, а точнее, её бездыханное тело. Того, кого всеми силами стремилась забыть. Ещё до того, как она задала вопрос, Беатрис уже знала, что это правда, хотя рассудок отказывался её принимать.

— Вы убьете меня?

— Зачем? — усмехнулся мужчина. — Мария, мы сделаем вам подарок. Думаю, ваш муж оценит его.

Он одним движением выхватил кинжал и Беатрис, инстинктивно отпрянув назад, отчаянно закричала. Боль была резкой, острой, мгновенной. Она с ужасом смотрела на стекающую по руке кровь. Плечо сводило от глубокого пореза. Мужчина одним движением полоснул себя по ладони и обхватил её рану, с силой сжимая руку. Беатрис почувствовала, будто в рану впиваются раскаленные иглы, раздирая её изнутри. Мужчина отнял руку, и она вскрикнула, закусив губу.

— Этого достаточно, — произнес он, прижимая к ладони белоснежный платок. Лицо его оставалось абсолютно бесстрастным. Бросив окровавленный платок на пол, он продемонстрировал ей свежий шрам на ладони.

— Не переживайте, Мария. Очень скоро ваша рана перестанет вас беспокоить.

— Что… что вы… — теперь её трясло по-настоящему, и она больше не старалась справиться с этим. — Что вы сделали? Как…

— Успокойтесь, вы сами все поймете. Завтра, может быть послезавтра. Обычно это происходит в течение суток, максимум двух.

— Я слышал об итальянце, который продержался неделю, — с улыбкой заметил вошедший Семен. Он промыл и перевязал ей руку, накинул на плечи шаль. Во всех его действиях читалось подобие плохо скрываемой вины, будто он извинялся за то, что с ней произошло. За то, что ничего не сделал, чтобы этому помешать.

— Тот итальянец умер через пару недель. У него пошло отторжение.

— Пожалуйста, у меня будет ребенок… — сдавленно прошептала она, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

— Это вас не должно больше волновать. Измененные не способны родить дитя.

Беатрис всхлипнула. Отчаяние затопило все её существо, превращая в подобие человека, готовое скулить и умолять. В ней билась ещё одна жизнь, жизнь ребенка, ради которого она была готова на все.

— Ваше тело избавится от него. Возможно, ещё до того, как вы изменитесь.

Словно в подтверждение его слов она почувствовала, как что пронзило её изнутри. Все тело будто растянули на дыбе, и боль шла из самой глубины её существа. Она закричала, не в силах терпеть это, судорожно вцепилась руками в руку Семена. Спустя несколько минут приступ миновал, и Беатрис тяжело дыша, вытерла со лба холодный пот.

— Что вы со мной сделали?! — хрипло спросила она, испытывая доселе неведомую ей ярость. Отчаянную, дикую, первобытную агрессию. Ответа не последовало.

— Надо её привязать, — произнес Семен, — сами знаете.

— Надо, — хмыкнул мужчина, — иначе она может покалечиться.

Это было похоже на кошмар наяву. Беатрис то колотило в ознобе, то становилось нечем дышать от жара, окружавшего её со всех сторон, как если бы по кругу развели костры, а она находилась в этом кольце. Тело сводило судорогами и пронзало болью, от которых она кричала в голос. Реальность и вымысел мешались воедино, представляя воспаленному сознанию такие картины, от которых хотелось выть, чаще всего от ужаса. В краткие мгновения осознания себя она понимала, что с ней происходит: высокая температура, бред, но не могла понять, чем и зачем заразили её эти люди.