Жгучая ложь

Я попал в затруднительное положение. Чтобы оказаться вне пределов досягаемости хвоста, мне пришлось бы соскочить с панциря и стать уязвимым для клыков и когтей. Надо было искать выход, да поскорее.

И выход нашелся. Извернувшись, я начал пятиться, перебираясь от шипа к шипу в сторону хвоста. Хлесткие удары полосовали мне спину, но я не обращал на это внимания. У края панциря я обернулся, прикрыл глаза свободной рукой и изо всех сил вонзил меч в основание хвоста.

К сожалению, позиция не позволяла мне как следует замахнуться, и отсечь хвост напрочь не удалось. Но острый клинок вонзился так глубоко и причинил тараску такую боль, что тот взвизгнул и подпрыгнул. Этот прыжок оказался столь резким и неожиданным, что я не удержался и слетел со своего насеста.

Тараску потребовался всего момент, чтобы оценить изменившуюся обстановку. Я еще не успел встать, как он уже бросился на меня. Однако и лежа я рубанул его по рылу.

Реакция у зверя была не хуже, чем у заправского варвара. Он и сейчас успел отпрянуть, и все же кончик меча задел его щеку, и оттуда полилась кровь.

Я вскочил и попятился к зеленому алькову.

Разъяренной чудовище замахнулось на меня тяжелой когтистой лапой. Встречным ударом я отрубил ему коготь вместе с подушечкой, но столкновение оказалось столь сильным, что меч выпал из моей руки. Я остался безоружным.

Впрочем, не совсем так. Лук со стрелами и сума с чарами остались у Пуки — в таком бою от них все равно никакого толка, — но прихваченный из замка нож висел у меня на поясе. Правда, в сравнении с когтями и клыками тараска это оружие казалось просто смешным. Тараск, по всей видимости, пришел к такому же умозаключению. Разинув пасть, он двинулся вперед с явным намерением отхватить сочный кусочек варварского мясца. Давно установлено, что варвары гораздо вкуснее цивилизованных людей. Видимо, это обусловлено тем, что они ближе к природе.

Чудовище не сомневалось в своей победе, однако самонадеянность до добра не доводит. Едва зверь приблизился, я засадил ему нож прямо в ноздрю.

Ловко, скажу я, получилось. Тараск так взвизгнул, что у меня ногти позеленели, и отскочил назад. Острая боль ослепила его, и я не был бы варваром, если бы не попытался использовать это преимущество. Мой следующий удар целил ему прямо в горло.

Однако львиная голова быстро отдернулась назад. Должен признать, зверь был стойким бойцом и умел извлекать уроки из собственных ошибок. Я промахнулся и, увлеченный инерцией собственного выпада, оказался у него под брюхом.

Что было не так; уж плохо. Куры, те прекрасно выгребают из-под себя что угодно, а драконы для этого не приспособлены. Когда тараск попытался достать меня правой передней лапой, его правая средняя плотно прижалась к земле, и я тут же вонзил в нее нож.

Зверь отдернул лапу — так резко, что два когтя отлетели в сторону, — но потерял равновесие и завалился на бок. Я едва успел выскользнуть из-под тяжеленной туши.

Брюхо чудовища было надежно защищено — но не его ноги. Оно и понятно, попробуй погоняться за добычей на бронированных лапах. Успех окрылил меня, и я с размаху вонзил нож между ногой и панцирем, где кожа была тоньше всего.

Еще один неистовый вой сотряс воздух. Создавалось впечатление, что чаша весов склоняется на мою сторону. Волшебник Инь явно недооценивал боевое искусство варваров, да, пожалуй, и сам я до сего момента не вполне верил в победу. Теперь я в нее поверил — и напрасно. Излишнее самодовольство губительно не только для чудовищ. Тараск всем своим весом плюхнулся на землю, и я не успел отдернуть руку с ножом. Ее зажало между лапой зверюги и его панцирем. Затем громоздкая туша подмяла под себя мою ногу. Захрустели кости. Настала моя очередь орать. Тараск поднялся и навис надо мной. Я попытался защититься невооруженной рукой, но страшный удар медвежьей лапы едва не вырвал ее из плеча. Зверюга придавил меня лапой к земле и разинул пасть.

— Пука, беги! — успел крикнуть я, прежде чем страшные челюсти сомкнулись на моем лице. Я пережил несколько более чем неприятных мгновений — мало радости, когда клыки вонзаются в твою физиономию, а затем провалился в небытие.

Звеня цепями, Пук устремился к выходу из зеленого алькова, и тараск поднял голову. Вид бегущей добычи будил в нем охотничий азарт, но, поразмыслив, зверь решил не отвлекаться. Лучше варвар в лапах, чем конь на дороге.

Однако подкрепиться хищнику не удалось — пиршество его было прервано самым неожиданным образом. Пука развернулся, устремился назад и обоими копытами изо всех сил лягнул тараска по задней части. Массивное тело качнулось, и морда уткнулась в землю рядом с моей головой.

Проморгавшись, тараск устремился в погоню за конем-призраком. Это никак не соответствовало моему замыслу, но, будучи без сознания, я не мог высказать своего недовольства. Тогда я вообще ничего не видел и не слышал и только сейчас, благодаря гобелену, могу восстановить ход событий.

Тараск хромал, но все еще мог развить вполне приличную скорость. Я повредил ему язык, нос, ухо, хвост, ногу и плечевой сустав, но зверь отнюдь не утратил боевой дух.

Однако Пука был животным сообразительным. Он не стал метаться наугад по лабиринту, а принялся искать выход по запаху. Для этого ему пришлось промчаться назад по уже проделанному нами пути, со всеми изгибами и поворотами. Хищник неотступно следовал за ним, но догнать не мог — он бежал медленнее, чем обычно, из-за ран, а Пука скакал быстрее, чем прежде, ведь теперь ему не приходилось нести на спине здоровенного варвара. Возможно, это преимущество было не столь уж велико, но в конечном счете оно оказалось решающим. Пука опередил преследователя и примчался к выходу из лабиринта.

Но выход оказался закрытым. Древесную арку оплели колючие лианы. Пука затормозил так резко, что копыта его вспороли землю. Что он мог сделать, ведь у него не было меча, чтобы прорубить дорогу.

Позади уже слышалось тяжелое дыхание тараска. В отличие от прочих представителей рода драконов этот зверь не испускает ни огня, ни дыма, ни пара, но пыхтит на бегу совсем по-драконьи. Пука повертел головой, понял, что малейшее промедление приведет его в брюхо тараска, и бросился напролом.

Острые шипы рвали его шкуру, но в какой-то степени Пуку защитили цепи. Он прорвался. В последний, момент тараск попытался ухватить коня за заднюю ногу, что явилось существенной тактической ошибкой, — ибо эта самая ноги приложилась к его морде копытом с мощностью в одну лошадиную силу.

В следующий миг Пука вырвался на простор.

Но тараск не собирался отступать. Он повертел ушибленной мордой, издал такой рев, что оплетавшие выход из лабиринта лианы задрожали и опали, и выскочил следом за Пукой.

С его сторону это было глупостью, ведь ни одному сухопутному дракону не изловить коня в чистом поле. Пуке ничего не стоило оставить тараска далеко позади, но конь-призрак замедлил свой бег. Он держался чуть впереди хищника, создавая у того впечатление, будто стоит немножечко поднажать, и добыча будет схвачена. И зверюга на это клюнул. Пука, разумеется, знал, что делал. В конце концов, основная работа коней-призраков заключается именно в том, чтобы заманивать дураков в опасные мета. Мне ли этого не знать!

Покуда тараск гонялся за Пукой, я потихоньку исцелялся. К счастью, зверь не убил меня, так что за час-другой мне вполне удалось бы отстроить новую физиономию. Надо же, как получилось — я собирался отвлечь чудовище, чтобы дать Пуке убежать, а на деле Пук отвлекал его, чтобы дать мне исцелиться. Воистину он был настоящим другом.

Пука упорно заманивал тараска к пещерам, где обитали полушки и двушки. Это могло показаться странным, ведь сунуться в такую пещеру означало обречь себя на съедение. Но конь-призрак все рассчитал и действовал наверняка. По части умения завлекать недругов в ловушки ему не было равных — в свое время мне удалось испытать это на себе.