Жестокое милосердие
Шрифт:
В голосе Анны звучит недоумение: в самом деле, как же так вышло, что в ее доме поселились враги?
— Видишь, вон те ворота, дальние? — спрашивает она. — Восемь лет назад сквозь них проскакал Дюваль, увозя нас с Изабо от убийц. — Ее голос прерывается. — Вот бы он оказался здесь! — страстно шепчет она. — Мне еще никогда не был так нужен его совет! — И она бросает на меня взгляд, полный отчаяния. — Я была уверена, что он выехал вперед и встретит нас по дороге. Наверняка ему известно, что Дюнуа не исполнит приказ, не возьмет его под стражу. Почему его нет с нами, Исмэй?
Я смотрю в карие глаза
— Он болен, ваша светлость. И очень серьезно.
Ее ладошка взлетает ко рту:
— Мор?
Я качаю головой:
— Его отравили.
Глаза у нее становятся круглыми от невыразимого ужаса, она даже отступает на шаг.
— Отравили?.. — еле слышно повторяет герцогиня.
— Да, но это не я, — спешу заверить ее.
— Что же ты раньше мне не сказала?
— Он не хотел, чтобы вы знали. А я рассчитывала найти противоядие, чтобы вам совсем не пришлось огорчаться.
— Я так понимаю, — говорит она, — спасительного лекарства ты не нашла.
— Не нашла.
Она молчит, глядя вниз, на город. Потом собирает все свое мужество и задает следующий вопрос:
— Он умер?
— Не исключено, потому что, по сути, он был при смерти, когда мы оставляли Геранд.
Я вспоминаю его бледное лицо на подушке и борюсь с чудовищным искушением вскочить на ближайшую лошадь. Скорее в Геранд, оградить его, беззащитного и беспомощного, от дальнейших поползновений Крунара.
Она поворачивается ко мне и спрашивает голосом, хриплым от гнева:
— Кто же посмел сотворить такое?
Я набираю полную грудь воздуха:
— Канцлер Крунар, ваша светлость.
И рассказываю Анне, как самый доверенный советник предал ее.
На другой день герцогиня отправляет в Нант посланника, требуя, чтобы родной город открыл ей ворота для переговоров с маршалом Рье. Парламентером она выбрала де Лорнэя. Все любят его за обходительность и редкую красоту; герцогиня надеется, что он сумеет склонить жителей Нанта на ее сторону.
Мы провожаем де Лорнэя до последнего холма, с которого виден Нант. Здесь останавливаемся и смотрим, как он едет дальше, направляясь к городским воротам.
— Ты же не думаешь, что его там убьют, даже не выслушав? — обращаюсь я к Чудищу.
Он в преувеличенном изумлении вскидывает брови:
— Только не говори, что наш красавчик сумел растопить твое сердце.
— Еще не хватало! Просто хочу убедиться, что послание герцогини, по крайней мере, будет услышано.
— Ну, — отвечает Чудище, прекрасно понявший, что у меня на уме, — поскольку Рье и д'Альбрэ надеются использовать Нант, чтобы заставить герцогиню принять их условия, думается мне, они с распростертыми объятиями встретят де Лорнэя!
Он прав: городские ворота распахиваются, и оттуда навстречу де Лорнэю и сопровождающим его двоим стрелкам выезжает небольшой конный отряд.
К нашему огорчению, разговор получается очень коротким, и парламентеры поворачивают обратно.
Когда они возвращаются, глаза де Лорнэя мечут молнии, и у меня обрывается сердце.
— Маршал Рье не намерен ничего со мной обсуждать. Он настаивает на встрече с герцогиней
с глазу на глаз и будет говорить только с ней. Предлагает встретиться завтра в полдень, вон там, внизу, в поле. До этого места мы можем ее проводить, но в город впустят только герцогиню и десять стрелков при ней. Ни капитан Дюнуа, ни я, ни де Варох не должны сопровождать ее. Это касается и убийцы.Лишь мгновение спустя я понимаю, что он говорит обо мне.
— Не нравится мне это, — ворчит капитан Дюнуа. — Попахивает ловушкой!
— Значит, нужно сделать так, чтобы нас не застали врасплох, — говорит герцогиня. — Передайте маршалу Рье, что я согласна на встречу.
Утро занимается морозным и ясным. Капитан Дюнуа опасался, что наползет туман и скроет от нас город, а с ним и все хитрости, которые могли приготовить Рье и д'Альбрэ; он считает, что честной игры нам от них ждать не стоит. Однако боги к нам благосклонны — в небе ни облачка.
Герцогиня твердо намерена встретиться с маршалом Рье. Даже собирается извиниться за то, что не прислушалась к его мнению. Это серьезный шаг, но она хочет убедить отступника, что остается непреклонной лишь тогда, когда это действительно необходимо.
Весь наш отряд следует за ней в долину. Остановившись на некотором расстоянии от городских стен, мы ждем. Точно в полдень ворота распахиваются, и в сопровождении четверых солдат выезжает маршал Рье. Мы собираемся кругом герцогини — вдруг и тут подстроена ловушка? Но других всадников в воротах не видно, и мы расступаемся, чтобы Анна могла встретиться с маршалом.
Рье останавливает коня в нескольких футах от герцогини:
— Ваша светлость.
— Маршал Рье.
— Если вы оставите своих спутников здесь, взяв с собой лишь десять безоружных стрелков, я буду рад сопроводить вас в город.
Дюнуа стребовал с нее слово, что без вооруженной охраны она с места не сдвинется.
— Но ведь это же мой город, маршал, — произносит Анна. — Мои люди и мой дом. Мне подобает прием, сообразный моему положению. Я не тать в ночи, а герцогиня, приехавшая навестить собственную столицу.
— Тогда мы в тупике, ваша светлость. — Он хочет отвернуться, но звонкий молодой голос останавливает его:
— Вам известно, что французы перешли наши границы?
Он наклоняет голову:
— Очень надеюсь, это известие вернет вам здравый рассудок и заставит примириться с д'Альбрэ.
Капитан Дюнуа с отвращением фыркает, но герцогиня вскидывает руку, призывая к тишине:
— А известно вам, что они взяли Ансени?
Маршал Рье медленно разворачивает коня обратно:
— Ансени?
Герцогиня кивает:
— Да, маршал. Они захватили ваши владения.
Ее слова действуют именно так, как и следовало ждать. Потрясение сменяется на его лице недоверием.
— Это ложь.
— Маршал Рье! Не забывайте, с кем разговариваете! — напоминает ему капитан Дюнуа.
— Но почему я должен вам верить? — спрашивает тот.
— А зачем бы нам лгать? — отвечает герцогиня. — Более того, вы легко можете все проверить. Если сомневаетесь, пошлите гонца.
Рье медлит, потом кивает двоим из своих людей. Те отделяются от его свиты и без промедления направляются к дороге, что ведет в Ансени.