Жестокие чувства

А мне тоже нужно выжить.

В его горячих руках и под его тяжелым темным взглядом.

Его руки скользят по моему телу жадно, цинично, не оставляя выбора. Я чувствую, как он прижимает меня к себе, потом наклоняет, направляя к кровати.

– Подожди… – шепчу я, но он лишь усмехается и крепче сжимает мои бедра.

– Тебе нужно время? Не смеши меня. Ты давно готова.

Его губы находят мою шею, дыхание обжигает кожу. Мужские пальцы смело скользят вниз, показывая, насколько далеко он может зайти.

– Ты хотела сеанс? Ты его получишь, – его голос становится глубоким, полным угрозы и обещания.

Я судорожно вдыхаю, собирая остатки здравого смысла, и провожу пальцами по его плечам. Не отталкиваю. Нет, это не сработает. Мне нужно другое.

– Герман…

– Что Герман? – он усмехается. – Я не хочу разговаривать, малышка. Я наговорился с тобой на три жизни вперед. И с тобой опасно говорить, за это приходится слишком дорого расплачиваться.

В его глазах мелькают искры. Мне на мгновение кажется, что он даже сдерживается. Он хочет не просто взять меня, жестко и собственнически, как будто я всего лишь развлечение на одну ночь, а хочет сделать мне больно. Такие мужчины, как Герман, всегда берут оплату за предательство кровью. Но он держится. Он даже сжимает так, что остается на тонкой грани между игрой в подчинение и настоящим насилием. Он давит, показывает, что у меня нет выбора, но не переходит черту.

– Ты боишься, – констатирует Третьяков, скользя пальцами по моей ключице, затем ниже, к линии груди.

– Тебе разве нравится, когда тебя боятся девушки? Всегда думала, что ты не такой человек.

– Для тебя я сделаю исключение.

Его рука перемещается ниже, оглаживает изгиб талии, скользит по моему бедру. На мне совсем не остается одежды, легкое платье разошлось в запахе и упало на кровать, остались только кружевные трусики. Я вспоминаю о них, когда пальцы Германа цепляют тонкую полоску. Я сразу дергаюсь, но из-за этого только сильнее наталкиваюсь на его каменную грудь.

Ему удается закрыть собой все вокруг. Он практически лежит на мне, и от его сильного тела исходит жар. Это выматывает и вынуждает путаться. Я чувствую злость, даже ярость из-за того, что он заставляет меня проходить через это, играется со мной, словно я всего лишь вещь, но в то же время я чувствую его запах. Он не изменился, если в его глазах незнакомая пропасть, в которой больше всего ненависти и боли, то запах его кожи остался прежним. Я помню, как чувствовала его на собственных ладонях, на всем теле после долгих ночей. Я была мокрой в его объятиях и была вся пропитана его запахом и страстью.

– Нет, нет. – Я царапаю его ладонь, впиваясь в нее со всей силы, когда он собирается сдернуть с меня белье. – Герман…

Он замирает на мгновение. Как будто в его голове тоже всплывают неподходящие воспоминания. И там моя искренняя мольба еще чего-то стоит. Она заставляет его остановиться и ослабить схватку.

Черт, это действительно так.

В нем тоже живут инстинкты из нашего прошлого. Во мне еще живет то ли правда, то ли мираж, что это мой мужчина. Все то, от чего я сбежала два года назад, потому что знала, что иначе не смогу справиться с ним. А в нем осталась вот эта уязвимость. Мимолетная крупица, которую я чувствую прямо сейчас. Он реагирует на мой голос и смотрит куда-то поверх моего плеча. Но я знаю, что это ненадолго. Как я научилась справляться со своей тягой к нему, так и он переступит через наше общее прошлое.

– Ты не хочешь этого, – шепчу я, поднимая на него взгляд.

Он нависает надо мной, мощный, сильный, уверенный в себе. Его ладонь ложится мне на живот, и я вздрагиваю от неожиданности. Он чувствует это. Конечно же, чувствует.

– Правда? – Его брови чуть приподнимаются, а в уголки губ впивается ядовитая усмешка.

Я медленно, очень осторожно провожу пальцами по его предплечью, стараясь не делать резких движений и используя секундное затишье.

– Ты же не любишь, когда все просто, Герман. – Я смотрю ему в глаза, зная, что сейчас решается все. – Тебе нужно больше, ты хочешь растянуть удовольствие. Разве не так?

Еще мгновение тишины. Но он все-таки делает движение. Герман прижимает меня к матрасу, выбивая из моих легких весь воздух.

– Хочешь заинтриговать меня? – его голос звучит лениво, но я чувствую, что мои слова подействовали на него.

Его пальцы впиваются в мое тело. Не настолько сильно, чтобы оставить следы, но достаточно, чтобы я чувствовала его власть.

– Хорошо. Давай, доктор, – его низкий голос получает оттенок опасной насмешки. – Ты же любишь копаться в чужих головах. Что ты хочешь предложить? Что видишь во мне сейчас?

Я замираю, собираясь с мыслями. Он провоцирует, я понимаю это.

– Злость, – отвечаю, поднимая взгляд. – Ты зол.

Он усмехается, наклоняется ниже, его дыхание горячей волной проходит по моей коже.

– Разумеется, зол. Ты врала мне. Ты считала себя умнее, верно? Считала, что можешь играть со мной?

Его ладонь скользит по моей щеке, затем жестко обхватывает подбородок, заставляя меня смотреть в его глаза. В этих глазах нет жалости. Вообще больше нет никаких эмоций, словно он запретил себе чувствовать хоть что-то наедине со мной.

– А теперь думаешь, что я должен простить тебя? – продолжает он. – После всего?

– Нет, – признаю я. – Ты не должен меня прощать.

Его брови слегка поднимаются.

– Вот как? – Он насмешливо наклоняет голову. – Интересный поворот.

– Но и ты не хочешь просто сломать меня, – говорю я осторожно. – Не сразу.

Он останавливается на долю секунды. Я вижу, как в его глазах что-то мелькает. Может быть, сомнение, а может… Черт, я не могу прочитать его.

– Ты хочешь больше, – продолжаю, пытаясь сохранить самообладание. – Не просто тело. Ты хочешь видеть, как я сдаюсь. Как перестаю сопротивляться.

Он наклоняется ближе, его губы касаются моей кожи.

– Как банально, – шепчет он, а его ладонь жестко скользит по моей спине, изучая, запоминая каждую реакцию. – Не думай, что контролируешь ситуацию. С этим покончено раз и навсегда.

Герман вдруг замедляется. Его хватка ослабевает, пальцы скользят по моей коже, но не жадно, а словно задумчиво. Он не отстраняется сразу, но я чувствую, как меняется его настрой. Он словно обдумывает что-то. Наконец, он отстраняется, встает с кровати и выпрямляется, нависая надо мной.

– Я хочу использовать тебя по-другому, – говорит Третьяков.

– Как?

– Ты слишком талантливая и искусная стерва, чтобы быть просто шлюхой, – отвечает он.

Я сжимаю губы, но молчу.

– Ты во вкусе Романа Лебедева, – добавляет он, бросая это имя так, будто оно должно мне о чем-то сказать. – Он тоже любит породистых кобылиц. Ему нравится, когда у девок подвешен язык и они знают хоть что-то, кроме брендов.

Я ровно дышу, не позволяя эмоциям выдать меня. Ему удалось удивить меня и выбить почву из-под ног, я не ожидала, что наш разговор повернет в такую сторону. Я медленно спускаю ноги на пол, садясь на кровати, и не торопясь накидываю на себя платье.