Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века
Шрифт:
— Вы в Москве бывали у Сольдиной?
— Да, к Сольдиной на квартиру я заходил несколько раз.
— Зачем?
— Приезжая в Москву за продуктами, я иногда заходил к Сольдиной отдохнуть, попить чаю.
— Давыдова с Сольдиной знакомы?
— Да, знакомы.
— Они приезжали к вам в село Ивановское вместе?
— Не помню.
—А как часто ездили Давыдова и Сольдина в село Ивановское?
— Как Давыдова, так и Сольдина приезжали в село Ивановское два–три раза.
— Зачем?
— Давыдова и Сольдина
— На каком расстоянии находится село Ивановское от Москвы?
—От Москвы до Волоколамска сто двадцать километров и от Волоколамска до села Ивановского километров пять.
— Так какой же смысл ехать молиться за сотни километров, когда и в Москве есть достаточное количество церквей?
—Я лично думаю, что в силу большой загрузки московских священников они не могли уделять каждому достаточно времени, а у меня они могли отслужить панихиду и другие религиозные обряды.
— Бывая на квартирах Давыдовой и Сольдиной, кого вы там встречали?
— Не помню, чтобы кого-нибудь встречал.
— Вы говорите неправду. Следствию известно, что, бывая на квартирах Давыдовой и Сольдиной, вы там встречались с другими лицами и проводили с ними контрреволюционные совещания. Теперь вспомнили?
— Я утверждаю, что никаких контрреволюционных совещаний я на квартирах Давыдовой и Сольдиной не проводил. Что же касается встреч с другими лицами на указанных квартирах, то я таких случаев не помню.
—Следствие рекомендует вам «вспомнить», с кем вы встречались на квартирах Давыдовой и Сольдиной.
—Я не помню, чтобы на квартирах Давыдовой и Сольдиной были посторонние лица.
— Вы намеренно скрываете лиц, с которыми встречались у Давыдовой и Сольдиной, потому что связаны с ними по контрреволюционной деятельности. Так ведь?
— Нет, не так. Никого я не скрываю. Я просто не помню, встречался ли с кем-либо на квартирах Давыдовой и Сольдиной, так как не придавал этому никакого значения.
— Когда вы официально остались без места?
—В декабре 1940 года мне выдали новый паспорт с запрещением проживать в пределах Московской области, таким образом, я должен был выехать из села Язвище, где я был священником.
— С декабря 1940 года по день вашего ареста чем вы занимались?
— Через своих знакомых, проживавших в Москве, а также через свою сестру я получал работу по графике, ретушировке портретов и тому подобному, этим и занимался.
— А церковной деятельностью вы в этот период занимались?
— Нет, не занимался.
— Значит, вы утверждаете, что с декабря 1940 года по день вашего ареста занимались художественной работой, которую получали через своих знакомых?
— Да, это именно так.
— Назовите ваших знакомых, которые давали вам художественную работу.
«На этот вопрос обвиняемый дал столь контрреволюционный ответ, что я его не записал», — написал в протоколе следователь и продолжил
допрос.— Вы отказываетесь назвать своих знакомых, которые вам якобы давали художественную работу, потому что таких знакомых не существует в природе.
— Нет, такие знакомые есть, но говорить о них я не могу.
— Вы были знакомы с Грошевой?
— Больше никаких своих знакомых я следствию называть не буду, потому что они знали, что я являюсь священником и что мне был запрещен въезд в Москву, а они, зная об этом, тем не менее, меня принимали и давали мне возможность ночевать. Я прекрасно понимаю, что их за это могут привлечь к ответственности, и поэтому фамилии их назвать отказываюсь. Но одновременно с этим я утверждаю, что никакой контрреволюционной деятельностью я с ними связан не был.
В течение месяца шли допросы, и 9 ноября 1941 года был составлен очередной протокол.
—Вы намерены рассказывать о своей антисоветской деятельности?
— У меня никакой антисоветской деятельности не было, и поэтому мне нечего рассказывать.
—Вы намерены назвать своих соучастников по антисоветской деятельности?
— У меня не было антисоветской деятельности, и поэтому соучастников никаких нет.
—В 1933 году, когда вас арестовали в первый раз, вы на следствии назвали своих соучастников?
—Мне тогда такого вопроса не ставили.
— Хорошо. Тогда назовите их сейчас.
—Так как антисоветской деятельностью я не занимался, поэтому и никаких соучастников у меня не было.
— Вы как и в 1933 году, так и сейчас пытаетесь скрыть своих соучастников по контрреволюционной деятельности. Еще раз предлагаем назвать таковых.
— Больше ничего показать не могу.
—Следствию известно, что одним из видов вашей контрреволюционной работы была агитация против службы в Красной армии.
— Я это отрицаю. Никогда такой агитации не проводил.
— Вы должны были явиться в призывной пункт, когда фашистская Германия напала на Советский Союз?
— Так как мой год подлежал призыву, то в военкомат я должен был явиться.
— Почему же вы выехали с места призыва?
—С места призыва я выехал потому, что желал справить свои христианские обряды, а именно исповедаться и причаститься.
— Ну, а потом почему не явились на место призыва?
— Потому что не давали билетов из Москвы до Завидова.
—Сколько километров до Завидова?
—От Москвы до Завидова сто двадцать километров.
— Почему же вы не пошли пешком?
—Мне и в голову этого не пришло.
— А почему же вы не обратились в первый попавшийся военкомат, чтобы он вам помог выехать к месту призыва?
—Я боялся идти в военкомат, потому что не имел права проживать в Москве и Московской области.
— Вы читали воззвание Московского митрополита Сергия, в котором он призывал верующих идти служить в Красную армию?