Жертва

Бог шипел непонятные слова, а она, стараясь подражать как можно точнее, торопливо произносила их следом. Их дыхание

смешивалось, губы почти касались друг друга, и Аэлиша отчаянно мечтала завершить поскорее эту странную речь и вновь

прижаться к губам Древнейшего.

Как только она произнесла последние слова, Шейссах переплел их пальцы и потянул руку вверх. Аэлиша с молчаливым

благоговением рассматривала прижатые друг к другу ладони, между которыми разгоралось нежно-изумрудное свечение. Ярко

вспыхнув, оно разбежалось по коже сотней щекотных искорок, следы от которых сложились на тыльной стороне ладони в

хитрый узор, напоминающий остролистый цветок.

Как только след окончательно потускнел, Шейссах подхватил ее на руки и стремительно метнулся под темные колонны

пещеры. Она даже не удивилась, обнаружив за одной из них расстеленный кусок мягкой ткани.

– Сейчас ты станешь совсем моей, - возбуждённо прошептал мужчина, опуская ее на покрывало.
– не бойся, больно будет не

долго.

И сильное тело придавило ее сверху.

– Больно?
– испуганно переспросила она.

– Женщинам, что впервые пробуют мужчину всегда больно, - пробормотал Древнейший, быстро избавляя ее от одежд.

– Но ведь ты не мужчина!

Шейссах поперхнулся и как-то странно посмотрел на нее.

– Ну да, - уверенно продолжила Аэлиша.
– чтобы мужчина мог быть с женщиной, он должен устроить свои ноги между ее.

Тогда происходит близость. Так священник говорил…

Такого громкого смеха она ну никак не ожидала услышать. Аэлиша оскорбленно дернулась, пытаясь встать и прикрыть

руками обнаженную грудь. Его обидный хохот отрезвил. Что это на нее нашло? Позволить делать с собой такое! Конечно - он

Бог, и очень хорош собой, а еще силен и целуется так. . Она куснула себя за щеку, отгоняя сладкие воспоминания.

– Глупыш-ш-шка, - Шейссах перехватил ее руки и, не смотря на возмущенные взгляды, развел в стороны, - мужчину от не

мужчины отличает иное.

– И что же?
– сердито буркнула она.

– Вот это, - ее ладонь потянули вниз, под тяжелые складки пояса. Пальцы коснулись горячей твердой плоти, и Аэлиша

мучительно покраснела, осознавая, о чем говорит Древнейший. Голозадых детишек она видела и чем отличается мальчик от

девочки знала. А однажды довелось наблюдать мужчину без портков. Пянчужка решил облегчиться прямо на улице, не

стесняясь проходящих мимо. Но… У Шейссаха ведь хвост, как же так?!

– Я покажу после, - зашептал мужчина, верно истолковав ее замешательство, - ты такая вкус-с-сная, не могу сдержаться.

Аэлиша забилась в крепких руках пуще прежнего Вкусная?! Ох, это звучит очень и очень плохо!

– Не убивай меня! Пожалуйста, не убивай! Я совсем не вкусная, правда!

Новый приступ хохота заставил Бога ослабить хватку. Он смеялся долго и громко, сотрясаясь всем телом. Не по

божественному хватался за живот, всхлипывал и утирал глаза. Аэлиша лежала ни жива ни мертва. Шейссах оказался в

довесок ко всему еще и с приветом, совсем как ведьма. От этой мысли хотелось выть и плакать. Почему у нее так? За что?

Стоит только тихонько порадоваться, что жизнь становится легче, как в то же мгновение жестокая судьба бьет наотмашь в

несколько раз сильнее прежнего.

– Глупышка… Мой цветочек… Ха-ха! Ох, даже настроение пропало. Ха-ха! Фу-у-ух, давненько так не смеялся…

Аэлиша согласно кивала, незаметно стараясь нащупать рядышком хоть что-нибудь тяжелое. Она будет защищаться! Вириш

или Шейссах - без разницы. За свою жизнь она еще поборется! Пока Бог веселился и обзывал ее несмышленышем и

дурашкой, рука наконец нащупала что-то твердое и острое. То, что нужно! Резкий взмах и… обломок кристалла сверкнул в

воздухе, выбитый одним хлестким ударом. Она с криком схватилась за руку, баюкая охваченное болью запястье. К горлу

подступил комок. Напряжение последних дней, проведенных в стенах душного чердака, страх, испытанный на жертвенном

алтаре, удивление от увиденного после: все это вдруг резко всколыхнулось и обрушилось на нее отвратительным чувством

собственной беззащитности и слабости.

Аэлиша зажмурилась и тоненько всхлипнула. Щекам стало мокро, а телу так холодно, словно ее голой посадили под самый

студеный дождь и ветер.

Она плакала и плакала, обреченно и зло отпихивала от себя руки Шейссаха. из последних сил мешая Богу опять дотронутся

до нее. Сейчас его прикосновения приносили такое же отвращение, как грубые домогательства Вириша и мерзкие

поглаживания Миррока.

Но куда ей было тягаться с Древнейшим? В конце-концов Бог просто прижал ее к своей груди и обвился вокруг нее так, что

пошевелиться было просто невозможно.

– Аэлиша, Аэлиша!
– послышался над головой встревоженный голос Древнейшего. Он пытался до нее дозваться и, видимо,

не первый раз.
– Маленькая моя, прости. Аэлиша!

Прекратив бесполезные попытки выкрутиться, она замерла. Древнейший гладил ее по волосам, пытался вытереть щеки, но

она только ниже опускала лицо.

– Прости, я не подумал! Забыл, что ты ничего не знаешь… И обидеть я не хотел! Это рефлекс, понимаешь? Знаешь что такое

рефлекс? Нет, наверное. . Прости. Смотри, больше не болит! С твоей рукой все в порядке, цветочек. Аэлиша!

Сморгнув остатки соленых капель с ресниц, она покосилась на руку. Запястье действительно не болело. И следа от удара не

наблюдалось. Аэлиша осторожно пошевелила пальцами. Работают как надо. Хорошо. Шейссах подхватил ее запястье и

осторожно поцеловал.

– Клянусь, это больше не повторится, цветочек. Моя обязанность беречь тебя. И от себя в том числе, - вздохнул Древнейший.