Живой товар

— А какая разница?

— Понимаешь, если контора их наняла, то, во-первых, убийцы ничего не знают — сделали свое дело, бабки получили и отвалили. А во-вторых, раз контора вынуждена была искать людей на стороне, значит, такие крутые меры ей не свойственны и для нее это разовое мероприятие.

— А если они в конторе работают?

— А вот если они в «Татьяне» работают, если фирма держит персонал такой квалификации, значит, лавочка эта — куда более серьезное заведение, значит, им есть что прятать… И главный их секрет — не живой товар, по этому делу их никакой суд не осудит.

— То есть как это?! Исмаил тут учился, как-то с Манохиным познакомился, а потом через его шурина Кучумова…

— Сто раз проверенного работника МИДа?.. Нет, Ася, это нам с тобой все ясно, а ловкий адвокат их в два счета вытащит и еще иск возбудит против Иры за моральный ущерб.

— Почему против Иры?

— А кто на них в суд подаст — мы с тобой, что ли?

— Да?! А письма липовые?

— Письма — это их единственное слабое место. И наше тоже.

— Это наш козырь!

Он что, специально меня злит? Я все раскопала, он только с умным видом растолковывал мне, как девчонке несмышленой…

— Аська, не будь дурой наивной! Если на суде всплывут письма, то как о них стало известно? Думай головой! И о голове своей!

— А чем я, по-твоему…

— Слушай, ты действительно идиотка или талантливо прикидываешься?

Ну, такого я стерпеть уже не могла. Вскочила…

Но тут он меня схватил за руку, чуть повернул и я шлепнулась обратно на табуретку.

— Разговор о твоей жизни идет, а ты тут оскорбленное достоинство разыгрываешь!

Он просто шипел от бешенства, я бы ему сейчас глаза выцарапала, если бы вырваться могла.

— «Татьяна» сидит по уши в наркотиках! Только поэтому они решились на такие серьезные меры, чтобы себя прикрыть от шумихи и расследования, — он постепенно успокаивался. — Письма — их единственное слабое место, и они их постараются прикрыть всеми способами. Скорее всего, просто сотрут файлы…

— Папку, — огрызнулась я.

— Папку, — согласился он. — Но перед этим обнаружат недописанное письмо, сообразят, как это опасно, и забьют тревогу — вдруг кто-то успел увидеть. А тогда уж рано или поздно доберутся до тебя! Если нападение на Иру, смерть журналиста и пожар связаны между собой, то вывод однозначный — они ни перед чем не остановятся! Долго ли человека на темной улице машиной сбить?

Только тут мне стало не по себе. Еще при моей манере улицу переходить… Немедленно взыграло воображение, я передернулась. Черт его знает, этого Колесникова, может, у него тоже воображение и его тоже дергает? Только не за себя, а за меня. Я потихоньку переставала на него сердиться.

— Отпусти руку, больно.

Он отпустил — а потом осторожно погладил.

— Дурак здоровый, медведь… А после еще подлизывается.

Он тут же придвинулся вместе с табуреткой поближе, но я еще не отошла от страхов, которые он на меня нагнал.

— Слушай, а может, не так все ужасно? Вот ты говоришь о нападении на Иру — а ведь это могли быть просто грабители?

— Ага, грабители, которым нужна девушка и которые не интересуются содержанием багажника… С мордой вашего Мюллера и на его машине — сама говорила.

— А откуда они вообще узнали, что Ира приезжает?

— Долго ли Кучумову из своего посольства позвонить или факс отбить? Самого невинного содержания, имеет ведь право брат сестре позвонить…

— Значит, Манохин в курсе…

Мне стало совсем тошно, так гнусно! Люди ищут счастья — а кто-то так на их одиночестве наживается! Ух, гады! Рабыни, наркотики… Самый прибыльный товар… Ну ладно Манохин — но как Валентина могла?

— Дима, но ведь не могут нормальные люди такие подлости сознательно делать! Может, это кто-то их сбил с толку или завлек обманом, шантажом?

— Может, и завлек — только давненько. На обмане и шантаже всю семейку не заставишь преступления совершать, тем более если Дмитрий Николаевич — действительно их папаша.

— Какой еще Дмитрий Николаевич?

— Я же тебе говорил — преподаватель у меня был в юридическом.

— Ну и что? Не такая большая шишка — преподаватель.

— Видишь ли, преподавал он по совместительству. А по основному месту работы — зам начальника УВД области.

— Господи, так что, такой человек тоже?

— Вообще-то не обязательно. Он может совершенно ничего не знать, но все равно быть для доченьки с зятьком опорой и защитой.

— Отец не знает, чем дети промышляют?

— Ну, детишки-то уже большие, живут отдельно, могут и не отчитываться…

— Слушай, а может, этот твой преподаватель из УВД совсем им не отец — просто однофамилец.

— Может, не отец, может, папа, а может, и вообще батя…

Это он уже как-то машинально ответил, отключившись, опять что-то вычисляет. Ах какой он у нас деловой, если не мыслит, так уже и не существует! Но тут и меня посетила мысль:

— Тогда все эти убийства совершил Мюллер!

Дима на меня взглянул серьезно:

— У тебя есть основания так считать?

— Видел бы ты его!

Он улыбнулся:

— Такой урод, что только убийствами заниматься?

— А ты представь себе Штирлица с глазами змеи!

— Очень образно. Ты, Аська, у меня художник слова и инженер человеческих душ. Вот только наука юриспруденция теорию Ломброзо не признает. А если всерьез, то сам он всем этим заниматься не будет. Шестерку найдет.

Я пожала плечами. В мужских играх я не разбираюсь. Однако натура и логика не позволяли так просто сдаться.

— Но на дороге, когда на Иру напали, он сам был!

Дима поджал губу и уставился на меня. Постепенно глаза его чуть разъехались и стали параллельными. Наконец вернулись из туманной дали.

— А тогда, Ася, тем более пора тебе из фирмы исчезать.

— Зачем?

— Если они и впрямь начнут заметать следы и выискивать, кто мог их вычислить, ты первой в списке окажешься.

— А почему я?!

Выкрикнула — и заткнулась. И в самом деле, из наших их способны были обнаружить только мы с Сережкой да Валентина. Валентина… У меня дернулась щека. Вот она-то и покажет пальцем на нас со Шварцем. Жалко Сережку… Дура, а себя не жалко? У меня хоть детей нет… Меня постепенно охватывал ужас, но тут вздыбилось упрямство.