Живой товар
Шрифт:
— По-русски?!
— Ну да, он, оказывается, у нас учился, в политехническом, собака. Прямо у нас в Чураеве, представляешь? И тогда ещё к нашим девчонкам присматривался, по ихним меркам у нас все красавицы, особенно если волосы светлые — у них-то там все черные, да и мелковатые. А его семеечка, оказывается, этим бизнесом с дедов-прадедов занимается, он на инженера так просто учился, чтобы иметь заграничный диплом. А дальше началось самое противное…
Она замолчала. Глаза сузились. Снова сильно затянулась сигаретой.
— Не хочу я про это. Да и вряд ли там
— Ну и не стоит лишний раз бередить душу.
— Лучше я расскажу, как удрала и домой вернулась.
— Давай. Тебе на земле сидеть не сыро?
— Ничего. А вообще смешно — самое лето, жарища, а мне после Магомабада свежо даже. Ладно, сейчас докурю — и пойдем дальше жуков ловить. Должна же тебе с меня хоть какая-то польза быть!
Я покосилась на неё — улыбается. Будем надеяться, это она не всерьез.
Мы пробирались вдоль грядок — то согнутые в три погибели, то на корточках, и она, постепенно оживляясь, рассказывала, как готовила побег, как магазинчик нашла, с хозяйкой сблизилась… Как ехала на такси и все погоню за спиной чуяла, как чуть не все свои деньги полицейскому на входе отдала, как внутрь вошла.
— Ну, приняли меня там почти нормально. Рассказала я им, правда, все. Но они ничего, вежливо со мной обошлись. Только сразу отправить не смогли, больше недели я у них проторчала. Паспорт-то у Исмаила остался, а с полицией они связываться не хотели, она там вся купленная и проданная, если б заявили, так ещё могли бы меня там силком оставить. Ну, связались с нашим МИДом, оттуда дубликат паспорта прислали, кому-то хорошо на лапу дали, чтобы вписать въездную визу, короче, хватило хлопот, пока смогли мне выезд оформить. На это время отдали меня на попечение какому-то младшему чиновнику, он и возился со мной…
— А как чиновника-то звали? Понравился он тебе?
— Да нет, не очень понравился. Скользкий какой-то, на местных манерами стал похож, разговором. Я сперва обрадовалась — приятный, светлоглазый… А уж потом разобралась, что он ко мне хуже моих клиентов относился, гнида похабная. А звали его вполне по-человечески: Юрий Дмитриевич.
— Молодой, старый?
— Не очень молодой. Около сорока. Может, тридцать пять, может, сорок пять. С виду старше твоего Димы.
— И твоего Жени…
— Моего…
Она резко выпрямилась и снова уставилась в даль.
— Дай закурить, а?
Пачка у меня была сзади за плавки заткнута, зажигалка — в левом носке. Ира закурила, выпустила дым носом. Еле слышно пробормотала что-то невнятное, но явно не по-русски. Вздохнула:
— На кой я ему нужна такая… порченая… Мало, что ли, честных вокруг?
— Не смей так говорить! Ты же не по своей воле этим занялась! Это они бесчестные, кто тебя заманил и продал, а ты…
— …а я девушка честная, во все дырки затраханная, кроме ноздрей…
Я такое слышать не могла, зажмурилась, головой трясу, ору:
— Перестань! Перестань сейчас же! Перестань!
И тут мне щеку ожгло, в ушах зазвенело, дыхание перехватило — это она мне пощечину залепила!
Я ошарашенно раскрыла глаза и рот. Кое-как дух перевела:
— Ты
чего дерешься?..— Прости, Ась, это от истерики самое быстрое средство. На сигаретку, закури.
Сидим мы с ней прямо на земле, курим, я в три ручья реву, а у неё только одна слезинка по щеке скатилась. Кремень девка.
— Ни хрена ты, Ася, жизни не знаешь. Счастливая. Я против тебя старуха трехсотлетняя.
Я ещё сильнее разревелась. Она меня успокаивает, по спине гладит, приговаривает:
— Ну кузнечик, это ж не спина, это хребет осетровый, твой мужик, небось, весь в синяках ходит…
Ну, тут я взвилась, ей какое дело до его синяков?! Вмиг слезы высохли.
А она улыбается:
— О, вот и плакать перестала! — говорит. — Молодец. Давай докуривай да пойдем душманов этих дальше собирать, пока мужики на наши вопли и сопли не прибежали.
Поднялись. Согнулись. Ира говорит:
— Ладно, все равно надо досказать. На чем мы там прервались?
— На том, что этот Юрий Дмитриевич — гнида похабная. Он что, хамил тебе, всякие гадости говорил?..
— Бывало. Как-то даже поздно вечером в комнату ко мне приперся, приставать начал, говорит, не было ещё такой женщины, чтоб Кучумовым недовольна осталась, — ну, я его живенько выпроводила, знаю пару приемчиков…
— Подожди, подожди! Какую ты фамилию назвала?
— Ну, Кучумов — этот чиновник в посольстве, Юрий Дмитриевич…
Я почувствовала, что у меня голова кругом идет.
— Ася! Ася, ты чего, опять?! — перепугалась Ира.
— Ничего, жарко. Солнце, наверное… Голова закружилась. Дойду до крана, ополоснусь.
Женя Батищев, задрав голову, что-то толковал двум незнакомым мужикам на крыше. Одна полоса железной кровли была уже выкрашена в стандартный рыжий цвет.
Дима в сторонке сматывал шланг. Я кинулась к нему, отвела в сторонку и выпалила:
— Дима, третьего секретаря посольства зовут Юрий Дмитриевич Кучумов!
— Ну и что?
— Там, в Махдене! Кучумов! Дмитриевич!
— Ну, я понял. Так что из того? У меня в юридическом преподавал Кучумов Дмитрий Николаевич…
— При чем тут твой преподаватель! Ведь наша Валька — Валентина Дмитриевна Кучумова! Она свою фамилию оставила!
— Это Валька, которая жена генерального?
— Она.
Теперь уже и Дима заторможенными глазами уставился в одну точку. Хотя головокружение ему, надеюсь, не грозило. Наконец он разлепил губы:
— Да-а… Вот это, похоже, оно и есть.
Глаза его постепенно разгорались.
Глава 31
Разные заботы
В субботу около двух часов дня в квартире Гончаровых раздался звонок. Инна Васильевна подняла трубку.
— Да.
— Добрый день. Могу я поговорить с Инной Васильевной?
Мужской голос, приятный, вежливый.
— Слушаю.
— Я звоню вам по поручению вашей дочери Иры.
У Инны Васильевны упало сердце. Не успела девка из одной беды выбраться, как опять что-то! Ну что за заразная девка, дома сидеть спокойно не может, деньги утащила, сучка, а сейчас не иначе опять где-то вляпалась!