Жестокие игры - 2

Наконец, Анзор отпустил меня, плюхнулся на стул, мрачно, с сожалением сказал:

– Дурак ты, Димка! Такой встреча испортил!
– Но этого ему показалось недостаточным и после некоторого раздумья, он дополнил: - Козел!

Я обнял его сзади за плечи, наклонился и очень задушевным голосом проговорил:

– Прости меня, Анзор! Прости Христа ради! Таким уж я уродом уродился. Поэтому все претензии моей маме. Хочешь я тебе дам её адрес? А что, напишешь письмо. Она будет рада.

– Э-э!
– укоризненно сказал он.
– Зачем маму трогал, да? Когда сам болной.

– Что верно, то верно, - согласился я.

– А какой с больного спрос?

В конце-концов мир был восстановлен.

– Поехали ко мне, - сказал Анзор, втавая.

– Нет, сначала дело, а потом все остальное.

– Там будет дело. Здесь не будет. Я сегодня барашка зарезал, да.

– Ну вот видишь, - укоризненно покачал я головой.
– А кто мне давеча клался, что любит животных?

– Но есть маленько тоже надо, - серьезно ответил Анзор.

Нет, с чувством юмора у него явная напряженка. Определенно. И с этим уже ничего не поделаешь.

Прием прошел в делой и дружественной обстановке и затянулся до позднего вечера. В конце его Анзор вновь тискал меня в своих объятиях и восхищенно говорил:

– Какой молодец! Какой кунак! Какой джигит, да!

Азор рассказал, что ими установлены каналы сбыта героина. Уходит он по железной дороге, как правило, в трехтонных контейнерах, загруженных всякой всячиной. Пока выявлены десять городов, куда идут наркотики. Среди них был и Новосибирск. Я даже не мог предположить, что мне самому придется участвовать в аресте этого контейнера и задержании его получателей. Отчет Анзора я приобщил к своему, вложил в конверт и поросил срочно отправить спецпочтой Иванову. Результаты моей здесь работы были, как говорится, налицо.

А утром ко мне прибежал мой связной Тимур, запыхавшийся, возбужденный.

– Вас сам Татиев вызывает!
– сообщил.

То, что Татиев не встретил меня на крыльце, было дурным предзнаменованием. Когда я вошел к нему в кабинет, то он сидел за столом строгий и чопорный, будто на приеме в Бекингемском дворце. И я окончательно понял, что случилось что-то из ряда вон и надо готовиться к самому худшему. Он холодно взглянул на меня и вместо приветствия, спросил:

– Кто вы, Павел Иванович?

И тем самым развеял все мои сомнения. Они установили, что ни такого отдела, ни такого генерала, о которых я говорил, в ФСБ не существует, как нет там и сотрудника Кольцова Павла Ивановича. Я предвидел, что это рано или поздно случится и на этот случай у меня уже был заготовлен ответ. Да, я не имею чести принадлежать к Федеральной службе безопасности, так как принадлежу к Главному разведовательному управлению. С моим умением пудрить мозги почтенной публике, я бы мог рассчитывать на определенные успехи. А это бы повлекло новую проверку, а там... Но сейчас я решил говорить правду. Почему? А кто меня знает - почему? Решил - и все тут. Интуитивно чувствовал, что только правда может мне сейчас помочь.

– В каком смысле, Руслан Мансурович?

– В самом прямом. Кто вы такой?

– Ах, вы об этом?
– сказал я равнодушно. Неспешно подошел к столу, сел, достал сигареты, закурил, выпустил к потолку струю дыма и беспечно улыбнулся.
– Если быть между нами, мальчиками, до конца честным и предельно откровенным, то я никакой не Кольцов, и вовсе не Павел Владимирович, и уж тем более не подполковник ФСБ.

– Это мы уже выяснили, - сказал Татиев, следя за мной строгим взглядом.

– Что делает вам честь, - кивнул я снисходительно.
– Но только, смею заверить, что вам от этого не легче.

– Это ещё почему?

– А мотому, милостивсдарь, что ваша информация ушла строго по назначению и по ней уже работают соответствующие органы? Вы внимательно следите за ходом мих мыслей, Руслан Мансурович?

– Кто же вы такой, наконец?

– Вопрос резонный. Отвечаю. Я - майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.

– Беркутов?
– машинально переспросил Татиев, что-то припоминая. Вдруг, лицо его стало красным, а глаза - удивленными. Таких удивленных глаз я отродясь не видывал. Определенно.
– Так вы...

– Вот именно, - подтвердил я его догадку.
– Я внебрачный муж Светланы Николаевны и прибыл сюда исключительно за ней. Но когда архаровцы Бахметова принялись меня "уговаривать" выдать себя за сотрудника ФСБ, я вынужден был с ними согласиться. Вы ведь знаете - они умеют "уговаривать".

Правда настолько ошеломила Татиева, что он отказывался в неё поверить. Вскочил из-за стола, подбежал к двери и истерично закричал:

– Светлана!

Через минуту в дверях появилась моя любимая. Вид у неё был встревоженный.

– Здравствуйте, Павел Иванович!
– кивнула она мне и обратилась к Татиеву: - В чем дело?! Что случилось?! Отчего вы так кричите?

– Кто это?
– спросил Татиев, указывая на меня пальцем.

Она бросила на меня испуганный взгляд, но довольно хладнокровно ответила:

– Что за глупый вопрос?! Это Кольцов Павел Иванович.

– Вы в этом уверены?
– В голосе Татиева было столько надежды и ожидания, что я невольно ему посочувствовал.

Лицо Светланы вспыхнуло, глаза заблестели, и она стала ещё прекраснее.

– Я вас не понимаю!
– гневно проговорила она.

– Вы прежде были знакомы с этим господином?

– Да. И вы об этом прекрасно знаете.

– Я имею в виду не здесь. А там, - она махнул рукой на окно, - в Новосибирске?

Светлана окончательно растерялась и не знала, что ей сказать. Взглянула на меня, как бы говоря: "Что здесь происходит?"

– Фенита ля комедия, дорогая, - улыбнулся я.
– Придется "колоться". Другой альтернативы я не вижу. Удовлетвори любопытство этого настырного господина и ответь - кто я такой.

Светлана побледнела, потупила глаза, тихо, но четко сказала:

– Вы Павел Иванович Кольцов.

Она никак не могла поверить, что я в трезвой памяти по собственной воле мог раскрыться перед врагом, и тем самым ставила меня в затруднительное проложение.

Ответ Светланы вдохнул в мятущуюся сущность Татиева надежду на светлое будущее. Он взбодрился, повеселел и вновь стал походить на красивого сукиного сына, воспитанного мамой на любви к русской классике.

– Так в чем дело, Пав.... или там вас?!
– воинственно обратился он ко мне.