Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров

Мама почему-то считала ее болезненным ребенком и всего боялась: то коклюша, то гриппа, то скарлатины. И как врач подходила к вопросу здоровья дочери глобально, то есть со всех сторон: закалка, дорогущие витамины и причастие почти каждое воскресенье. Они, конечно, вместе читали детскую Библию, Аня ходила пару лет в воскресную школу, но все куда-то исчезло, растворилось с взрослением. Выпускной класс — свечка перед экзаменами, исповедь после ночи с первым мужчиной, после первого предательства — все это было. И тянуло в церковь каждый раз, когда наваливалась тоской жизнь, когда давило и ломало, тогда сама бежала в храм, а чтобы регулярно, полностью — нет, такого не было.

— Вера — это хорошо, — поддержал ее Арвель, — человек должен во что-то верить, иначе в его жизни образуется слишком много пустоты, которую он пытается заполнить не всегда хорошими вещами.

— Например, водкой, — кивнула девушка и прищурилась: — А вы? Вы верите?

— Да, — с достоинством кивнул маг, — но у нас все немного иначе, сложнее, чем просто ад и рай. Вы теперь и сами знаете — миров множество, и я не открою вам тайны, если скажу, что кроме материальных есть и бесплотные миры. Читали Лествицу Иоанна Лествичника? Удивлены? Знаете, как у нас говорят — познай веру, поймешь и душу. Вот я и пробовал познавать. Завет читал. И Ветхий, и Новый. Ваш Христос… У нас бы его посчитали великим, а у вас… В пустом мире нет ни магов, ни магии. Остается одно — Бог. Но вернемся к нам. Представьте Лествицу миров. Бесконечную Лествицу. Чем выше, тем ближе к Создателю, чем ниже, тем ближе к хозяину мрака. Где-то в центре находятся материальные миры, а по краям — энергетические. Каждая ступень — испытание. Как проживешь, так и пойдешь — либо вверх, либо вниз. На некоторых еще не поздно задуматься, остановиться и рвануть вверх сразу на пару ступеней, на некоторых дорога только вниз, во мрак. И чем дальше от центра, тем более меняется душа, становясь похожей или на Создателя, или на того, кто прячет лицо во мраке.

А Сан Саныч… Магия не дает знаний о том свете, так что где его душа сейчас, на какой ступени, я сказать не могу, но с его призраком все проще. Предметы, как и люди, имеют энергетическую память. Если долго носить одно и то же украшение, оно сохранит отпечаток вашей ауры. А дом, да еще с порталами… Наш призрак — это воспоминание дома о прежнем хозяине, не лучшее, скажу я вам, но какое есть.

Вот как… призадумалась Аня. Странный у них выходит разговор. И Бог, и миры, и Лествица. Интересная религия у переселенцев. Переход, но только не в рай или ад, а в другой мир. И куда именно — выбор, и только твой. Можно сказать — всю жизнь выбираешь. Вот как проживешь, сколько плохого или хорошего совершишь — туда и попадешь. А наш материальный мир — лишь ступень на этом пути. Непростая, надо признать, ступень, но кто знает, что происходит с душой в нематериальных мирах, и не сложнее ли там? Без еды, без телесных радостей, а болезни… Душа порой болит сильнее тела, особенно если в ней начинает говорить совесть.

— Кажется, Анечка, я вас немного утомил, — голос Арвеля был сама забота, — простите старика за это незапланированное представление с призраком. А вы — молодец, хорошо держались, — и он перевел взгляд девушке за спину.

Павел, — догадалась Аня, но оборачиваться не стала. Хватит того, что при мысли о Павле невидимое тепло согрело сердце, а в воздухе ощутимо запахло сиренью. Неожиданно для зимы, хотя… Что может быть нормальнее сирени в декабре? Осталось только поверить в подснежники под Новый год и все… здравствуйте, белые палаты.

И словно в противовес ее сомнениям пушистая ветка с желтыми цветами легла на стол. Крупные соцветия, собранные в кисти, мало напоминали собой сирень, но пахли именно так.

— Просили передать, — с легким оттенком неприязни в голосе произнес маг.

Аня дотронулась до цветов — желтая пыльца осела на кончиках пальцев, а запах стал сильнее. Это был запах солнца, журчащего ручья, первой трели соловья, мокрой после дождя травы, это был запах весны. И Аня вдруг ощутила, как отступает усталость, как уходит раздражительность, а тело наполняется легкостью.

Бессонная ночь — легко. Еще кофе? С радостью. Ведь уйти наверх сейчас было бы сродни предательству. Остальным — труднее. От их упорства и силы воли зависело с чем останутся чойгвейцы в чужом мире.

— Ты куда? — обеспокоенно уточнил Павел, когда она прошла мимо него на кухню.

— Кофе варить, — ответила, перекрикивая шум перемалывающихся зерен.

В столовой о чем-то тихо заспорили мужчины, но Ане было решительно все равно, что о ней думают переселенцы. Она нужна чойгвейцам, пусть ее помощь минимальна, но она ее окажет.

Проснулась Аня в обед, с недоумением оглядела комнату, себя в кровати, одетую, но под одеялом. Ботильоны стояли рядом на полу. Приподнялась, заглядывая в окно. Стоящее высоко солнце намекало на то, что ранние пташки уже сто дел переделали, пока она тут почивать изволит.

Кажется, она отрубилась, сидя на стуле. И было это после двадцатого или тридцатого гостя на кухне? Аня смутно помнила усталые лица, сбивчивые слова благодарности, термос, который она наполняла еще не один раз, и озабоченные взгляды Павла, отчаявшегося уговорить ее идти отдыхать.

Что еще? Кажется, она сварила-таки борщ. Навестила пару раз Фиолетика, убедилась, что эвакуация идет, как надо. И только потом позволила себе задремать на неудобном стуле. Кажется, заглядывал Сан Саныч, ворчал, что девку не жалеют, скоро будет не разобрать, кто из них призрак — три пердинки до смертинки осталось. Кажется, Павел пытался оправдываться, а старик советовал брать в охапку и тащить из кухни, даже предлагал веревку ради такого дела пожертвовать, если рыпаться начнет. А у нее не было сил возмутиться бесцеремонностью бывшего хозяина.

Потом был провал, и как она оказалась в собственной постели, Аня не помнила. Совсем.

Рядом шумно зевнули, и на краю постели показалась черная морда. Мокрый язык прошелся по руке — Вальди.

— Что, мой хороший? Проспали мы с тобой все на свете?

Аня потрепала пса по голове. Тело ломило, в голове было пусто, и хотелось одного — спать и спать. Она сладко зевнула, и Вальди подхватил зевок хозяйки.

Через пять минут умытая, одетая в свежий бадлон Аня спускалась по лестнице. В доме было подозрительно тихо, а в коридоре настораживающие пусто. Она заглянула в столовую и задержала дыхание — там, сидя за столом, положив головы на руки, сладко спали трое: Тахмар, Павел и Арвель. Похоже, так устали, что сил дойти до постели не оказалось. А как же эвакуация?

Она тихонько отступила в коридор, но тут Павел, словно учуяв ее, поднял голову, мутные от сна глаза несколько мгновений смотрели непонимающе, потом взгляд мага прояснился.

— А, Аня, — зевнул он, потер руками лицо, — проснулась.

Он взглянул на часы, что висели на стене, и снова зевнул, прикрывая ладонью рот, потом пояснил:

— Больше четырех часов подремали, пора вставать. Твой Фиолет вытребовал пять часов на отдых. Пришлось уступить, — недовольно скривился маг.

— Он был прав, — сонно пробормотал Арвель, не поднимая головы, — мы теряли темп, народ растягивался, а кое-кто спал прямо на ходу. Нам всем требовался отдых.

— Но как же остров? — нахмурилась девушка.

— Прислали помощь с материка, — поднялся с места Тахмар, встряхнулся. С помятым от сна лицом, в неизменной черной рубашке и всклокоченными волосами, он как никогда напоминал собой старого ворона. — Не беспокойтесь, Аня, все под контролем. Еще день-полтора и мы закончим. А вы — отдыхайте, смотрите, какая чудная погода на улице. Гулять и гулять, — и он махнул рукой в сторону окна, где действительно заманчиво светило солнце, а чистый белый снег искрился сокровищами зимы.