Живая ракушка

Это случилось в конце апреля. Валентина Андреевна ушла в магазин за продуктами. Отчим еще не вернулся с работы. Тренировки в бассейне у Павла не было, и он рисовал стенгазету к Первомаю.

Лет в десять у мальчика неожиданно проявились художественные способности – стал создавать дружеские шаржи на одноклассников на задних обложках школьных тетрадей. Классная руководительница, заметив «наскальные рисунки», определила Корчагина в редколлегию класса.

И вот теперь Паша разложился на полу с ватманом и красками и, слушая радиопередачу «Ровесники», старательно выводил поздравительные надписи. Стенгазету надо было принести самое позднее послезавтра.

«Московское время: семнадцать часов», – объявило радио монотонным женским голосом.

Вдруг Паша услышал, что в замочную скважину кто-то сует ключ, но попасть не может. В дверь затарабанили. Мальчик отложил кисточку в банку с водой, выключил радиоприемник, подошел к двери и открыл. Полупьяный отчим ввалился в прихожую.

– Где мать? – не снимая грязных ботинок, тот прошел в кухню.

Павел не ответил, вернулся рисовать. Через минуту дядя Коля с граненым стаканом и открытой бутылкой уже сидел на стуле в комнате напротив мальчика.

– Че молчишь? Я тебя спросил, где мать. А когда отец спрашивает, надо отвечать!

Отчим матерно выругался.

– Вы мне не отец, – резко бросил Павел и добавил: – Жаль, что он погиб.

– Да кто тебе сказал, что погиб? – отхлебнул полстакана. – Мать? Да ты ее слушай больше!

Снова мат.

Рука с кистью замерла. Сидя на полу, мальчик весь превратился в слух.

– Нагуляла тебя, а потом рассказала красивую историю об отце-летчике. Ой, не могу! – отчим загоготал, выставляя напоказ желто-коричневые зубы, и допил остатки.

– Врете! – процедил Паша.

Отчим булькнул очередную порцию. Поставил бутылку на пол. Настроение у него было приподнятое. Держа в правой руке стакан, локтями оперся на колени, согнулся и, глядя на ребенка мутными глазами, медленно проговорил:

– А ты у матери спроси. Вон. Идет, – услышав скрип открывающейся двери, заговорщически подмигнул.

Действительно, в это время Валентина Андреевна, нагрузившись авоськами, заходила в квартиру.

Паша вскочил, подбежал к матери и выкрикнул ей в лицо:

– Это правда?

Та, не понимая, о чем речь, спросила:

– Что случилось?

– Это правда, что мой отец не летчик и не погиб?

Мать ахнула, перевела взгляд на сожителя и прижалась спиной к стене. Потом, как бы опомнившись, что-то невнятно пролепетала. Но Паша не слушал. Злость, ярость разлились по телу, захватив мозг. Человека, на которого он хотел быть похожим, не существовало. Все, во что он верил, к чему стремился, оказалось обычной ложью. Материнской ложью. И от этого было больно вдвойне.

– Ненавижу! – сорвалось с губ.

Сжимая кулаки, с отвращением глядя на выпячивающий, словно грыжа, живот, рванулся с места, чуть не сбив мать. Схватил кеды. Сдернул с крючка пиджак, оборвав петельку. Издав дикий рык, распахнул и с оглушительным треском захлопнул за собой входную дверь. И, как был в носках, побежал вниз по ступенькам, перепрыгивая через две. Между первым и вторым этажом остановился. Горечь жгла. Сел. Надел кеды. Встал. Стиснул зубы. Спустился вниз. Мокрая пелена застилала глаза. Пнул дверь подъезда. Вышел на улицу.

Сутки мать его не видела. Где находился и что делал, никто так и не узнал.

Грязный, голодный, с не по-детски серьезными глазами сидел Павел возле своей квартиры. Сейчас он был спокоен, и лишь обгрызенные до основания ногти выдавали недавно клокотавшую внутри бурю.

Вскоре появилась Валентина Андреевна.

– Паша, где ты был?

Он не ответил. Молча зашел домой, умылся. Молча съел предложенный ужин. Также молча дорисовал стенгазету и лег спать.

Глава 10. Сестренка

– Корчагин, почему пропустил занятия? – спросил на следующий день тренер в бассейне.

– Так получилось. Больше не повторится, – со стальными нотками в голосе ответил Павел. – Слово даю.

И сдержал. Дважды в день, утром и вечером. Май, июнь – словно оловянный солдатик ходил на тренировки.

Начались летние каникулы. Паша почти весь день проводил на улице с мальчишками из соседних домов. Палки-банки, ножички, нагонялы. Часто заглядывал на спортивную площадку школьного двора: подтягивался на турнике, качал пресс. Домой забегал только пообедать, поужинать. Отчима видеть не хотел. С матерью разговаривал мало.

«Спасибо», «пожалуйста», «пока», «я гулять» – короткие фразы, будто аптечные порошки, выдавались Валентине Андреевне.

«Перебесится», – успокаивала себя женщина.

Паша подрос, загорел, окреп.

Середина июля принесла жару, грозы и плачущего младенца – сестру Галю. Крохотный сверток с розовой ленточкой оставил Павла равнодушным.

У Валентины Андреевны молока, по-видимому, не хватало, и дочка постоянно и натужно плакала. Женщина поила ее водичкой, выдерживая три часа между кормлениями, но девочка успокаивалась минут на пятнадцать, а потом снова капризничала.

– Сколько можно слушать этот писк? – злился отчим, когда находился дома, и нецензурно выражался.

Пришедшая из детской поликлиники патронажная сестра выписала для малютки рецепт на молочную кухню, и мать дала Паше поручение ходить на раздаточный пункт, получать питание для сестренки.

За оставшиеся полтора месяца лета Валентина Андреевна осунулась, под глазами появились синяки. И не только от недосыпа. Павел это заметил.

– Что с глазом? Он тебя бьет? – спросил однажды, поставив три бутылочки кефира на стол.

– Что ты, сынок. Это я в кухне поскользнулась, когда пол мыла, и о батарею ударилась, – ответила Валентина Андреевна, отвернувшись.

Сын не поверил. Но промолчал.

Глава 11. Незабываемое лето

1982 год

Катя училась на отлично, много читала, участвовала в школьных и городских олимпиадах, всегда занимала призовые места. С легкостью давался английский язык. Была гордостью класса и школы. Активисткой.