Живые и взрослые
Шрифт:
А вот этот парень, с двумя сумками, — он девушке цветы подарил. Ну так он уже десятиклассник, совсем другое дело! В десятом классе и Лева тоже будет Нике дарить цветы, там уже можно будет не стесняться.
Лева пытается представить: вот он взрослый, высокий — и Ника тоже повзрослевшая, другая… какими они будут? Нет, ничего не получается. Проще представить себя военным разведчиком, королевским мушкетером, охотником за мальтийской птицей, но невозможно представить в десятом классе ни себя, ни Нику. И тем более невозможно представить, как они идут рядом, две сумки у него на плече, букет
Разве девочки влюбляются в рыжих очкариков? Да такого ни в одной книжке не вычитаешь!
— Вот ты где! — кричит Гоша. — А я к тебе зашел, а твоя мама сказала, что ты со мной гуляешь! Я подумал: может, ты к Маринке пошел, а она сразу догадалась, что ты Нику ждешь!
— Никого я не жду, — буркает Лева, — так просто сижу, греюсь на солнышке.
Гоша плюхается рядом, Марина трогает скамейку рукой и остается стоять. На ней — белые джинсы, те самые, мертвые. Ну и куртка, конечно, тоже мертвая, теплая, на молнии.
— С праздником тебя! — говорит Лева.
Марина улыбается в ответ:
— Спасибо.
«Чего они все набежали?» — с неожиданным раздражением думает Лева. Хорошо еще, что я в самом деле цветов не принес!
Марина тем временем начинает рассказывать, как она объясняла маме, почему ей так нужно отправиться на Белое море, хотя мама отлично знает, что Марина терпеть не может ДэДэ, да и походы не слишком любит.
— Ну, я-то папу даже и не спрашивал, — говорит Гоша, — просто сказал, что мы едем в поход, он и кивнул. У него сейчас своих забот полно. Его с работы выгнали, он пытается куда-нибудь еще устроиться. Говорит: если не получится, пойдет работать истопником или дворником.
— Ника сказала, что со своей тетей она уже договорилась, — говорит Марина, и тут как раз появляется Ника.
Она сбегает со школьного крыльца, в клетчатом пальто, вязаный шарф развевается от быстрого движения. А с ней рядом — надо же, Лева даже не сразу узнал ее! — Аннабель. На этот раз — без всяких высоких ботинок, молний и сердец. Обычная девчачья куртка, не то белая, не то розовая, туфли на небольшом каблуке, сережки спрятаны под аккуратной прической.
— Привет, ребята, — говорит она, — как дела?
— Ну, ты знаешь как, — отвечает Марина, — на Белое море летом собираемся, готовимся.
— Клево, — говорит Аннабель, — я вижу, и у Ники рука зажила, да?
— Целый месяц лечили, — говорит Ника, — самое трудное было врать, что это я кипятком обварилась. Но сейчас, слава Богу, даже шрама не осталось.
— А на Белое море ты с нами не надумала? — спрашивает Лева.
Аннабель пожимает плечами.
— Ну, я же объяснила уже: я никак не могу. У меня об-гру лагерь, подготовка к областным соревнованиям. И еще летняя школа по математике, она дает преимущества при поступлении.
— А ты куда поступаешь? — спрашивает Ника.
— В Университет, конечно, — отвечает Аннабель.
Лева тоже собирается в Университет: высокое красивое здание в центре зеленого парка. Лучший институт во всем городе, во всей стране. Но у него еще есть время — седьмой класс, поступать только через три года.
— А что это ты сегодня так скучно одета? — спрашивает Марина.
— Ну, так получилось, —
отвечает Аннабель, — я вечером с родителями в гости иду, вот и оделась сразу, чтобы домой не заезжать.— Ну ладно, — говорит Марина, — счастливо тебе в гости сходить!
— Ага, — кивает Аннабель, — увидимся еще!
Она машет рукой, уходит, но в последний момент возвращается. Нагнувшись, она говорит громким шепотом:
— Слушайте, мне обещали принести кассету с той группой!
— Какой? — спрашивает Ника.
— Ну, про которую ты говорила… то есть Майк говорил… «Живые могут танцевать». Говорят, у одного парня есть, ему кто-то из Заграничья привез. Говорит: мировая музыка! Я вам перепишу обязательно.
— Здорово! — говорит Ника, Аннабель снова машет рукой и на этот раз в самом деле уходит, убегает, розовая куртка скрывается в конце школьного двора.
— А что она тут делала? — спрашивает Марина.
— У девятого класса тоже олимпиада, — объясняет Ника, — ну и она тоже была в финале.
— Понятно, — кивает Марина и, помолчав, говорит: — Мне всегда казалось, что она врушка.
— Почему — врушка? — спрашивает Лева. — Думаешь, она соврала насчет кассеты?
Марина смеется — резким, отрывистым смехом, таким непохожим на ее обычный смех.
— Причем тут кассета? Это Аннабель… Леля… она — врушка, потому что изображает из себя такую крутую смертницу, а на самом деле — обычная маменькина дочка, девочка из приличной семьи. Поиграет-поиграет — и пойдет с родителями в гости, одетая как положено. А потом — в лагерь тренироваться и в летнюю школу, чтобы легче в Университет поступить!
— Университет — хорошее дело, — говорит Лева. Ему почему-то хочется заступиться за Аннабель — может быть, он вспомнил, как дымился в ее руке серебряный нож и разлетались под ударами головы зомби.
— Ага, — говорит Марина, — отличное. Просто пока она будет тренироваться и заниматься, мы будем спасать Гошину маму — вот и всё. И вот еще… знаешь, почему она с нами не едет? Не потому, что занятия или там тренировки. Она боится!
— Мертвых боится? — спрашивает Лева. — Не слишком-то она их боялась — там, в доме!
— Нет, — говорит Марина, — мертвых она боится не больше нас. Она другого боится. Вдруг мы в самом деле найдем Гошину маму — что тогда? Ведь Гошина мама — в сто раз круче! Никаких сердец, молний, сережек, никаких тебе разговоров «ах, мы смертники, нам нечего терять!» — а просто пошла и стала рушить Границу! Как будто ей нет разницы — мертвые, живые! Вот это — по-настоящему круто! Что ей Аннабель скажет — что новую мертвую кассету записала? Вот я и говорю: врушка.
— Жалко, — говорит Ника, — она мне всегда очень нравилась. Я даже когда-то хотела быть на нее похожей.
— Она слишком взрослая, — уже спокойней говорит Марина, — как наши родители. Как учителя. Мы не можем на нее рассчитывать, ты же видишь.
— Ой, — вдруг спохватывается Ника, — вы знаете, что Зиночка мне сказала? Что у Павла Васильевича в пятницу был сердечный приступ, увезли по скорой, он в больнице теперь.
— Пойдем его навестим? — предлагает Гоша, и Лева понимает, что это первые слова, которые тот сказал после появления Аннабель.