Жесткая посадка

– …Я прилетел за два дня до начала операции и отменил её целиком, – продолжил Шергин. – Мой Бог, да ведь вы…

– Да-да, вы отменили ту операцию, но тут же спланировали другую. Звено транспортных «восьмёрок», без всяких «крокодилов», ущельями Гиндукуша прорывается к группе с воздуха вне досягаемости любой ПВО, её прикрывает группа стратосферных истребителей. И имеет она приказ…

– …в сомнительной ситуации уничтожить атакующего противника и группу вместе с ним. Да-а, память… Стало быть, вы и вели те МиГи на Корья-Шаар?

– Да, я и вёл. Фамилию вашу, признаться, я специально искал – надо же, ведь есть люди, которые ещё могут воевать по-настоящему – просто и эффективно. Таких людей встречаешь разы в жизни. Учились ещё тогда ?

– На Той войне—имеете в виду? Я стар, но всё-таки не настолько. Нет, я учился от людей, прошедших Ту войну. Что тоже довольно много. Ну ладно, приятно возобновить знакомство, – хмыкнул Шергин, – а теперь, наверное, ближе к делу? Ведь дело-то, по большому счёту, очень похоже на то, в котором мы с вами познакомились.

– Если вкратце, – Шергин сложил руки на коленях, и бескровные старческие пальцы вцепились друг в друга до той синевы, которая бывает на руках очень пожилых людей, вызванной отсутствием нормального кровоснабжения, – то я хотел бы просить, чтобы ваши истребители патрулировали определённый квадрат неба со снаряжёнными дистанционно управляемыми планирующими бомбами – ОДАБ-500, так вы их называете, да? Но к бомбам на несколько часов будут допущены наши специалисты. В тот момент, когда будет необходимо применить боеприпас, бомба сама подаст пилоту сигнал о необходимости пуска. В течение двух секунд после сигнала бомбу необходимо сбросить и возвращаться на базу. Её наведение на цель не является вашей задачей.

– ОДАБ-500? В высшей степени серьёзно. То есть… В общем, понятно. Если серьёзнее – то только ядерный боеприпас. Но в целом – понятно. Регион мне тоже ясен – Северный Кавказ. («Неужели Басаева вытропили?» – подумал генерал.) А как долго надо осуществлять непрерывное патрулирование местности?

– Неделю. Может быть, две. Вряд ли больше. Только вот с регионом вы не угадали. Это – Тихоокеанское побережье России. Назовите ближайшую базу в этих местах, где вы имеете надлежащие силы, и группа наших специалистов с оборудованием окажется там уже через три часа.

– Начало патрулирования?

– В тот момент, когда старший из группы специалистов – майор Маторин – скажет, что все приготовления закончены. Я лично вылетаю в район проведения операции.

– Как и тогда? А можете вы рассказать мне немного подробнее о самой операции? Я ведь имею право на маленькую толику правды, не так ли?

– В связи с тем, что я прошу вас довольно о многом – «собственно говоря, нанести несанкционированный бомбовый удар по территории собственной страны», – то да. Имеете. Наша задача – уничтожить объект чрезвычайной государственной важности. Объект был утерян… ну, очень давно утерян. Само его существование в природе было настолько опасно для нашей страны, что, когда он исчез, все заинтересованные лица решили, что это – навсегда. И забыли о нём. И вот надо же было такому случиться, чтобы безответственные, ничего не понимающие людишки обнаружили его именно сейчас – сейчас, когда страна наша рушится по швам, и нам, как никогда, может быть, в истории, нужна идейная цельность и вера в великое прошлое. Ведь что является для вас, ваших солдат, ваших близких самой незыблемой истиной в новейшей истории?

– Да вроде сейчас так всё перекроили, таких и нет, – криво усмехнулся командующий. «Однако, как разобрало старика – как пророк витийствует. Немного ему осталось. А ведь он из поколения, которым так и не дали стать пророками сперва прошедшие войну старые боевые товарищи, потом – вновь народившиеся молодые хамы новой поросли».

– Да полноте вам. Одной из самых незыблемых истин для нас всех является история о том, как Советский Союз вёл борьбу с фашистами не на жизнь, а на смерть, бескомпромиссно и безжалостно. И победил в этой борьбе. И эта легенда будет сопровождать нас, наших детей, внуков, правнуков, всех потомков от рождения до могилы. Но только в том случае, если ваши лётчики в ближайшее время выполнят ваш приказ.

– Так этот объект?..

– Письменное предложение о перемирии гитлеровской Германии, которое сделал Верховный главнокомандующий в дни, когда немцы подошли к Волге.

Они сидели в светлом кабинете, который постепенно заполняли сумерки. Молчание длилось уже четверть часа. Командующий протянул руку к сейфу, вытащил оттуда бутылку коньяка и две рюмки. Наполнил их.

Выпили не чокаясь.

– Да-а-а… Стало быть, не выдержали нервы у Кобы… А ведь сегодня говорят, что в этот момент война де-факто была выиграна нами…

– Говорят. – Костистое, морщинистое лицо Шергина перекосило, на него было страшно смотреть. – Говорят люди, которые знают, что уже произошло! Говорят люди, привыкшие получать каждые шесть часов разведданные со спутников! Говорят люди, тренирующиеся на компьютерных симуляторах, на которых щёлкни кнопкой – и можешь переиграть обратно ход истории! А тогда всё было взаправду! Не было обратной кнопки! Немцы на Неве, немцы на Волге, немцы от Москвы в двухстах километрах! Конечно, мы бы не оставили их там навсегда! Мы всё равно закончили бы войну в Берлине! Страна собралась бы с силами, зализала самые страшные раны, подросли бы солдаты, прошли бы подготовку – и мы снова начали бы войну, но уже не на их – на наших! условиях. Но всё обошлось. И этот документ. Лучше бы никто не знал о том, что он когда-нибудь существовал. Но существующий и попадающий в открытое пользование – он становится смертельно опасным для нашей страны. Потому что заставляет пересмотреть самую героическую страницу её истории! Сожгите его! Развейте его прах по ветру! Уничтожьте его вместе со всеми, кто окажется рядом! Мы сделаем своё дело, сделайте и вы своё!

Игорь Ухонин, он же Ух

Ухонин и Степан вернулись на катер затемно. Я к тому времени уже давно дремал, будучи в полном психическом шоке от свалившихся на меня за какие-то трое суток перемен. Шуточное ли дело – стать из вполне так себе среднепреуспевающего владельца салона цифрового оборудования изгоем, убегающим за рубеж России, пролететь «на перекладных» на военно-транспортных самолётах через всю страну и оказаться на катере постройки времён Второй мировой войны на берегу Охотского моря?

Василич возился в рубке, занимаясь какими-то своими делами. «На нормальном пиратском корабле должен быть одноногий моряк, – вспомнил я его последние слова, – а на нашем корабле есть моряк без обеих ног. Так что наше судно вдвойне нормальное». Я опёрся на край койки и нащупал ладонью какой-то твёрдый, выступающий и очень неудобный предмет. Я отвернул матрас в сторону – под ним лежал армейский карабин, блестящий и смазанный.

– Эй, Москва, лезь наверх, будем укладываться! – заорал откуда-то Ух. Хотелось сказать ему, что он «Москва» не меньше моего, но я промолчал.

Палуба нашего кораблика тоже была сварена из толстых стальных листов, окрашенных серой краской, потому была скользкой и звенящей. Степан и Ух выходили в посёлок в высоких болотных сапогах и сейчас стояли под бортом по колено в воде. Вода прибывала и прибывала.

Я встал над бортом и принялся принимать многочисленные мешки, коробки и ящики с маленького прицепа, который тащил за собой милицейский УАЗ. Из его двери с водительской стороны вылез кавказский человек в форме, тоже в болотных сапогах, невероятно походивший на петлюровца, и забрался на борт.