Живая древняя Русь. Книга для учащихся

Среди тех, кто задумался над необходимостью воспользоваться в наш век опытом древнерусских керамистов, был гениальный Врубель. Его творчество, обращенное к вечным темам человеческого бытия, вошло в духовный обиход современности. Примечательная страница биографии художника — работа в абрамцевской майоликовой мастерской. Врубель постигал не только декоративную сторону народного искусства, но и самый строй древнего мифологического мышления, его сущность. В 1891 году он писал: «Сейчас я опять в Абрамцеве, и опять… слышится мне та интимная нотка, которую мне так хочется поймать на холсте и в орнаменте. Это — музыка цельного человека, не расчлененного отвлечениями упорядоченного, дифференцированного и бледного Запада».

До наших дней сохранилось несколько печей и каминов, созданных Врубелем. Москвичи могут их увидеть в Абрамцеве, Коломенском, Музее народного искусства на улице Станиславского… Врубелевские изразцовые композиции с первого взгляда поражают нас необычайными цветовыми сочетаниями, переливами красок, напоминающими игру драгоценных камней. На изразцах Врубеля живут своей таинственной жизнью прихотливые растительные узоры — белые, коричневые, желтые, синие. Зрители видят изображение героев былин и сказок, оригинальные орнаменты.

Одна из самых известных работ Врубеля — камин «Микула Селянинович и Вольга». Чистые, сильные краски, напоминающие драгоценные камни, создают впечатление ковра, украшающего стену. По форме камин напоминает лицевую сторону дома, на фронтоне которого изображены Алконост и Сирин — райские птицы с девичьими ликами. Образы Микулы Селяниновича (с сохой) и Вольги (верхом на коне) проникнуты уверенной силой и спокойствием, они сродни всему окружающему их миру. Когда глядишь на керамическую композицию издали, то в глаза сначала бросаются цветовые пятна в обеих частях камина. Приглядевшись, замечаешь солнце, выступающее из глубины, голову Вольги, линию горизонта. Врубелевские краски горят, переливаются, создают ощущение необычного, глубокого и таинственного.

Через два с лишним столетия после Степана Полубеса и ярославских изразечников их опыт был художественно переосмыслен, на творчество керамистов семнадцатого века взглянули новыми глазами. В этом — одна из заслуг Врубеля!

Врубелевской керамике, вобравшей в себя опыт веков и неожиданно новой, было тесно в помещении. Когда предоставилась возможность, Врубель охотно взялся за дело, позволявшее показать, как прекрасно выглядит монументальное керамическое произведение на улице большого современного города. В начале двадцатого столетия в центре Москвы выросло огромное здание — гостиница «Метрополь». Верхние этажи было решено украсить панно из кафелей. Темой для композиции Михаил Александрович избрал драматическую легенду о принцессе Грезе — «звезде небес», созерцание красоты которой покупается ценой смерти; мореходы преодолевают тягчайшие препятствия, переживают опаснейшие приключения во имя Прекрасной Дамы, олицетворяющей совершенную и законченную красоту. На керамическом панно мы видим принцессу Грезу, склонившуюся над умирающим юношей.

На врубелевское панно «Принцесса Греза» лучше всего смотреть издали, например с Неглинной улицы. В лучах солнца блестят изразцы, составляющие картину чего-то загадочного, тревожно-прекрасного, полного внутренней силы. Врубель не копировал старых мастеров. Он вдохнул жизнь в давнее искусство, насытив его современным пониманием действительности, далеким от классической ясности и покоя.

С годами начинаешь любить Врубеля все сильнее и сильнее.

Начинаешь глубже понимать подспудную и органическую связь Врубеля с древнерусским искусством, с лермонтовской традицией, с Кавказом и Москвой, хранящей и ныне на своих шумных улицах изразцы Степана Полубеса и композиции Михаила Врубеля, исполненные «духовною жаждою». Врубель сказал нам то, что до него никто еще не говорил. Но нельзя представлять, что творчество Врубеля возникло на голом месте. Истоки его глубоки, и неслучайно художник постоянно обращался к краскам и образам Древней Руси.

Злато и булат

Исстари булат и злато спорили между собой или шли одной дорогой. Недаром в нынешних музеях золотые украшения и драгоценности лежат рядом с холодным и огнепальным оружием; недаром с золотыми серьгами, в которых щеголяли киевские и новгородские модницы двенадцатого века, соседствуют в витринах кинжалы в золотой или серебряной оправе, сабли, чьи рукояти украшены драгоценными камнями. Каких сказок, легенд, преданий, поверий и примет не было связано с драгоценными металлами, жемчугами и таинственными кладами… Я до сих пор помню рассказы, слышанные в детстве, о золотых и серебряных кладах, зарытых в Святовской роще возле большака, ведущего от озера Святого в Кострому. Клады, по народной молве, были зарыты в незапамятные времена панами, пришедшими на Русь вместе с Мариной Мнишек.

Отыскать подземные сокровища было очень просто — пойти в ночь на Ивана Купала к берегам Святого озера и смотреть; где после первых петухов засветятся в папоротниках огоньки, там и копать. Я в детстве искренне дивился, что мои земляки не богатели за счет панских кладов…

Впрочем, по всей Волге, как и по другим местам, гуляли легенды о сокровищах Стеньки Разина, о пещерах, в которые сносил свои богатства Кудеяр-разбойник, о золотых мечах мурзы Чета, спрятанных на дне Каменец-озера…

Жизнь давала немало оснований для легенд о сокровищах, о приключениях, связанных с ними. Напомню эпизод из отечественной истории — дерзкую попытку похитить всю несметную казну Московского государства.

Кому из нас не приходилось блуждать по бесчисленным помещениям, лесенкам, переходам знаменитого храма Покрова-на-рву, известного всем под названием храма Василия Блаженного… Расположенный на Красной площади возле Кремля, он напоминает диковинный каменный цветок, привезенный из сказочных заморских стран. Храм, как это часто бывало в Древней Руси, долгое время использовался как хранилище государственных ценностей.

К последним годам шестнадцатого столетия относится такое сообщение летописца «о зажигальщиках московских»: «Того же году (1595) враг, ненавидя добро рода человеческого, вложил мысль в человецы в князя Василия Щепина, да Василия Лебедева и в их советники, чтоб зажечь град Москву во многих местах, а самем у Троицы, на рве у Василия Блаженного грабить казну: ибо в те поры была велия казна, советником же его в те поры Петру Байкову с товарищи решеток не отпирати… Их всех переимаху и пыташа. Они же все в том повинишася. Князя Василия и Петра Байкова с сыном на Москве казнили, на Пожаре, и главы их отсекоша, а иных перевешали, а достальных по тюрьмам разослаша».

Таков драматический эпизод, разыгравшийся в связи с сокровищами, спрятанными в знаменитом храме, на которые позарились «московские зажигальщики».

Много самых различных историй могут нам рассказать золотые и серебряные вещи, созданные русскими умельцами; мы часто не знаем фамилии творцов прекрасных предметов из драгоценных металлов, но история донесла до нас (хотя, разумеется, далеко не всегда) или имена владельцев, или рассказы о событиях, ради которых тратились серебро и золото.

В «Житии Бориса и Глеба» рассказывается, что по приказу Владимира Мономаха мастера за одну ночь расклепали и позолотили доски на гробах Бориса и Глеба.

Потир золотой. 1599. Вклад царя Бориса Федоровича.

Об этих досках летописец замечает: «Многие приходящие из Греции и других земель говорили: „Нигде такой красоты нет“». Сказанное, по всей вероятности, не риторическое летописное преувеличение. Киевская Русь знала толк в золотых изделиях и в неисчислимом множестве продавала их в страны Востока и Запада.

Жил в двенадцатом веке в Чернигове князь Владимир Давыдович, двоюродный дядя Игоря, героя знаменитой поэмы. В ту пору богатый и сильный город славился златокузнецами, чьи изделия охотно покупали не только в русских землях. Однажды искусный мастер сделал для Владимира большую серебряную чашу, украсив венец ее надписью-орнаментом. На пирах гости пили за здоровье хозяина из чаши, передавая ее вкруговую, по обычаю дедов. В междоусобной схватке Владимир Давыдович погиб. Прошли столетия. В середине прошлого века серебряную чашу нашли там, где некогда находилась столица Золотой Орды — в городе Сарае. Быть может, золотоордынцы захватили драгоценный сосуд во время набега на русские земли. Не исключено, что чаша попала в Сарай и другим путем: вдова Владимира Давыдовича после гибели мужа была взята в жены половецким ханом Баш-кордом.

Приходящие ныне в Оружейную палату Московского Кремля видят прекрасную серебряную чашу, отлитую восемь столетий назад и чуть потемневшую от времени. Для любознательных посетителей, любующихся старинной посудой, экскурсовод читает слова на венце: «А се чара кня Володимира Давыдовча, кто из нее пь, тому на здоровье, а хвала бога своего осподаря великого кня».

Ковш князя И. И. Кубенского. 1535.

Так из глубины столетий доносится голос неизвестного нам черниговского златокузнеца.