Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров
Шрифт:
— Ты прав. Не будем о делах. Хотя я хотела рассказать о Сан Саныче…
Она сочла эту тему наиболее безопасной для человека из недружественного лагеря.
Черные брови изобразили сильнейший интерес.
— Сан Саныч? Мужчина?
— Не совсем, — Аня откровенно забавлялась.
— Не совсем мужчина? Ребенок?
— Нет, — тихий смех прозвенел над столом, — дедушка. Бывший хозяин дома. Та его часть, что осталась. Что-то вроде отпечатка ауры.
—
— Анютка, ты ли это?
Девушка вздрогнула, напряглась, инстинктивно выпрямляя спину. Так ее звал только один человек на свете, и именно его она сейчас хотела бы видеть меньше всего. Но Питер — маленький город, а еще у него есть уникальная способность устраивать встречи как приятные, так и не очень, но всегда неожиданные.
Сколько же они не виделись? Год?
Она медленно повернулась. Вадик стоял около их столика, широко улыбаясь. Когда-то она таяла от его улыбки, ей безумно нравились тонкие, чуть нервные черты его лица, узкая бородка с усиками, придававшая мужчине богемный вид то ли поэта, то ли художника. Немного портили узко посаженные глаза, и Ане все время хотелось перевести взгляд с них на высокий лоб и гладкие волны густых шатеновых волос. Напереводилась. В глаза надо было смотреть, может, и разглядела бы что-нибудь за ними. Например, поганую душонку, давно уже за игру проданную.
И такими вдруг показались мелкими и глупыми: и свои переживания, и предательство Вадика, и его якобы любовь, на которую он на самом деле был не способен. Мелкими, но очень болезненными.
Жаль одно — не стереть и не прожить заново.
— Здравствуй, Вадик, — ответила и восхитилась спокойствию своего голоса. Переболела…
— Вижу не одна, — скривился бывший, окидывая внимательным взглядом Тагира. В голове уже щелкал мысленный калькулятор: дорогие часы, рубашка, телефон, рядом брелок с ключами, — быстро ты, — упрекнул, как будто имел на это право.
Аня задохнулась от возмущения — вот… козел!
Рука скомкала салфетку, вторая сама потянулась за ножом, но девушка заставила себя успокоиться. Он — ничто. Перевернутая страница ее жизни.
— Решил долг вернуть? — потянулась к бокалу, сделала глоток нетронутого до сего момента вина — уф, полегчало. Права была мама, иногда спиртное весьма кстати.
— А и верну, — нимало не смутился… козел. Более того, наклонился и зашептал на ухо: — А ты все хорошеешь, Анютка. Крутые мужики, вижу, клюют. А моя, знаешь ли, не очень, — и он кивнул на столик у дальнего окна. Там сидела крашеная блондинка, чей идеальный макияж переводил ее во вне возрастную категорию от тридцати до пятидесяти. Женщина явно проявляла все признаки тревожного нетерпения, но с места пока не срывалась, драть волосы сопернице тоже не спешила.
Голос у Вадика сделался презрительным:
— Даже губы и те… силиконовые, молчу про верхние девяносто. А ты, моя сладкая, мне до сих пор снишься.
Аня поморщилась, чуть отстранилась. Бросила взгляд на Тагира — тот приподнял брови, мол, помощь требуется? Девушка еле заметно качнула
головой — сама справлюсь.— Короче… — процедила, теряя терпение.
— Так я о долге, — заторопился Вадик, вдруг начиная понимать — что-то пошло не так, — моя дурында в деньгах купается. Так что я вполне упакован. Могу и долг отдать, если, конечно, ласковой будешь. Мне много не надо. Вечерок в неделю, когда мамочка в командировке. Помнишь, нам же хорошо было.
О да! Аня помнила. Собственно все, что хорошо делал Вадик в жизни, сводилось именно к этому. В постели он был почти генерал, зато по части починить что-нибудь, ремонтик сделать, колесо у машины поменять Вадик скатывался до рядового.
А она старательно не замечала ни его полного неумения в делах, ни зависания в Контакте с пятью сотнями «подруг» в друзьях, ни мешки под глазами и нездоровый цвет лица. Жизнь корректировала то, что щедро отпустила природа.
А сейчас, судя по потемневшему лицу Тагира, собиралась довершить коррекцию, например, сломанным носом.
— Альфонсом заделались, молодой человек?
Вадик застыл, медленно разогнулся, кидая на мага полный ненависти взгляд. О да, в зале полном народа, чувствуя спиной поддержку «дурынды», он был герой. Это Аня тоже знала.
Вадик открыл было рот, но вдруг его красивое лицо искривилось, кожа пошла красными пятнами, и мужчина поспешно выдохнул:
— Телефон прежний, если передумаешь — найдешь, — а затем странно семенящей походкой двинулся прочь, все более и более ускоряясь в сторону туалета.
Аня вопросительно посмотрела на Тагира. Тот сидел с довольным видом, крутя столовый нож в руках.
— Прости, я вмешался в ваш разговор, может, стоило дать его закончить?
Девушка медленно покачала головой:
— Это навсегда в прошлом.
— Навсегда?
— Не в том смысле, — одернула его Аня. Пусть живет. Дурынду опять же радует. И если она не дура, то на крепкий поводок своего мальчика посадит, чтобы ни к кому бегать и думать не смел. — А что ты с ним сделал?
— Магия, — загадочно улыбнулся Тагир и тут же посуровел: — Сей субъект нуждается в более серьезных воспитательных мерах, но сейчас не до него. Есть дела поважнее.
Аня кивнула, приготовившись слушать.
На сцене творилось волшебство. Кружились черные снежинки, лохматились елки, карамелились цветы — это была не совсем традиционная постановка «Щелкунчика», но Аня сейчас вряд ли могла оценить замысел режиссера. Прозвучавшие в ресторане слова Тагира врывались в музыку Чайковского, комкая ее идеальные листы и отбрасывая их прочь.
«Знаешь, что происходит с непослушными девочками? Они нарываются на неприятности».
Неприятности… Куда уж больше? — думала Аня, глядя на сражающегося с мышами Щелкунчика и Машу, выглядывающую из огромной туфельки. А ведь с самого начала подозревала нечто такое…
Огромная мышь, важна наступающая на Щелкунчика, своей царственной осанкой напомнила девушке координатора — одна голова говорит правду, а остальные две бессовестно врут или умалчивают.