Жестокие игры

Она еще никогда не видела его таким злым. Ну, возможно, всего пару раз, но обычно он злился на девчонок, чьи мысли были заняты глупыми парнями, а не футболом. Сейчас его пальцы сжимали ее плечо. В первое мгновение она испугалась, но потом задрожала от радости: «Он пришел сюда из-за меня!»

Он снова взял себя в руки.

– Что ты им сказала?

В эту секунду ее чувства были похожи на пушистую перину, мягкую и манящую. Кэтрин глубоко вздохнула и призналась:

– Что я вас люблю.

– Ты меня любишь… – повторил он, и в его устах эти слова прозвучали нелепо. – Кэтрин, тебе это только кажется!

– Нет. Люблю. И знаю, что вы меня тоже любите.

– Все мои слова и поступки… Я мог бы сказать или сделать это по отношению к любой ученице, – заверил Джек. – Кэтрин, ты должна прекратить вводить всех в заблуждение. Разве ты не понимаешь, что я могу угодить за решетку?

На мгновение Кэтрин замерла, но тут же поняла: это нечто вроде проверки. Попытка защититься, пока она полностью не откроется ему. Она улыбнулась.

– Больше не нужно скрывать правду.

– Какую правду?

– Вы знаете. Что мы будем вместе.

Его глаза метали молнии.

– До или после того, как меня осудят за сексуальное домогательство?

– Джек! – прошептала она, протягивая к нему руки.

Он отпрянул, не желая ни касаться ее, ни чтобы она прикасалась к нему. И тогда Кэтрин наконец задумалась. Она продолжала его звать, а он пятился с поднятыми вверх руками, как будто перед ним была не симпатичная девушка, а ядовитая змея, способная атаковать, когда меньше всего этого ожидаешь.

– Разумеется, она поступает легкомысленно, – мягко сказала прокурор Лоретта Уинвуд преподобному Маршу. – Если бы она по отказывалась давать показания, я бы задумалась о движущих ею мотивах. Но сплошь и рядом несовершеннолетние потерпевшие не желают выступать в суде. Честно признаться, нерешительная потерпевшая на месте свидетеля – весомая улика в деле об изнасиловании.

– Но вы же слышали ее! Она уверяет, что все выдумала.

Лоретта дала священнику время успокоиться. Бедняга! Всего несколько дней назад он узнал, что у дочери шашни с учителем, а сегодня Кэтрин отрекается от очевидного. В такие моменты она понимала, почему прокуроров называют еще советниками юстиции.

– Преподобный Марш, вы ей верите?

– Моя дочь добрая христианка.

– Никто не спорит, но она либо лжет о любовной связи… либо лжет, открещиваясь от нее.

Марш сжал пальцами виски.

– Не знаю, миссис Уинвуд.

– Зачем Кэтрин выдумывать историю о несуществующей сексуальной связи?

– Незачем.

– Верно. А теперь предположим, что, как ни печально, у нее все же были отношения с мистером Сент-Брайдом. Зачем Кэтрин отрекаться от своих слов?

Марш закрыл глаза.

– Чтобы спасти его.

Лоретта кивнула.

– Одна из причин, по которым связь с несовершеннолетними считается противозаконной, заключается в том, что подростки моложе шестнадцати лет слишком доверчивы, ими легко манипулировать. История, которую рассказала ваша дочь… Я много повидала таких девочек, преподобный Марш. Они влюбляются и с гордостью рассказывают всему миру о своей любви. Но когда видят, что предмет их обожания увозит в наручниках полиция, тут же понимают, что раструбить всем об этой любви – не такая уж удачная мысль.

– Вы можете… заставить ее свидетельствовать в суде?

– Я могу силой усадить ее на место свидетеля, но если она не захочет говорить, то будет молчать. Именно поэтому огромное количество подобных дел так до суда и не доходит. – Она закрыла лежащую на столе папку. – Если Кэтрин заявит присяжным, что эта любовная связь всего лишь плод ее воображения, я не смогу обвинить ее в том, что это противоречит ее первоначальным показаниям. Мы располагаем некоторыми косвенными уликами… но они не такие веские, как показания самой Кэтрин. К сожалению, это означает, что Джека Сент-Брайда, скорее всего, оправдают… и в будущем он, вероятнее всего, соблазнит еще не одну несовершеннолетнюю.

Лицо Марша пошло пятнами.

– Гореть ему в аду!

В законе были слабые места. Даже если сейчас Кэтрин уверяет, что солгала относительно того, что имела сексуальные контакты с Сент-Брайдом, это не является неопровержимым доказательством его невиновности, а значит, о ее признании защите сообщать необязательно. Поэтому Мелтон Спригг понятия не имел, что Кэтрин отказывается свидетельствовать против его подзащитного.

– В аду ему самое место, – согласилась Лоретта. – Но нельзя ждать так долго, нужно срочно что-то предпринимать.

– Признать вину? – оторопел Джек. – Разве это не означает, что они испугались?

Адвокат покачал головой.

– Большую часть рассматриваемых в суде дел, где-то процентов десять, без вариантов выигрывает сторона обвинения, процентов десять – защита. Но основную массу, до восьмидесяти процентов, – ни те ни другие. Обвинение всегда предлагает пойти на сделку о признании вины, потому что не уверено, что добьется обвинительного приговора.

– Ну и где я, Мелтон? В тех десяти процентах без вариантов проигранных дел или в десяти процентах выигрышных?

– В вашем случае, Джек, пять процентов там и там, но девяносто – где-то посередине. В делах об изнасиловании чаще всего все сводится к слову обвиняемого против слова потерпевшего. Приговор, обвинительный или оправдательный, может зависеть от того, хорошо ли присяжные позавтракали.

– Я не буду признавать вину! – заявил Джек. – Не хочу признаваться в том, чего не совершал.

– Просто выслушайте меня, договорились? Потому что в мои обязанности входит разъяснить вам последствия сделки или отказа от нее. – Мелтон протянул ему факс. – Они готовы переквалифицировать обвинение в сексуальное домогательство. Восемь месяцев тюрьмы, никакого условно-досрочного освобождения. Это хорошее предложение, Джек.

– Это хорошее предложение для того, кто, черт побери, виновен! – воскликнул Джек. – Я и пальцем ее не трогал, Мелтон! Она врет.

– Вы уверены, что сможете убедить в этом двенадцать присяжных? Вы хотите сыграть в русскую рулетку?

Он поднял чашку Джека, взял из-под нее салфетку и провел посередине линию. Вверху с одной стороны он написал «за», с другой – «против».

– Давайте рассмотрим ситуацию, если вы предстанете перед судом. В лучшем случае вас оправдают. В худшем – осудят за преступление второй степени. Семь лет тюрьмы.