Жестокие игры - 2

– При чем тут Потаев?!
– раздражено проговорил Татиева, посчитав слова олигарха очередной глупостью. У человека "крыша" от страха поехала. Бывает.

– А при том... Копает он под меня.

"Желаю, чтобы он свернул тебе шею", - подумал Руслан, наливая себе в рюмку коньяка.

Глава четвертая. Беркутов. Свобода!!

Через час после отъезда Татиева я уже был у его "фамильного замка", но натолкнулся у ворот на "цербера" с кавказским лицом, преградившего мне дорогу.

– Нэльзя!
– лаконично сказал он, и для убедительности слов повел в мою сторону дулом автомата.

– Как это - нельзя!
– возмутился я.

– Малыш, ты не прав! Ты внимательно посмотри на меня. Это же я - ваш, можно сказать, национальный герой, спасший вашу "малину" и вашего "пахана" от серьезных катаклизмов. По моему, своим героическим поведением я заслужил преимущественное право беспрепятственного доступа во все дома вашего вшивого анклава.
– И сделал решительный шаг в нужном направлении. Но не тут-то было. Лицо стража стало ещё более сумрачным и непредсказуемым, а дуло автомата уперлось в мою грудь.

– Нэльзя! Нэ могу!
– упрямо проговорил он.
– А то малэнко стрелал буду. Да?

Я понял, что этого "маленько" мне будет больше чем достаточно и отступил. Этот дитя гор получил от своего хозяина "Дракулы" твердые инструкции и не остановится ни перед чем, чтобы их выполнить.

– Козел ты, а не Малыш!
– здорово я обиделся.
– Ради вас, козлов, рискуешь жизнью, а в ответ получаешь черную неблагодарность. Пошли бы вы все с вашим "паханом" к такой матери!

Пришлось удовлетвориться малым - наблюдать свою возлюбленную в окне. Картина была более чем впечатляющей. Но теперь мне этого было уже мало. Душа жаждала общения с моей ненаглядной. Светочка, любовь моя, вырву ли я тебя когда и лап кровожадного тирана! Унылый и печальный я вернулся домой.

А вечером ко мне пришли Рощин и Максим Задорожный и мы уничтожили все запасы сухого вина во имя торжества справедливости. Запасов хватило настолько, что я, вдруг, вспомнил нанесенную мне днем обиду и все порыввался пойти и набить морду тому стражу, а Рощин с Задорожным меня удерживали. А потом ничего не помню. Не помню, как ушли парни, не помню даже, как уснул. Помнил лишь, что была пятница. Поэтому, когда открыл глаза и увидел заглядывающее в окно нахалное солнце, то понял, что наступила уже суббота и мне предстояло выйти на связь с "Центром". Об этом мы дотолковались с Татиевым перед его отъездом.

Через полчаса я уже ехал в знакомых "Жигулях" в знакомый Владикавказ.

Анзор Мурадиев долго тискал меня, цокал языком и, будто продавал орловского рысака, приговаривал:

– Какой молодец, да! Какой красивый! Какой кунак! Какой джигит, да!

Такое впечатление, что он взял на себя повышенные обязательства задушить меня в своих объятиях.

– Свободу агенту ФСБ!
– заорал я благим матом.
– Агенты тоже люди!

– Зачем кричишь?!
– озадаченно спросил Анзор, выпуская меня на волю. Тебя режут, да?
– Он с большим трудом понимал шутки, а от подобных импровизаций становился вообще в тупик. Как может большой мужик, кричать как худой баба, да?! Не понимал он этого, хоть тресни. За неимением времени я не стал его убеждать, что есть в жизни такие люди, готовые из всего, даже из самых невероятных ситуаций делать хохму. Поэтому ответил весьма лаконично:

– Я больше не буду.

Азор как-то странно на меня посмотрел, спросил осторожно:

– Ты, Дима, в порядке, да?

Случай схохмить сам припрыгал в руки и я не мог, не имел права его упустить.

– Я-то в порядке, - заверил я его и, наращивая накал голоса, принялся "возмущаться": - А вот вы, Анзор Мурадович, явно не того. Сколько раз вам можно говорить, что лошадь к стойлу надо привязывать двойным узлом, понимаете ли! Опять ваша Глория отвязалась. Ее видели аж у Трубопрокатного жующую "Сникерсы".

У Анзора натурально полезли глаза на лоб. Лицо стало потерянным, беспомощным и жалким. Сомнения в моей психической полноценности у него теперь окончательно отпали.

– Какой лошадь?! Какой Глорий?!
– жалко пролепетал он, косясь на дверь. Очевидно боялся, как бы я не отрезал ему путь к отступлению. Он явно растерался и не знал, что предпринять. Опыта общения с психами у него не было никакого. В милиции их обычно направляют либо в суд, либо к прокурору.

– Вот только этого не надо мне тут!
– погрозил я ему пальцем. Оправдываться не надо! Вы, Азор Мурадович, не любите животных - этих братьев наших меньших.

– Я очень люблю живытный!
– заверил меня Мурадиев и даже молитвенно сложил на груди руки.

– Не надо врать!
– присек я его попытки уйти от ответственности. Помните, как прошлый раз вы спустили в унитаз морскую свинку?! Помните?!

– Нет, не помню!
– Азора уже качало от перенапряжения.

– Так я вам напомню. Бедное животное целую неделю плавало по городскому коллектору и пугала душераздирающими криками горожан. Садист вы после этого, Анзор Мурадович! Вот кто вы такой! А что если Глория объестся "Сникерсов"? Кто за это будет отвечать? Кто, я вас спрашиваю?!

Наконец, его осенило, как надо себя со мной вести. Лицо разом сделалось умильно-благостным, заулыбалось фальшивой приторной улыбкой. Он подошел ко мне, обнял за плечи, елейным голосом пропел:

– Ви не волнуйся, Дима! Все будет карашо, да. Садись, посмотри картинки, да.
– Он достал из ящика стола какой-то порнографический журнал и выложил передо мной.
– А Глорий мы сейчас поймаем и вернем на место. Я сейчас позвоню и распоряжусь. Ты подожди токо.
– И он бочком стал пятиться к двери.

Пора было заканчивать спектакль одного актера. Зритель от него явно устал. Однако, предвидя, что сейчас может произойти, я придал голосу покаянный вид, а на лице нарисовал крайнюю степень смущения.

– Никуда звонить не надо, Анзор. Пошутил я. Извини!

Он застыл в какой-то нелепой позе с раскрытыми, будто клешни рака, руками и на полусогнутых. А такого дурацкого выражения лица у него не было, уверен, со дня рождения. Он смотрел на меня, как очковая змея, и лишь шипел, не в состоянии говорить. Помятуя, что лучшая защита - нападение, я "возмутился":

– Ну что ты на меня шипишь?! Уж и пошутить нельзя! Какие мы все, блин, нервные!

Анзор наконец пришел в движение.

– Так ты это шутил, да?
– спросил, приближаясь ко мне с угрожающим видом.

– Шутил да! А кто меня принял за придурка?!
– спросил возмущенно, все ещё надеясь, что дело не дойдет до "крайних мер".

Он схватил меня за грудки, легко оторвал от стула и потащил к окну. Угрожающе зарычал:

– Ты у меня щас будешь шутил с третьего этажа!

– Люди-и-и!
– заорал я.
– Я любил вас! Спасите! Не дайте свершиться беззаконию! За что же Ванечку Морозова! Геноцид к позорному столбу!