Жестокий поцелуй

Теперь она тоже повсюду в этой гребаной квартире. Моя кровать, где я, кажется, не могу избавиться от ее гребаных духов, даже постирав простыни дюжину раз. Я знаю, что этого больше нет, но, кажется, я все еще не могу перестать чувствовать этот запах: мягкий, ароматный, чувственный, совсем как у нее. Где я был так чертовски близок к тому, чтобы заняться с ней любовью, но она каждый раз отстранялась. Из-за него. Коннора. Ее мужа. Мужчины, который имел на нее права, в то время как я никогда их не имел.

Я даже не могу приготовить гребаный ужин без того, чтобы не стоять у себя на кухне и не слышать нашу последнюю ссору, когда она сказала мне, что не может этого сделать. Что, возможно, в другой жизни она могла бы полюбить меня, могла бы уйти со мной так, как я отбросил свою гордость и умолял ее так сделать, но не в этой. В этой жизни она принадлежит ему, независимо от того, какое дерьмовое соглашение он с ней заключил, или от того факта, что он, черт возьми, с самого начала сказал ей, что не хочет любить ее. И в конце концов он все равно полюбил ее и завоевал ее, извинениями и всем остальным…

Теперь она беременна его ребенком и вот-вот родит в течение ближайшего месяца или двух. С той ночи, когда мы “расстались”… ты вообще можешь расстаться с кем-то, с кем никогда по-настоящему не был? Это был ад, быть здесь, в Бостоне, работать на Королей, видеть их вместе, видеть, как она с каждым днем все больше округляется из-за беременности от Коннора. Что-то, чего я даже не хотел, ни с ней, ни с кем-либо еще, но это все равно почему-то ощущается как потеря. Частое напоминание о том, что все, чего я действительно хотел от нее, у него есть. Что все те прекрасные, задыхающиеся тихие звуки, которые она издавала со мной, она издает с ним вместо меня. То, как она реагировала на мои прикосновения, то, что она говорила…

Блядь. Я отбрасываю эти мысли назад, запихиваю их куда-нибудь в темноту и поглубже, в коробку, и закрываю крышку. Они снова всплывут на поверхность, но сейчас, по крайней мере, мне нужно немного гребаного покоя. Достаточно плохо, что я не мог переспать ни с кем после Сирши, не говоря уже о том, что я не мог заставить себя прикоснуться к другой женщине в течение нескольких месяцев между Лондоном и ее отказом от меня. Я не хотел никого другого, и теперь, когда она бросила меня, я, кажется, все еще не могу заставить себя возбудиться ни от чего, кроме воспоминаний о ней, мягкой, бледной, с рыжими волосами, разбросанными по всей моей постели. Что тоже бросает вызов моим привычкам дрочить. Раньше у меня не было проблем с тем, чтобы провести вечер наедине с собой и посмотреть любимое видео, когда мне не хотелось идти на свидание, но теперь все, о чем я могу думать, это о той жаркой, опрометчивой ночи, когда Сирша напилась после своего девичника и начала переписываться со мной, я думаю, в наши дни дети называют это именно так, и я присоединился к ним. Теперь даже моя рука, обхватывающая мой член, заставляет меня думать о том, чтобы подрочить на нее, это лучший оргазм, который я когда-либо дарил себе, зная, что она одновременно со мной доводила себя до оргазма, смотрела на мои фотографии, и думала обо мне.

Короче говоря, она проникла мне под кожу хорошо и по-настоящему, и теперь у меня не все в порядке с головой, чего мне удавалось избегать в свои тридцать, когда дело касалось женщин. Все потому, что я влюбился не в ту, которая мне нужна. Поэтому я стремлюсь установить некоторую дистанцию между нами и всеми напоминаниями о ней. Может быть, несколько недель в Мексике, с хорошей текилой и девушками достаточно далеко от дома, чтобы я не думал о ней, приведут меня в порядок. Может быть, я смогу вернуться домой и увидеть, как она держит на руках маленького Коннора-младшего, и не чувствовать, что из меня вырывают сердце и душу одновременно.

На самом деле, это ирония судьбы. После того, как почти началась война из-за любви и вожделения, все в трех больших семьях теперь ладят. Я единственный, кто все еще чувствует себя так, словно я в гребаном аду.

Пива недостаточно. Я осушаю его и выбрасываю в мусоропровод, направляясь к шкафу за чем-нибудь покрепче. Хороший виски "Джеймсон Блэк" со льдом. Два пальца отброшены назад в броске, его горячий, острый ожог притупляет боль в моей груди. Если я выпью достаточно, может быть, она не будет сниться мне сегодня ночью. Но она сниться. Она всегда, блядь, так делает.

Горячие, беспокойные сны, полные жгучей потребности и всепоглощающего желания, всегда прекращаются прежде, чем мы успеваем закончить то, что начали. Я просыпаюсь с твердым, как камень, членом, который ноет, и без особого желания облегчить его, потому что я не хочу видеть ее лицо, когда кончу. Я не хочу думать о том, как она взяла мое лицо в ладони и сказала, что, может быть, только может быть, она могла бы полюбить меня. Вместо этого я встаю, прогоняя свою эрекцию холодным душем, чтобы смыть остатки сна, и одеваюсь. Черные джинсы, серая футболка, мотоциклетные ботинки и моя любимая куртка на флисовой подкладке. Моя сумка уже собрана, я лечу коммерческим рейсом, поэтому еду в аэропорт на Uber, несмотря на мое отвращение к тому, когда меня возит кто-то другой.

— По делу или ради удовольствия? — Спрашивает водитель, когда я сажусь, натянув шерстяную шапку на уши, чтобы защититься от холода. Это должно было стать началом дружеской беседы, но несмотря на то, что я измучен и сексуально разочарован, мне не очень хочется вести светскую беседу.

— Дела, — коротко отвечаю я ему, бросаю свою сумку на тесное заднее сиденье и следую за ним. Мои ноги слишком длинные для компактной машины, но я смиряюсь с этим и привыкаю к этому. Полет, вероятно, будет ненамного комфортнее. Я уже достаточно летал на частном самолете, чтобы заметить разницу. Тем не менее, тот, которым пользуются Коннор и Лиам, прямо сейчас находится в Дублине, везет Коннора на встречу, и я бы в любом случае выбрал коммерческий. С тех пор как Коннор стал половиной трона ирландских королей, я стал менее склонен пользоваться этими привилегиями.

Конечно, если я успешно справлюсь с этой работой, некоторые из этих льгот станут моими.

— Босс даже не смог оплатить твою поездку в аэропорт, да? — Водитель сочувственно цокает языком. — Нам, работающим людям, так тяжело.

— Он, наверное, подвез бы меня, если бы я попросил. Но у него ребенок родился прошлой ночью. Я не был бы хорошим другом, если бы попросил подвезти меня при таких обстоятельствах. — Я пожимаю плечами. — Ничего страшного.

— Парень, да? На кого ты работаешь? Кто-нибудь, кого я мог бы знать?

— Глава ирландских королей. — Я одариваю его зубастой улыбкой и наблюдаю, как его лицо слегка бледнеет. В машине воцаряется мертвая тишина, и я откидываюсь назад, наслаждаясь внезапной тишиной.

Я не часто использую то, что делаю, в своих интересах или даже позволяю кому-либо узнать об этом. Часть работы на мафию, любой мафии, заключается в том, чтобы держать это дерьмо при себе до тех пор, пока не возникнет необходимость. Но этим утром, с ноющей головой, ноющим сердцем и ноющим членом, это кажется необходимым, хотя бы на несколько минут тишины.

К вечеру я буду в Мексике. У меня будет несколько недель, чтобы использовать это время и расстояние, чтобы избавиться от Сирши, выбросить из головы наш злополучный, опрометчивый маленький роман и двигаться дальше. Точно так же, как все говорят мне, что время лечит.

Я просто надеюсь, что это так чертовски просто.

5

ИЗАБЕЛЛА

В течение следующих недель держаться подальше от кабинета отца. Оставаться в своей комнате, если не указано иное, или в саду. Даже не выходить из дома без матери или Хосе. Таковы были указания отца.