Жестокость

— Миссис Кайл?

Женщина подняла глаза. — Да?

Его лицо исказила жестокая ухмылка. — Скажите, а в тот вечер — после нашего ухода — это действительно было самоубийство? — Он слегка качнул головой. — Вы ему часом немного не помогли?..

Лицо женщины словно само превратилось в отчаянный крик, как тогда, при первой их встрече, она почти дотронулась щекой до лежавших на коленях ладоней. Барвелл схватил здоровяка за руку и резко развернул. Затем уперся обоими кулаками в грудь, подталкивая к двери.

— Заткнись! Возвращайся в машину!

Ему пришлось потратить не менее четверти часа, чтобы успокоить ее. Когда рыдания наконец смолкли и она принялась снова и снова пересказывать ему, какой прекрасный это был человек, он понял, что ее уже можно оставить одну. Женщина проводила его до дверей.

— Все было в точности так, как об этом писали в газетах, мистер Барвелл, — проговорила она. — Если бы я не спала, тогда я смогла бы остановить его!.. Уж лучше бы мне видеть его в тюрьме, чем мертвым!

Барвелл аккуратно водрузил шляпу, прикрыв свою роскошную шевелюру. Потом, уже стоя на крыльце, он повернулся к ней и сказал:

— Лучше бы вам забыть про все это, миссис Кайл. И постарайтесь простить Хоппера. Он всегда был грубым, невежественным человеком.

Затем снова повернулся и медленно побрел к машине.

— Клянусь вам, что это правда, — послышалось ему вслед. — Я готова поклясться на могиле собственной матери.

ШИРЛИ ДЖЕКСОН Ведьма

В вагоне было почти пусто, и потому в распоряжении маленького мальчика была целая полка. Его мать сидела напротив, рядом с его сестренкой, совсем малышкой, державшей в одной руке сухарик, а в другой погремушку. Чтобы ребенок сидел прямо, его привязали к полке помочами, и потому всякий раз, когда девочка начинала заваливаться набок, лямки удерживали ее в полунаклоненном положении. Тогда мать поворачивалась к ней и снова сажала ее прямо. Мальчик тем временем смотрел в окно и жевал пирожок, а мать читала книгу и изредка, не отрываясь от нее, отвечала на его вопросы.

— Через реку едем, — сказал мальчик. — Это река, а мы по ней едем.

— Прекрасно, — сказала мать.

— Мы на мосту над рекой. — Это он уже обращался к самому себе.

Ехавшие в этом же вагоне немногочисленные пассажиры сидели преимущественно в противоположном конце. Если кто-либо из них проходил по коридору мимо их купе, мальчик поднимал голову и говорил: «Привет». Кто-то отвечал ему: «Привет», кто-то спрашивал, нравится ли ему ехать на поезде, а кто-то добавлял еще, что он такой хороший большой мальчик. Подобные замечания почему-то вызывали у ребенка раздражение, и он всякий раз, слыша их, снова отворачивался к окну.

— А вон корова, — говорил он или, вздохнув, спрашивал: — Долго нам еще ехать?

— Уже недолго осталось, — всякий раз отвечала мать.

В какое-то мгновение малышка, которая в общем — то сидела довольно спокойно и казалась поглощенной своей погремушкой и сухариком, завалилась слишком сильно на бок и ударилась головой. Раздался плач, и мать, отложив книгу, бросилась успокаивать дочурку. Мальчик соскользнул со своей полки и, подбежав к сестренке, принялся гладить ее ножки, уговаривая не плакать; девчурка столь же неожиданно рассмеялась и снова принялась сосать, правда, уже новый сухарик. А мальчик, получив от матери леденец на палочке, опять уткнулся в окно.

— А я видел ведьму, — через минуту сказал он матери. — Это была большая, старая, страшная, старая, плохая, старая ведьма — там, снаружи.

— Прекрасно, — откликнулась мать.

— Большая, старая, страшная ведьма, и я сказал ей, чтобы она уходила, и она ушла, — продолжал мальчик вести с самим собой негромкий разговор. — Она пришла и сказала: «Сейчас я тебя съем», а я ответил: «Не съешь» а потом прогнал ее — плохую, старую, злую ведьму.

Он замолчал, потому что в этот момент дверь в вагон открылась и вошел мужчина. У него было приятное лицо, красивые седые волосы, а синий костюм после долгой дороги почти не помялся. В руке он держал сигару, и когда мальчик сказал ему: «Привет», мужчина помахал сигарой и ответил:

— Приветствую, сынок.

Он остановился как раз напротив входа в их купе и, чуть наклонившись, принялся разглядывать мальчика, который в свою очередь вытянул шею и уставился на незнакомца.

— И что же ты высматриваешь в этом окне? — спросил мужчина.

— Там ведьмы, — тут же ответил мальчуган. — Плохие, старые, злобные ведьмы.

— Понятно, — кивнул мужчина. — И много их там?

— Мой папа тоже курит сигары, — сказал мальчик.

— Все мужчины курят сигары, — ответил незнакомец. — Когда-нибудь и ты будешь их курить.

— А я уже мужчина, — заявил мальчуган.

— И сколько же тебе лет?

Услышав извечный вопрос, мальчик с минуту подозрительно разглядывал незнакомца, после чего заявил:

— Двадцать шесть. Восемьсот и сорок восемьдесят.

Мать оторвала взгляд от книги. — Четыре, — сказала она, с нежностью посмотрев на сына.

— Неужели? — вежливо спросил мужчина, обращаясь к мальчику. — Значит, двадцать шесть. — Он кивнул сидевшей напротив женщине. — А это твоя мама?

Мальчик перевел взгляд на мать, после чего кивнул: — Она самая.

— И как же тебя зовут?

Глаза мальчика подозрительно заблестели.

— Мистер Иисус, — ответил он.

— Джонни, — снова проговорила женщина. Перехватив взгляд сына, она деланно нахмурилась.

— А вон моя сестра, — указал мальчик пальцем. — Ей двенадцать с половиной.

— Ты любишь свою сестренку? — спросил мужчина.

Мальчик уставился на него, а мужчина сделал шаг вперед и сел рядом с ним.

— Слушай, — проговорил седой, — а хочешь, я расскажу тебе про свою маленькую сестренку?

Мать, которая было встревоженно посмотрела на незнакомца, когда он уселся рядом с ее сыном, снова умиротворенно уткнулась в книгу.

— Расскажите мне про свою сестренку, — сказал мальчик. — Она что, ведьмой была?

— Возможно, — ответил мужчина.

Мальчик возбужденно рассмеялся, а мужчина откинулся на спинку сиденья и пыхнул сигарой.

— Так вот, — начал он, — у меня тоже была маленькая сестренка, вот как у тебя.