Живые не любят умирать

– Что с ним? – испугалась я.

– Ничего. Он просто не успел, но все еще собирается. Считает, по словам матери горничной, что его возлюбленная была уведена у него из-под носа новым хахалем. Хочет приехать и устроить разборку. А мать уверена, что она просто где-нибудь у подруги прячется, дабы Косте насолить. Дурдом на выезде.

«На самом деле дурдом», – подумала я, кивнув. Мать просто не знает про записку, которую прислал вроде как Костя. Теперь уже выходит, что вроде как и не Костя.

– А ты спросил, ну… то, что я просила узнать? – уже тише продолжила я. А ну как Павел подслушивает?

– А почему ты сама ей не позвонила? – без упрека и даже с долей сочувствия спросил враг. Я пожала плечами. На самом деле я просто не знала, как смогу объяснить ей важность этого вопроса. «Помните, в семилетнем возрасте ваша дочь дружила в одной девочкой, про которую еще говорили, что она – пацан в юбке? Вот, это я и есть». Бред. Женька-то представлялся работодателем, ему не пришлось краснеть. – Повезло, что дама оказалась словоохотливая, а я умею располагать женский пол к себе. Они действительно жили в нашем городе и уехали, когда Ира заканчивала первый класс. Отец у нее был пьющий и вспыльчивый, женщина подала на развод, но, опасаясь, как бы муж не прибил ее сгоряча, сбежала в другой город к своей сестре. Все произошло внезапно, думаю, именно поэтому с тобой не попрощались. Когда у родителей проблемы, они о чувствах детей как-то не задумываются. – Я молчала. – Ты поняла меня, Катя?

– Угу.

– Что ты поняла? – вздохнул Женька. Блин, как на экзамене!

– Что я не виновата.

– Ну вот и молодец, – кивнул он. – Так мы продолжаем искать ее?

– Конечно! Она же моя одноклассница и подруга. Но ты, если не хочешь, можешь мне не помогать.

– Я помогу. Видишь ли, здесь становится скучно. Замок замком, но надо же как-то себя развлекать. – Он широко улыбнулся, так что, скорее всего, шутил. В то же время какой ему резон расследовать исчезновение девицы, которую он никогда не видел? Может, и не шутит. Может, правда от скуки.

– Что с сигнализацией?

– Сигнализация включается каждый день в одно и то же время – в одиннадцать тридцать вечера. И все, хана. Обратно не попасть.

– Отлично, – уныло отреагировала я и впустила Пашу, томящегося, как выяснилось, прямо под дверью. – Значит, нам нужно осмотреть целый замок и успеть вернуться крайний срок к половине двенадцатого, при том что выйти мы должны, только когда стемнеет. Давайте обдумаем, как мы все это успеем и когда нам выходить, учитывая то, что на дворе начало августа и темнеть начинает мучительно поздно.

– Значит, так. Варламовский замок находится левее нашего, если смотреть с фасада, и чуть дальше от пригорка, нежели наш, вглубь, так сказать. И если идти в обход, по дороге вдоль забора, то путь займет минут пятнадцать. Ежели пройти напрямую, строго по перпендикуляру – это возможно лишь теоретически, так как забор имения представляет собой весьма внушительную преграду, – то путь сократился бы в целых два раза.

– Когда ты успел это все вымерить, геодезист?

– Я же Жека! – загордился собой Евгений, а я его зауважала.

– Сейчас без десяти восемь, – сказал Паша, посмотрев на часы. – Где-нибудь через час… очень даже можно.

– Нет, – возразила я, – лучше в начале десятого: у прислуги рабочий день в девять заканчивается, либо к себе в комнату уйдут, либо домой уедут, что для нас еще лучше.

– О’кей, – одобрил Женька. – В девять часов десять минут собираемся здесь.

Ровно за пять минут до назначенного времени в моей комнате, предварительно постучав, появился Женя. Минуты через две – Паша.

Я похвалила парней за пунктуальность, которой сама всегда была лишена и потому считала ее особенно положительным качеством, и мы скучковались у окна. За оным было отвратительно светло.

– Безобразие, – молвил Жека, глядя в окошко.

– Может быть, подождать, когда стемнеет? – предложила я, водя пальцем по гладкому стеклу.

– Раньше половины одиннадцатого не стемнеет. Но время у нас есть. Можем чуть-чуть подождать.

Ребята оторвались от созерцания окрестностей, упрямо не желавших потонуть наконец в полумраке, и устроились на моей кровати. Я посчитала за благо не пребывать в такой близости от них и потому уселась в кресло.

– А почему Юля не поехала? – спросил у меня Самойлов, старательно пряча за маской безразличия свой глубокий интерес к моей ближайшей подруге.

– Юля не смогла поехать, ей не до этого.

– А что такое? – маска безразличия свалилась на пол, обнажив беспокойство и заботу.

– Да не из-за чего переживать. Приболела малость, – про личную драму я, разумеется, умолчала.

Паша тяжело вздохнул: он тоже не любил болеть.

Мы посидели еще немного.

– Уже двадцать пять минут десятого, – изрек Логинов, поглядев на мой настольный электронный будильник. – Пошли, что ль, сколько можно сидеть?

– Ты уверен? – произнес Павел таким голосом, точно сам в необходимости куда-то идти уверен однозначно не был.

– Так, все, хорош. Или мы идем туда сейчас же, или…

– …Ты струсишь и убежишь? – умело ввернула я.

– Что?! – Он спрыгнул с кровати.

– Тише, ребята, – попробовал примирить нас Самойлов. – Давайте не будем ругаться из-за ерунды. Надо уважать друг друга! Лучше посмотрим, что делается на улице, вдруг там уже стемнело?

– Ты забыл добавить: «Давайте жить дружно!» – проворчал Женя, но к окну послушно подошел. И я – вслед за ним.

По-моему, стало еще светлее. Эту мысль я и попыталась донести до соратников.

– Какая разница – светло, темно… – Женька отпрянул от окна и отвернулся.

– Я не хочу, чтобы нас увидели.

– Ладно, ждем еще десять минут и уходим, – привел нас к консенсусу миролюбивый Павел, и на этом ситуация разрешилась.

Покорно выждав шестьсот секунд, которые в процессе молчания и душевного беспокойства, плавно перерастающего в жгучий страх, показались бесконечностью, мы двинулись в путь. У каждого камикадзе в руке было по фонарику, у Логинова к тому же – моток веревки и складной перочинный ножик (в его необходимость нам верилось так же слабо, как и в нужность веревки, однако иметь при себе хоть какое-нибудь оружие, когда идешь в неизвестность, – совсем не плохо), а Самойлов с той же целью прихватил с собой вилку.

Достигнув первого этажа, мы затихли и прислушались. Нужно было миновать комнату охраны, прачку и кухню. И так миновать, чтобы никто нас не заметил.

Из комнаты охранников доносился дружный храп. Только я вздохнула спокойно, как тут что-то громко звякнуло возле моих ног.

– Блин! Я уронил свою вилку! – Паша полез мне под ноги, поднимая и благодаря своей неуклюжести вновь роняя вилку, которая при падении производила много опасного в нашем положении шума, и так без конца. Как будто специально, ей-богу!