Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

Глава четвертая

Подняв глаза, Эндрю увидел, что из-за угла выкатила двухэтажная махина. У всех сразу поднялось настроение. На часах у него было восемь тридцать пять. Опоздал почти на полчаса. Шутка ли сказать, целых полчаса! Как только автобус остановился, скрипнув тормозами, очередь рассыпалась. Все бросились вперед, стараясь захватить сидячие места. Эндрю ждал, пока поток донесет его до подножки. Затем резким сердитым рывком подтянулся вверх и торопливо занял свободное место в нижнем этаже. «Дикари!» — думал он, распрямляя спину и разворачивая порванную газету.

Глава пятая

Читать в такой тесноте оказалось невозможно. К тому же было так душно, что окна запотели. Эндрю протер стекло рукавом и поглядел наружу. Небо постепенно прояснялось. Автобус ехал мимо остановок, где его ждали толпы людей; многие шли пешком до Клипа и Бизикорнера. Обычно в это время на улицах бывает полно африканцев в накидках и тяжелых башмаках, возвращающихся к своим лачугам в Кук Буше, но сегодня никого из них не было видно. Призыв к забастовке, очевидно, имел успех. В Саутфилде сошло несколько человек, и стало посвободнее. У мечети на Виктория-роуд вылезла еще кучка пассажиров. Эндрю устроился поудобнее и снова взялся за газету. При мысли, что сейчас он примет горячую ванну, поест, а затем отправится в Рондебос, ему стало совсем хорошо. Может быть, он даже немного поболтает с Элдре-дом, пока будет одеваться. Нелегко решиться попросить ванну в доме Каролиссенов, но еще труднее получить ее — такая это хлопотливая процедура. После того как миссис Каролиссен пробурчит, что не возражает, кому-то из детей, обычно Полю, поручают натаскать подогретой воды из кухни. Так как погода сырая, придется попросить миссис Каролиссен протопить печку. И после всей этой возни, вполне вероятно, окажется, что она заперла мыло и полотенца в своей ванной.

— Эй, ты!

К Эндрю придвинулся боком юноша лет девятнадцати, в блекло-голубых джинсах и коричневом свитере; лицо у него было желтое, заостренное; настоящая крысиная мордочка.

— Дай закурить, парень.

Эндрю совсем не хотелось с ним разговаривать, и он продолжал читать, хотя и видел, что юнец явно ищет повода для ссоры. От него несло винным перегаром.

— Ты что, оглох, черт тебя дери! Или вообразил, что ты сам господь бог?

Эндрю не обращал на него внимания. Всякая реакция означала бы, что он принимает его всерьез.

— Что тебе, паршивой сигареты жалко?

Было бы совсем нетрудно свернуть газету, спокойно обернуться и одним ударом уложить этого молокососа. Искушение было очень велико, но Эндрю решил сохранять спокойствие. Не надо красивых жестов. Люди глаза выпучат, если учитель средней школы затеет драку в автобусе. Он перевернул страницу газеты.

— Вот погодите, эти чертовы кафры доберутся до вас, цветных.

— Да? — устало отозвался Эндрю.

— По мне, так пускай они вам всем перережут глотку, и этим распроклятым белым, и воображалам цветным!

— Да?

— Вы думаете, будто вы лучше нас?

— Пойди охладись в озере!

— Ты у меня еще поговори! Вот мы доберемся до вас, цветных! Тоже мне, шишка на ровном месте! Настанет и ваша очередь!

Он искал поддержки у других пассажиров. В ответ послышался смешок.

— Разделаемся со всеми учителями и зазнайками. Дайте только кафрам взять верх. Мы вам всыплем перцу!

Эндрю сидел с подчеркнуто безучастным видом. Даже не показывал возмущения, словно все это его не касалось. Он пытался сосредоточиться на передовице. Юнец еще долго враждебно глазел на него, пытаясь вовлечь в ссору. Но Эндрю не давал ему повода. Наконец парень поднялся и, продолжая бормотать угрозы, направился к выходу.

Эндрю выругался про себя. Какая отсталость! Конечно, он понимает грубые, примитивные чувства этого парня. Чистые воротнички и чтение газет в автобусе он отождествляет с респектабельностью, с положением расы господ — «Herrenvolk». Часть элиты! Белые и состоятельные цветные! Ка «бы это понравилось миссис Каролиссен! Люди с электричеством в домах, с холодильниками и машинами, люди, которые ходят на работу в белых воротничках, регулярно завтракают по утрам и никогда не страдают от холодной, промозглой сырости Кук-Буша и Виндермира, жители которых ищут забвения в драках, попойках и распутстве. Может быть, у юноши есть свои основания недолюбливать белых и тех, кто красивыми звучными голосами распинается об «угнетении». Наверное, у него есть какие-нибудь причины. И все же это не повод пить и задирать незнакомых людей. Эндрю хотелось курить, но он решил повременить немного, чтобы не привлекать внимания пария.

Автобус свернул на Лэйк-роуд, и Эндрю подумал с облегчением, что на следующей остановке ему сходить… Надо бы звякнуть Эйбу и узнать, как он там. Хоть бы Руфь была дома!.. Внезапно автобус резко затормозил, и Эндрю швырнуло на противоположное сиденье. Он встал, ошеломленный, и поднял газету с пола. У выхода творилось что-то непонятное. Пассажиры вытягивали шеи, стараясь разглядеть, что там происходит. Эндрю привстал на цыпочки. Виновником суматохи оказался желтолицый юнец в голубых джинсах. Брызжа пеной, он нападал с ножом на кондуктора, а тот отбивался от него своей кожаной сумкой. Монеты разлетелись во все стороны. Какая-то пожилая женщина попыталась усовестить буяна, но он полоснул ее ножом. Сквозь рукав просочилась кровь, и она вскрикнула. Эндрю почувствовал, как в нем закипает гнев. Может быть, лучше пройти одну остановку пешком, чтобы остыть немного? Слишком много переживаний за один день! Похороны, избиение на площади.

уборная — и теперь еще это. «Повалят беды, так идут, Гертруда, не врозь, а скопом…» [7] Гамлет в автобусе, идущем в Грасси-Парк. Как это нелепо! Шекспир в такой обстановке… Чтобы слезть, ему надо было пройти мимо дерущихся, рискуя получить удар ножом или кожаной сумкой. Он стал проталкиваться сквозь толпу испуганных зрителей.

— Извините, пожалуйста, — сказал он, бледный и дрожащий.

Кондуктор машинально отступил в сторону, и Эндрю с мрачной миной прошествовал мимо запыхавшегося юнца, который смотрел на своего врага остекленевшими глазами.

7

В. Шекспир. Гамлет, акт IV, сц. 5. (Перевод Б. Пастернака).

Оказавшись на улице, он вдохнул обжигающе-холодный воздух. Голова у него кружилась. Возле автобуса собралась толпа зевак, с хохотом и гиканьем они набрасывались на серебряные монеты и медяки. Водитель сидел на своем месте, ни во что не вмешиваясь; его темно-коричневая кожа, казалось, стала пепельно-серой. Эндрю стоял в нерешительности, не зная, что предпринять.

К нему подошел Элдред Каролиссен.

— О-о, мистер Дрейер. Вы ехали в этом автобусе?

— Да.

— Отчаянный малый, не правда ли?

— Он и ко мне приставал, свинья этакая!

— И что же?

— Я так и не знаю, почему он отвязался. Знаю только, что потом он напал с ножом на кондуктора.

— Никто не ранен?

— Одна женщина.

— Как это произошло?

Эндрю спешил домой, но Элдред настойчиво допытывался:

— Как это произошло?

— Пойдем отсюда. Я тебе расскажу обо всем по дороге.

— Хорошо, — согласился Элдред.

Это был бронзовокожий, крепко сколоченный здоровяк, учившийся в выпускном классе стеенбергской средней школы у самого Эндрю. Одет он был в серый пуловер, шорты цвета хаки и сандалии. Элдред боготворил своего учителя со всем пылом шестнадцати лет, и Эндрю, в свою очередь, считал его единственным милым человеком изо всей этой каролиссенской семейки. Элдред всегда извинялся за своих родичей.

— Пошли.

Они зашагали по Лэйк-роуд. Мокрый черный асфальт блестел, как зеркало; под фонарями растекались желтые лужи света. Элдред все еще донимал Эндрю расспросами о происшествии, когда сзади послышался шум автобуса. Эндрю поднял руку, автобус замедлил ход, и они оба прыгнули на подножку.

В автобусе не было ни души, кроме кондуктора, который перевязывал кровоточащую рану на плече, да еще в углу хныкала женщина.

— Полиции не было? — спросил Эндрю кондуктора.

— Мы как раз едем в полицейский участок.