Жили они долго и счастливо
Шрифт:
– Мне нравится, – отвечаю я.
Почему это могло мне не понравиться? Если бы это платье мне не нравилось, то я бы не купил его для нее.
Она возвращается к шкафу и снова начинает перебирать одежду, которую я ей купил. Она словно маленький ребенок в магазине игрушек.
– В прошлом у меня были отношения с мужчинами, которые встречались со мной месяцами, но так и не могли определить мой размер правильно. Ты знаешь меня всего несколько дней, и все же ты попал в точку, – говорит она, вытаскивая то самое красное платье.
– О-ля-ля!
Дразнит.
– Мне все нравится.
– Садись, ты меня утомляешь своей беготней.
Приятно видеть ее взволнованной, но я хочу, чтобы она поговорила со мной.
– Извини, я просто в восторге от новой одежды – какая женщина откажется от такого?
– И обуви...
– Обуви?
– Я также купил тебе много разной обуви.
Она улыбается мне:
– Ты действительно все предусмотрел.
– Мне нравится так думать.
Она выжидающе смотрит на меня, как будто я должен что-то сказать:
– Ну, ведь я тут с тобой, – говорит она, все еще ожидая, что я скажу что-то.
Из-за тяжелого дыхания ее груди вздымались, а губы слегка приоткрылись. Ее губы: такие приятные для поцелуев. Я вытряхиваю эту мысль из головы; она пока еще не будет в восторге от поцелуя.
– Что случилось? – спрашивает она.
Я понимаю, что просто таращился на нее. Я смущенно улыбаюсь и отвожу взгляд.
– Ничего, – лгу я.
Я хочу ее.
– Я просто подумал, что мы могли бы поговорить, – запинаюсь я, – я действительно мало знаю о том, где ты выросла или какими были твои родители.
– Какие мои родители, – поправляет она меня.
По крайней мере, она думает, что поправляет меня. Я очень хорошо знаю, какие они сейчас – немного бледные, с серой похожей на пергамент кожей. Туман морозильника, высосал весь цвет из их безжизненных глаз. А от ее матери пахнет тунцом.
– Просто я мало что знаю о твоем прошлом.
– Что ты хочешь знать, – спрашивает она, начиная убирать волосы со своих красивых глаз, – с чего начать?
– Расскажи мне о своих родителях, – подталкиваю я ее в правильном направлении, давай посмотрим, что делает ее родителей такими идеальными, что она не может жить без них.
– Они не мои настоящие родители...
Что?
– Кит и Лилли были моими приемными родителями, которые заботились обо мне с двух лет. Мне просто нравится думать о них как о моих настоящих маме и папе, – улыбается она, – они всегда были рядом со мной, любили меня, как если бы я была их настоящей дочерью.
Я чувствую что-то странное внизу живота. Что это? Это вина? Нет. Я не чувствую вины. Наверное, это просто сквозняк.
– Каждый год мы уезжаем вместе на семейный праздник, и, хотя я много работаю в банке, они никогда не заставляют меня платить за что-либо. Я пытаюсь, но они говорят, что имеют право баловать свою дочь.
Ее глаза начинают слезиться, мне надо сменить тему разговора, прежде чем она начнет плакать. Терпеть не могу, когда женщины плачут. Меня это расстраивает.
– Моя
мать была шлюхой.Вероятно, это был не лучший способ сменить тему, чтобы остановить надвигающиеся слезы, но это было первое, о чем я подумал. Вот так мой собственный разум предал меня.
– Что?
– Она заставляла меня сидеть и смотреть на нее, когда я был маленьким. Смотреть, как она трахает мужчин. Когда я стал старше, иногда меня заставляли участвовать.
Замолчи. Почему я говорю ей это? Просто заткнись.
– Это ужасно, – констатирует она очевидное.
– Если я сопротивлялся, когда мужчины насиловали меня или играли со мной, в то время, как моя собственная мать надевала на меня страпон, они по очереди хлестали меня кожаным ремнем, когда я связанным лежал на кровати.
Я смотрю на кровать Ванессы. Наручники надежно закреплены у изголовья кровати, готовые к тому, чтобы я заковал в них ее. Я такой же плохой, как и моя мать? Я должен довериться ей и не заковывать ее.
– Что же ты сделал? – спросила Ванесса с выражением истинной озабоченности на лице.
– В конце концов, социальные службы пронюхали, что происходит, и забрали меня. Меня устроили в новую семью. Это были владельцы этого дома.
И вот мы сидим вдвоем и беседуем о приемных родителях – не осознавая этого, я выбрал девушку, которая уже имела со мной что-то общее.
– Так, где они сейчас?
Я думаю, что она действительно сейчас заинтересована во мне.
– Они умерли. Мой приемный отец умер несколько лет назад, а моя приемная мать умерла в начале прошлого года.
Я моргаю. У меня слезятся глаза. Боже. Взять себя в руки!
– Мне так жаль, – говорит она, наклоняясь ко мне и заключая меня в теплые объятия.
Я вдыхаю ее сладкий аромат глубоко в свои легкие. Кокос. После утреннего умывания она пахнет так же хорошо, как и выглядит.
Она вырывается из объятий, но остается в нескольких дюймах от моего лица, глядя глубоко в мои глаза. Она закрывает глаза и приближает лицо, пока я не чувствую тепло ее дыхания на своих губах. Я закрываю глаза.
Поцелуй. Поцелуй в губы. Еще один поцелуй в губы. Мой рот слегка приоткрывается в ответ на ее губы, и я чувствую, как ее язык входит в мой рот, когда наши губы смыкаются. Мой язык касается ее, исследуя друг друга. Мне нравится вкус зубной пасты "Аквафреш".
Еще несколько секунд, и она отстраняется от меня. Я открываю глаза, в то время как ее глаза закрыты. Еще несколько секунд, и она медленно открывает глаза, как будто только что вернулась с небес.
– Прости, – говорит она, облизывая губы.
– Не за что.
Я улыбаюсь ей.
– Я не знаю, что на меня нашло.
Я хочу пойти дальше, но знаю, что это неуместно. Я просто подожду, пока она сделает первый шаг. Я не хочу ничего портить.
– Я не думаю, что нам больше нужны наручники.
Я доверяю ей. Этот поцелуй был настоящим.
Она улыбается и наклоняется для еще одного поцелуя; на этот раз просто чмокнула в щеку. Я возьму все, что она предложит.
– Спасибо.