Жирдяй

На пути к «Парнасу» она сбилась с шага, когда из своего дощатого логова на неё уставился Арнольд. Его пристальный, слезящийся взгляд пробирал до дрожи, хотя Патти сочла гримасы газетчика за своего рода жутковатое приветствие. В этом взгляде была… осмысленность . В следующее мгновение Патти толкнула стеклянные двери «Парнаса» и оказалась в бурном вихре дружеских приветствий, объятий, шутливых подначек.

Было здорово вновь окунуться в это яркое, крикливое сообщество. Патти уведомила гостиничного администратора, что вышла в свет, и в следующие пару часов множество знакомых захаживали в «Парнас», чтобы её поприветствовать. Патти сполна насладилась своей печальной славой, получая скромные подарки и рассыпаясь в благодарностях и поцелуях.

Наверное, так могло продолжаться всю ночь, только ночь выдалась странная. В районе активность почти сошла на нет, зато девушкам находилось занятие в Окснарде, Энсино и прочих экзотических местах. Кое-кто, впрочем, остался на родной территории, но и на них повлияла безлюдная атмосфера ранней ночи. Патти приняла ещё две таблетки валиума и притворилась, будто мирно отдыхает в кресле. Чтобы как-то справиться с донимавшим беспокойством, она взялась за книжку в мягкой обложке, которая оказалась в числе сегодняшних подарков. Патти даже не обратила внимания, от кого был этот подарок. Название книги впечатляло сильнее страшного лица на обложке: «Хребты безумия» .

Если бы Патти не ощущала необходимость чем-то отвлечься, нужду в какой-нибудь подпорке для пошатнувшегося духа, она бы не стала вдобавок ко всему прочему грузить мозги подобной высокопарной писаниной. Но после того как с вызывающим оторопь упорством она продралась через несколько страниц, текучий поток удивительно ясной прозы увлёк её и понёс в прозрачной волне. Валиум идеально помог достичь состояния пугающей сосредоточенности; когда в тексте попадалось незнакомое слово, Патти просто пыталась угадать смысл – и всякий раз угадывала верно.

В обезлюдевшем вестибюле «Парнаса» проходил час за часом, за окнами постепенно замирал перекрёсток, а Патти блуждала по заснеженной территории и спускалась в глубочайшие ледяные тайники, сокрытые в основании самого мира и времени, где невероятные эпохи лежали в живописных руинах, и где в искусственном свете до сих пор жили и кормились гигантские разумные существа.

Странно, в заключительной трети книги Патти начала обнаруживать скрытые намёки. Во всех помеченных абзацах имелось упоминание шогготов. Слово, самый звук которого вызывал у Патти душевный трепет. Она поискала страницу с комментариями или пояснениями, но ничего такого не нашла.

Патти отложила прочитанную книгу рано утром. Вокруг не было ни души, но Патти едва ли могла это заметить. Память полнилась воспоминаниями, которые было страшно допустить в свой разум. Читая роман, Патти осознала, что приняла неведомую, ужасающую ношу. Её как будто оплодотворили инъекцией порочного знания, и теперь тёмный плод медленно вызревал внутри, наливаясь почти осязаемой тяжестью таинственной угрозы.

Она поднялась в номер на третьем этаже, снятый на одну ночь ради самых простых нужд, типа, вызвать такси, спрятать под покров тщеты свои беспочвенные страхи. Патти легла на кровать, и её измученный разум тут же провалился сквозь прогнивший пол яви прямиком в бездну снов.

Ей снился город, похожий на Голливуд, но дома и тротуары того города были отчасти живыми, и они могли чувствовать, как приближается нечто страшное. Все дома и улицы сотрясались от ужаса под небом, затянутым чёрными тучами. А сама она, вдруг осознала Патти, была сердцем и душой этого города. Она была его средоточием, и его необъятный, холодный страх был её страхом. Неким непостижимым образом она узнала тварей, приближающихся к её необъятному телу. Она знала, что они происходят из громадных, беззвёздных войдов, из поселений, чьи стены древнее лика нынешней Земли, знала, с каким долготерпением и коварством они подбирались к её податливым границам. То были гигантские черви, или медузы, или даже сгустки бурлящей живой субстанции. Они вторглись на её обезлюдевшие улицы, наползая со всех сторон. А она лежала, подобно падали, ещё живая, но уже понимая, что на тело её нападают жадные личинки. Она лежала в главной цитадели, самый лакомый кусок, к которому они устремлялись, источая из своих поганых пастей жадную, едкую слюну.

Патти проснулась за полдень, выжатая как лимон. Долго сидела на кровати, наблюдая, как жирная зелёная муха бьётся в окно, наполненное золотым солнечным светом. Снова и снова колотится своей хрупкой, драгоценной башкой о преграду, невзирая на полную бесперспективность усилий. Со вспышкой болезненной ярости Патти вскочила с постели, схватила свою блузку, подбежала к окну и прихлопнула несчастное насекомое.

На другой стороне улицы, в окне этажом выше, виднелся Жирдяй. Мгновение Патти стояла, глядя на него со смущением от своей дикой выходки, а затем он улыбнулся мягкой улыбкой психотерапевта, как бы показывая, что понимает, какие душевные терзания вызвали этот внезапный порыв. Патти вдруг поняла, что из одежды на ней только лифчик.

В ответ на её замешательство в улыбке Жирдяя появилась тень озорства. Однако Патти знала, что он и это истолковал верно – как оплошность, а не уловку бесстыжей шлюхи.

Вдруг разволновавшись, Патти обратила всё в кокетство и прикрыла свои прелести блузкой. Момент был самый подходящий – надо было просто чуток подождать, потому что теперь её нежные фантазии расцветали пышным цветом как бы сами собой. Улыбаясь, Патти указала на себя, а затем, вопросительно, на Жирдяя. Он буквально воссиял! Неужели он в самом деле облизнулся? Он закивал изо всех сил. Сблизив большой и указательный пальцы, Патти показала: чуточку подожди. Отходя от окна, она заметила ораву пациентов гидротерапевтической клиники, столпившихся на тротуаре внизу. Некоторые были с собаками на поводке.

Это зрелище немного её охладило. Не помешают ли прибывшие калеки их с Жирдяем интимному общению? Сборы слегка застопорились. Патти спустилась в вестибюль минут десять спустя и медленно направилась в сторону газетного киоска. Ни в вестибюле отеля, ни на улице не было ни души. Всё вокруг застыло в знойном воскресном запустении. Это было похоже на сон, красочный, но в то же время немного тревожный. Патти огляделась по сторонам, и вдруг осознала безумную странность предпринятой ей сексуальной благотворительности. Может, стоило бросить эту затею, может, стоило отправиться на какую-нибудь шальную гулянку? И в тот же самый момент машина, набитая её подружками, притормозила прямо перед Патти. Все принялись хором уговаривать Патти ехать с ними. Они собирались прошвырнуться по городу, а то и за город, по всем намечавшимся вечеринкам.

Патти почти согласилась. Но потом заметила в машине Пенни, младшую сестру Шери. Патти вздрогнула, а потом со смехом помахала рукой, отказываясь. Они уехали, а Патти двинулась было дальше, раздумывая, насколько сильно её стремление нанести визит Жирдяю, избегая смотреть наверх, на его окна, потому что, может быть, она просто направляется в бар… И тут вдруг Арнольд выскочил из газетного киоска и попытался схватить Патти за руку.

Патти была на взводе и отпрянула в сторону. Арнольд, казалось, опасался отходить от киоска и, не делая попыток, подойти ближе, взмолился:

– Патти, прошу! Подойди сюда, послушай.

Словно вспышка молнии высветила в тёмном уголке её памяти то, что она безуспешно пыталась вспомнить прошлой ночью. И тот роман, и, в особенности, те жуткие «шогготы» не зря показались знакомыми – ведь письмо, которое вручил Арнольд, было как раз про них! Патти просто не могла поверить, что упустила из виду сей зловещий документ. И это пугало даже сильнее, чем гибель Шери. Что было в письме – то было и в книге! Так вот что означал настойчивый взгляд Арнольда. Раскрасневшийся дурачок пыжился сказать что-то важное.