Жесткая посадка

Практически не рассыпавшись, группа двинулась вверх, к гребню увала, и я увидел, что практически все бойцы надели очки ночного видения!

«Йес!»

Я приподнялся над землёй, вложив карабин в плечо и взяв на мушку предполагаемого командира. Сигнал должен был подать Егор – он лучше знал возможности своих ребят, а также то, как они расположились в засаде. И едва я заслышал кашель взлетевшей кедровки, как трижды выстрелил в плотно стоящую середину группы. И мгновенно прикрыл глаза, чтобы не ослепнуть от вспыхнувшего за кустами оранжевого пламени взрыва…

Костёр, в который Виктор вылил полный чайник бензина для примуса, полыхнул буквально до небес и ослепил на некоторое время солдат спецназа, глядевших в его сторону через приборы ночного видения. Правда, это касалось только тех, кто на то время ещё оставался жив. Одновременно с окончанием птичьего крика из кустов стланика, словно призраки из могил, выросло несколько низкорослых фигур и раздались глухие шлепки выстрелов малокалиберных винтовок, тут же перекрытые грохотом моего карабина. Двое солдат качнулись вперёд и кинулись через гребень холма, справедливо полагая, что оказались прямо посередине засады. Одного из них пробили тремя пулями пастухи на бегу, а другой успел прямо сквозь ещё не осевшее пламя подбежать к Виктору и уставить ему в грудь ствол автомата…

Виктор

Я сидел у костра и из всех сил стремился не пропустить нужного сигнала. Сперва совершенно бесшумно исчез Зим, затем наверху, в подтверждение плана, вякнула кедровка. Мгла сгущалась, и я с огромным трудом заставлял себя не глядеть наверх, чтобы ни в коем случае не выдать перед посторонними наблюдателями своей тревоги.

«То, что ты должен сделать, – важнейшая часть плана, – повторял мне Зим. – Жизнь каждого из нас зависит всего от одного твоего движения – как вовремя ты его сделаешь».

Для любого постороннего наблюдателя, Зим спал рядом, возле костра – так, по крайней мере, демонстрировала кукла, мастерски изготовленная из камней и корней стланика и прикрытая спальным мешком.

Шло время. Чувства мои обострились до предела. Я слышал, пожалуй, не только писк полёвок, которые грызли прошлогодние кедровые орехи под кустом в десяти метрах от меня, но даже, пожалуй, движение муравьёв на нагретых жаром костра камнях. В зарослях позади меня шевельнула крыльями и перепорхнула с места на место какая-то птица – и моя рука чуть не метнулась к чайнику с горючим.

И вдруг всё стихло. Наступила абсолютная тишина, которая, как мне уже рассказывали Зим и ламуты, наступает только тогда, когда в спокойный, занятый своими делами мир вступает совершенно смертельная угроза – такая, как вооружённые люди или призрак из мрака. Не стало слышно ни мышей под корнями, ни муравьёв под камнем. Из мрака, нависшего над освещённым склоном, на меня уставились несколько враждебных пар глаз. Я их не мог видеть, но я физически чувствовал, как они, словно лучи невидимых фонариков, ощупывают каждую складку моей одежды, стоящую у костра кружку, очертания спального мешка и мою руку, которая уже легла на проволочную дужку чайника.

Из тьмы дохнуло смертью.

И, едва услышав знакомое «крэканье» в кустарнике, я с размаху кинул чайник в костёр. Раздался оглушительный грохот – такой, будто некто гигантский изо всей силы нанёс несколько ударов бичом по всей тундре и ближайшим склонам Хребта. Кусты наверху затрещали, оттуда вывалилась чёрная человеческая фигура, затем послышался топот, и сквозь огонь проступил силуэт того самого человекоподобного робота, который мне рисовался в воображении уже три дня. Вперив в меня горящий взгляд глаз-окуляров, он развернул прилепленный ремнями к груди автомат, и… рухнул на спину, прямо в опадающее пламя костра, дёргаясь от ударов, посыпавшихся на него с гребня. А на гребне стоял Зим, и карабин в его руках расцветал ромашками огненных вспышек.

Алекс Зимгаевский, он же – Зим

Человек пробежал сквозь костёр, уставил ствол автомата в грудь Виктору, и я свалил его прямо в огонь несколькими выстрелами по корпусу.

– Егор, ты жив? – крикнул я сразу же, как понял, что упавший в костёр человек точно не шевелится.

– Э-э-э, жив, кажется, – сказал он из кустов. – Мой мёртвый.

– Илья?

– Тута я. Мой готов.

Импровизированная перекличка продолжалась недолго. Каждый опознал своего противника и убедился, что он мёртв. Всё столкновение заняло не более пяти секунд, хотя для большинства они показались чуть ли не получасом. Ну и правильно – в Голливуде об этом бы сняли батальную сцену на четверть фильма – соответствующую реальному ощущению впервые участвующего в ней человека. Всё решает точный расчёт и знание обстоятельств. В этом плане мы опережали противника – и выиграли. Но выиграли мы только первую партию в турнире. Нам оставалось уничтожить доставивший спецназ вертолёт, добраться до самолёта и унести ноги из этих краёв… Ну ладно, решать проблемы надлежит по мере их поступления…

– Это вроде как люди, – испуганно произнёс Илья, сдвинув очки ночного видения с лица убитого.

Да, это были совсем не старые люди, с тем же непреклонно-яростным выражением лица, что присутствовало у второго нанятого нами монтёра, убитого мной в вертолёте, – Фёдора. Да кто знает, как зовут их на самом деле, людей, выброшенных на свалку своей страной, которых даже и не похоронят по-человечески…

– Посмотрите, что там у них есть для нас нужного, – распорядился я. – Оттащите под склон и завалите камнями.

Сам я взял из груды хвороста, приготовленного для костра, ствол небольшой лиственницы, очистил ножом от коры, вынул из ножен одного из убитых устрашающего вида кинжал, и раскалив его конец на костре, выжег:

Семеро солдат. Их сюда не звали.

19 июня 2004 года

Один из пастушат с сожалением рассматривал закопчённый, пахнущий бензином чайник.

– Жалко очень. Хороший чайник был, много со мной прошёл. Однако, тоже закопать придётся. Зато я теперь «Тигр» возьму. – И торжествующе поднял вверх, наподобие Че Гевары, самозарядную снайперскую винтовку с оптическим прицелом.

Таким было послесловие к эпитафии семи человек, погибших в скоротечной схватке у горы Янранай, где судьба и нелепый приказ неизвестного руководства столкнули их с соотечественниками.

Серж Астахов. Ух и береговое братство

Грузовой самолёт «Ан-26», на котором мы прилетели из Иркутска, приземлился в аэропорту Умикана. На этот борт нас перебросил Олег Хиус, который чисто-конкретно возил военные грузы по всей Восточной Сибири. На самом деле он, по поручению генерала Z, менял запасные части к грузовикам, резину для колёс, списанные армейские костюмы и всякую заваль со складов, копившуюся там десятилетиями, на рыбу, икру, мясо и меховщину. Степень независимости таких «коробейников на крыльях» было трудно переоценить. Если Хиуса власти хватали на какой-нибудь афере где-то в Чокурдахе или Зырянке, то немедленно из-под земли возникал военный прокурор, который требовал, чтобы военного лётчика судили справедливым военным судом. Проштрафившийся Хиус летел в штабную часть, где, реально, за то, что попался, получал дружеского щелбана от генерала, отсыпался с неделю, а затем снова летел куда-то через всю страну с тракторными и вездеходными частями.

«Двадцать шестой» сел в Умикане в расчёте на икру, которую вот-вот должны были начать заготавливать сотнями тонн тысячи браконьеров на побережье. Икра уже была, но конкретно на борт её никак не набиралось, и Хиусов порученец Сашка Лымарь сидел на краю грузового люка и сложноподчинённо ругался, пытаясь матом наставить себя самого на путь истинный. К самолёту подошёл мрачный начальник аэропорта. Порт был на самоокупаемости, и по всем новым российским законам наш борт должен был заплатить здесь за взлёт и посадку.