Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза
Шрифт:

Но Карамзин мог слушать Робеспьера не только в Национальном собрании. Теперь, когда мы знаем, что в Париже он встречался с Роммом и Строгановым – оба были активными членами Якобинского клуба, не будет слишком рискованным предположить, что Карамзин посетил и этот клуб. Ведь, конечно, не для однократной беседы запасался он рекомендательным письмом к Ромму – он, уже, видимо, бывавший в Париже или, хотя бы со слов своих датских друзей, осведомленный о положении в столице революции. Ему хотелось проникнуть с помощью Ромма в те круги, в которые для него других путей не было. В центре этих кругов, бесспорно, находился Клуб якобинцев [744] .

744

Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С. 124.

Гипотетически Карамзин вполне мог посетить Якобинский клуб в качестве зрителя и для этого отнюдь не нуждался в сопровождающих. Именно так, в

качестве зрителей, его посещали тогда Ромм и П. Строганов. Членами же Клуба, пусть даже не очень активными, ни тот, ни другой, как уже сказано, в тот период не состояли.

Находка рекомендательного письма к Ж. Ромму позволяет ввести в круг парижских земляков и собеседников Карамзина П.А. Строганова и А.Н. Воронихина. Воспитатель Строганова Ромм не только записал своего ученика в Клуб якобинцев, но и водил его и Воронихина на собрания «бешеных». Как часто встречались они в Париже с Карамзиным и какой характер имели их встречи, мы не знаем. Если между ними и не возникло близости, то нет оснований подозревать антагонизм между экстравагантным графом-якобинцем и русским путешественником [745] .

745

Там же. С. 168–169.

К сожалению, историк не пояснил, что он имел в виду, говоря о «собраниях “бешеных”». Возможно, в его текст понятие «бешеных» попало из донесения российского посланника И.М. Симолина о поведении в Париже младшего Строганова (об этой коллизии речь пойдет ниже), где дипломат употребил его с экспрессивно-негативной окраской в качестве обобщающей характеристики левых депутатов Собрания. В качестве же термина, обозначающего определенное политическое течение, оно тогда не использовалось и получило распространение гораздо позже, в эпоху Конвента.

В целом, говоря о произведенной Ю.М. Лотманом реконструкции, нельзя не восхититься тем изяществом, с которым известный историк и литературовед выстроил на основании одного-единственного источника – письма Кунклера Ромму – гипотезу о возможной деятельности Карамзина в революционном Париже. В то же время мы могли убедиться, что на каждой стадии построения своей гипотезы автор хоть чуть-чуть, но «пережимал», втискивая факты в каркас схемы. Однако без этих предосторожностей громоздкое сооружение, имеющее лишь одну-единственную точку опоры, – своего рода перевернутая пирамида – постоянно рискует опрокинуться.

Расширить же за счет иных источников основание гипотезы о сколько-нибудь активном общении в революционном Париже Карамзина с Роммом и Строгановым пока не представляется возможным. Ни в одном из известных на сегодняшний день источников по истории «необычного союза», кроме собственно послания Кунклера, имя Карамзина даже не упоминается: ни в переписке Ромма с его риомскими друзьями, ни в корреспонденции Павла отцу. И это при том, что на страницах писем того и другого встречается множество имен других лиц, с которыми Ромм и юный Строганов как-либо соприкасались.

А потому единственное заключение, которое без натяжки можно сделать из факта существования указанного письма Кунклера, – это с высокой долей вероятности предположить, что в Париже Н.М. Карамзин мог встретиться с Ж. Роммом. Разумеется, если застал его дома…

* * *

Высказанную в процитированном выше письме А.С. Строганова от 12 марта 1790 г. более чем прозрачную рекомендацию покинуть Париж Ромм и не подумал принять к действию. С конца мая он был занят организацией крупной политической акции – празднования первой годовщины клятвы в Зале для игры в мяч [746] . Разумеется, ни о каком отъезде для него не могло идти и речи. Вместе с тем были предприняты некоторые шаги, чтобы успокоить старого графа. В корреспонденции ему ни Ромм, ни даже Павел больше ни словом не касались политики, зато оба вновь вспомнили о научных сюжетах, уже давно исчезнувших из их писем. Совместное послание учителя и ученика А.С. Строганову от 21 мая / 1 июня посвящено встрече с де Мейсом [747] , обладателем обширной коллекции изображений минералов, а также произведенной накануне в Париже неудачной попытке запуска воздушного шара. А в последних строках Ромм даже мельком упомянул о якобы предстоящей поездке в провинцию: «Срок действия Вашего кредитного письма истек 13 апреля, то есть уже больше месяца тому назад. Я с нетерпением жду, когда Вы пришлете новое. Если Вы имели любезность сделать это сразу же, как только я Вас о том попросил, то я должен вскоре его получить, еще до того, как мы уедем в провинцию» [748] .

746

Galante Garrone A. Gilbert Romme. Histoire d’un r'evolutionnaire. P. 225.

747

Записная книжка Ж. Ромма содержит указание: «Де Мейс – художник по миниатюре» и его парижский адрес. – MRM. Romme MSS. Carton 2. D. 38.

748

РГАДА. Ф. 1278 Строгановы. Оп. 1. Д. 348. Л. 158–159. См. также: Чудинов А.В. Ж. Ромм и П.Строганов в революционном Париже. С. 61–62.

По-видимому,

несколько более определенно он высказывался на эту тему ранее, в письме, до нас не дошедшем. О том, что такое сообщение имело место, можно судить по полученному 9–10 июня ответу А.С. Строганова, о коем в свою очередь нам известно из письма Павла от 13 июня: «Милостивой государь и почтенной отец мой, мы получили около трех или четырех дней тому назад от вас письмо, в котором вы нам изъясняете удовольствие что мы хочем маленькое путешествие предпринять; мы в самом деле думаем в июле месяце иттить в Руан» [749] .

749

РГАДА. Ф. 1278 Строгановы. Оп. 1. Д. 348. Л. 160.

Похоже, Павел искренне верил в то, что они с наставником вскоре покинут Париж, как того требовал его отец. Однако во второй части этого послания, написанной Роммом, нет не только подобной уверенности, но и вообще какой-либо определенности на сей счет. Напротив, выдвигается предлог, позволяющий отсрочить расставание со столицей на неопределенно долгое время:

Уже прошло примерно два с половиной месяца, как я попросил Вас обновить кредитное письмо. Срок действия последнего истек 13 апреля ст. ст. Я ничего не могу предпринять, пока не получу от Вас ответа на данный вопрос. В Париже у меня еще были бы некоторые ресурсы, где-либо в другом месте – нет [750] .

750

РГАДА. Ф. 1278 Строгановы. Оп. 1. Д. 348. Л. 161.

В действительности Ромм просто был не заинтересован в отъезде. Подготовка к празднованию годовщины клятвы в Зале для игры в мяч, занимавшая все его время, вступила в заключительную стадию. 19 июня Ромм во главе депутации из 20 членов «Общества клятвы в Зале для игры в мяч», созданного в ходе подготовки к празднику, представил в Национальное собрание мемориальную доску, которая должна была увековечить память о происшедшем год назад историческом событии. На другой день в Версале состоялось публичное открытие этой мемориальной доски, сопровождавшееся торжественными речами и массовым шествием по городу. Вечером под председательством Ромма состоялся банкет на 250 персон, включая таких видных деятелей революции, как А. Барнав, братья Шарль и Александр Ламет, А. Дюпор, М. Робеспьер, Ж. Дантон и другие. Очевидно, в праздничных мероприятиях участвовал и П. Строганов, поскольку его подпись в числе других стояла под принятым по итогам торжеств и представленным 3 июля в Национальное собрание обращением «Общества клятвы в Зале для игры в мяч» [751] .

751

Galante Garrone A. Gilbert Romme. Histoire d’un r'evolutionnaire. P. 227–234.

Праздник 20 июня имел общенациональный резонанс и принес Ромму как главному организатору определенную известность. Тот ликовал, но уже 16 июля ему пришлось пережить жестокое огорчение. В этот день (о чем есть соответствующая пометка в записной книжке Ромма [752] ) пришло письмо А.С. Строганова от 20 июня теперь уже не с советом, а с категоричным требованием покинуть Париж:

Никогда, мой дорогой Ромм, мое доверие к Вам не уменьшалось и не уменьшится; у меня есть слишком много оснований для него, и самая горячая признательность запечатлена в моем сердце. То, что я Вам писал относительно Вашего отъезда из Парижа, обусловлено обстоятельствами, коим я должен подчиниться; те же самые обстоятельства вынуждают меня вновь обратиться к Вам с этой просьбой самым настоятельным образом. Почему бы Вам не отправиться в путешествие, и не пожить в Вене? <…> Ради Бога, мой дорогой друг, взвесьте хорошенько все, что я Вам говорю. Повторяю, у меня есть самые серьезные основания умолять Вас покинуть страну, в которой Вы находитесь. Прощайте, мой добрый друг [753] .

752

См.: Ibid. P. 237 note 4; MRM. Romme MSS. Carton 2. D. 38.

753

ГАРФ. Ф. 728. Оп. 1. Т. 1. Д. 312. Л. 30–31. См. также: Николай Михайлович, вел. кн. Граф Павел Александрович Строганов. Т. 1. С. 251–252.

На какие обстоятельства намекал старый граф? Входя в ближнее окружение Екатерины II, он, несомненно, видел, как обеспокоена императрица возможностью пагубного влияния революции на умы находившихся во Франции русских подданных. Об этой опасности ее предупреждал российский посланник в Париже граф И.М. Симолин в депеше от 3/14 мая 1790 г.: «Я могу с уверенностью сказать, что пребывание во Франции становится опасным для молодых людей других наций: умы их возбуждаются и проникаются принципами, которые могут причинить им вред при возвращении в отечество» [754] .

754

Французская революция 1789 г. в донесениях русского посла в Париже И.М. Симолина // Литературное наследство. М., 1937. Т. 29/30. С. 430.

Поделиться с друзьями: