Жила-была девочка, и звали ее Алёшка
Шрифт:
А я взяла и все испортила, как всегда. И теперь наши воспоминания будут отравлены этой неуместной и глупой тирадой, которую вместо меня будто бы произнес кто-то другой.
Марк по-прежнему молчал, а я не находила в себе смелости поднять на него глаза. И вышла из комнаты так же — пригнув голову и глядя в пол, а он и не подумал меня остановить. Видимо, от неожиданности, он просто не знал, как реагировать и ему требовалось время, чтобы уложить все сказанное мной в собственное сознание, которое не терпело хаоса.
Больше всего сейчас мне хотелось спрятаться, закрыться от мира и даже от Марка, чтобы не сделать еще хуже, не отплатить в ответ на его любовь и заботу очередной вспышкой злобы, которую мне так не хотелось в себе принимать. Но она существовала и со временем становилась сильнее,
Мне было трудно определить, сколько времени прошло, прежде, чем с тихим шорохом открылась раздвижная дверь и я услышала шаги Марка, вошедшего в спальню. Возможно, я даже задремала ненадолго, прислонившись лбом к холодному стеклу — а, может, и не спала вовсе, продолжая впитывать в себя свет Луны, очищаясь и успокаиваясь в ее серебристых лучах, погасивших остатки черного отчаяния где-то глубоко внутри меня.
Я снова была собой, снова могла чувствовать Марка даже без слов, не видя его, но прекрасно понимая, что он делает сейчас, в этой самой комнате, огражденный от меня лишь плотной тканью штор.
Все его движения выдавали сильную усталость и подавленность, сопровождавшие их механические, размеренно-безжизненные звуки лишь подтверждали мои мысли. Вот он открыл и закрыл широкую дверцу стенного шкафа, вот с глухим стуком опустились на тумбочку его наручные часы и негромко скрипнула кровать. В небольшую щелочку между портьерами я видела, что Марк лег, даже не снимая одежды, оставив в шкафу только пиджак, принесенный из моей комнаты — и это было так странно, что жгучее раскаяние за то, что я сделала, сильнее и безжалостнее укололо меня в сердце. Закинув руки за голову, он лежал неподвижно на своей половине кровати, и мои привыкшие к темноте глаза видели, что он не спит, а продолжает смотреть перед собой пустым и рассредоточенным взглядом, словно пытаясь осознать, что произошло сегодня.
Видеть его таким было невыносимо. Стыд и желание спрятаться окончательно исчезли, когда я, приоткрыв шторы, выскользнула из своего убежища, о котором Марк, конечно же, знал, но, ошарашенный нашей внезапной ссорой, предпочел не трогать меня. Еще секунда — и я оказалась рядом, обнимая его, осторожно прикасаясь к его щекам, губам и глазам, в которых больше никогда не хотела видеть такое потерянное, обреченное выражение.
— Прости, прости меня… Я не права. Я не должна была… Забудь об этом всем. Я очень счастлива, Марк. Я на самом деле счастлива с тобой и даже не думай, что я притворяюсь или о чем-то жалею. Ведь неважно, где мы живем, главное, что мы всегда рядом. Это же самое главное, правда?
Вместо ответа он только провел руками по моим волосам, после чего, резко опрокинув на спину, прижал к себе, обнимая с отчаянной силой, будто пытаясь вдавить в себя, впечатать навсегда — чтобы я не могла отделиться и существовать отдельно, один на один со своими неясными страхами.
— Я не хочу тебя такой больше видеть. Никогда. И не буду, — в его прерывистом шепоте у самого моего уха чувствовала скрытая злость — бумеранг, брошенный мной, возвращался, несмотря на мое искреннее сожаление и раскаяние. — Никакой больше жизни за стеклом. Никто не держит тебя, понимаешь? Разбей его сама, или это сделаю я, только не замыкайся. Не уходи в себя. Я не дам тебе этого сделать. Я… — в перерывах между поцелуями его слова звучали все отрывистее и резче, — достану тебя, где бы ты ни спряталась. Я заставлю тебя жить полноценно, Алеша. Слышишь? Заставлю.
Я не сомневалась, что так оно и будет — Марк, как всегда, держал слово, не забывая о сказанном даже в порыве
страсти. Меня не пугала его решимость, равно как и неясное будущее, которое, он обещал сделать для меня полноценным. Мне просто снова было хорошо, хорошо до слез и немного больно от ускользающей красоты этой ночи, которая постепенно подходила к концу, открывая для нас новый день.Я хотела и не хотела, чтобы он наступал. Жить так, как я прожила эти полгода, было невозможно, мне срочно, как воздух, требовались перемены. И, в то же время, несмотря на невозможность находиться в четырех стенах, я не спешила отпускать это время. Уверенности в том, что перемены приведут к лучшему, у меня уже не было.
Марк, естественно, не разделял моих сомнений. От прежнего желания спрятать меня от всего мира он перешел к прямо противоположной позиции, с мягкой настойчивостью убеждая в том, что нужно попытаться найти для себя новый круг общения — адекватный, не такой, как мои сумасшедшие друзья из старой компании. И прежде всего нужно попытаться найти работу.
— Пойми, я не выгоняю тебя силой, — преодолевая смущение от такого странного разговора, он опустил глаза, но через секунду я снова встретилась с его прямым, полным уверенности взглядом. — Мне до сих пор не верится, что я говорю это, Алеша… Я сам не очень-то общительный человек, ты знаешь. Но тебе это действительно нужно. Я не могу быть рядом с утра до вечера — у меня есть мои дела и мои цели. А у тебя будут твои. Любые, только бы тебе нравились. Можешь заниматься чем угодно, я не буду возражать. Главное, чтобы тебя это увлекало, и ты перестала бояться новых людей — они здесь обычные, такие же, как и везде. Не лучше и не хуже. Подумай, чего бы тебе на самом деле хотелось. Я помогу и сделаю все, что надо.
— Нет-нет, Марк, не надо помогать. Я и сама справлюсь. Я же многое умею, неужели ты забыл? — легко кивнув головой в знак согласия, я понимала, что, чем дольше будет длиться мое добровольное заточение, тем страшнее будет начинать все сначала. А рано или поздно это придется сделать. Вот только мне не хотелось пробовать себя ни в чем новом. Я прекрасно знала, что люблю и что у меня хорошо получается — и намеревалась найти новое дело именно в этой сфере.
Марк был абсолютно прав. Чтобы не превратиться в бледную тень себя самой, мне срочно требовалась работа. И я собиралась найти ее. После долгого простоя я собиралась вновь вернуться к журналистике и — чем черт не шутит — возможно, и к творчеству.
Глава 2. Новая старая работа
В поиски работы я включилась со всей возможной активностью сразу же после зимних праздников. Вдохновлённая осознанием того, что вот она, страничка новой жизни, которая открывается прямо сейчас, я составила самое настоящее профессиональное резюме — и пусть мой послужной список был не очень длинным, но несколько лет в крупнейшем холдинге и десятки интересных проектов могли привлечь внимание многих местных редакторов. Возможно, они давно искали сотрудника, который мог бы поделиться опытом работы в авторитетном издании и предложить им новые идеи, думала я, рассылая резюме по электронным адресам местных СМИ и пресс-служб.
Воображение уже рисовало мне грандиозный литературный фестиваль, или крупное расследование, или тематический марафон, который можно было устроить на новом месте, прогремев на весь город, а, может, и на всю страну. В конце концов, пора было доказать, что не столицей единой жива культура, в регионах тоже есть свои самородки, да ещё какие!
Дальше этих радужных мечтаний мои планы не простирались и конкретики, как именно мы будем потрясать страну, в мыслях пока не было никакой. Что нужно делать я могла бы придумать дальше, потом. Сейчас мне хватило бы встречи хотя бы с одним толковым редактором или начальником пресс-службы. Внезапно интерес к тому, что происходит за закрытыми дверями местных изданий, стал прямо-таки разъедать меня изнутри, и каждый свой день я начинала с того, что жадно проверяла электронную почту, надеясь найти несколько пригласительных писем. Я, конечно же, отвечу на каждое из них и схожу на все собеседования. Но выберу самое интересное. Я же опытный журналист, мне неинтересно будет писать на заказ рядовые статейки.