Живые в эпоху мертвых. Дилогия

– Ну чо, сладенькая, любовно с тобой побалакаем или как?

Иваницкий вывел с собой из кабинета растерянного Павла Олеговича. Попов все также с довольной улыбкой тащил за волосы Агнию. Та слабо сучила ногами и безмолвно разевала рот, ее бесстрастное лицо было искажено сейчас мукой нестерпимой боли. Она даже описалась.

В подвал их не повели. Им хватило и комнаты следователей. Трясущийся Павел Олегович блеющим голосом поведал им о том, что в один прекрасный день аппарат администрации президента остался совершенно без руководства. Один из начальников управлений, понимая действительную ситуацию, решил взять власть в регионе в свои руки. Они связались со всеми военными частями в Московской области и сообщили им о создании нового органа власти, рассчитывая, что это сработает. В общих чертах, план выглядел как авантюра. Они хотели подчинить себе все военные части и удержать за их счет свою власть в регионе. Бред кончено, но что-то у них начало получаться.

Пока Иваницкий допрашивал Павлика НЕ Морозова, Попов упражнялся с воблой. Тетку он уложил плашмя на пол и встал ногой ей на грудь. После чего он взял со стола бутылку из-под пива и стал медленно натягивать на бутылку презерватив прямо перед глазами воблы. Презерватив, разумеется, лопнул, и Попов с тоном сожаления сказал своему материалу:

– Ты же не будешь возражать, если без резинки? Бутылка то чистая.

На этом моменте из дамы сплошным потоком полились признания. Но толку от этого было мало. Дама оказалась обычной кадровичкой, интриганкой и, в дополнение к тому, авантюристкой, глубоко в ее засохшей душе.

Павлик НЕ Морозов оказался на столько деморализован, что был готов на все, что ему скажут. Иваницкий не почувствовал в нем никакой лжи. Павлик начал исправляться, ступив на светлую дорогу правды и служения Долгу. Новому адепту было дано задание привести в накопитель своих руководителей. Тот немедленно связался по рации со своим непосредственным начальством и проявил недюжинные таланты актера, переговорщика, обманщика и мошенника, заманивая свое непосредственное руководство в ловушку. Он сладко пел им о том, что скоро в накопителе должны собраться командиры самых крупных подмосковных военных частей, что сейчас наступает самый тот момент, который решает все. Просто нужно приехать, наобещать с три короба и заставить людей присягнуть на верность новой власти. На другой стороне его внимательно выслушивали, расспрашивали, задавали каверзные вопросы. Но мотивация и Павлика была более чем высокая. Провода для сомнений в уговорах Павлика не возникло.

Иваницкий все время разговора смотрел на Павлика и его собеседника особым взглядом через себя. В Павлике он не заметил ничего кроме дикого ужаса и внутренней мерзости. А вот его собеседник по другую сторону радиоканала светился всеми цветами радуги низменных чувств: страх, жадность, замешенное на эгоизме, презрение ко всем окружающим и колоссальном самомнении. В конечно итоге победили жадность, властолюбие и гордыня другой стороны. Новый князь Подмосковных земель и промышленности был готов явить свою сиятельную особу верноподданным.

Они должны были приехать вечером, часов около семи. Павлику было вменено в обязанность организовать достойный прием. На этом сеанс связи был окончен. Обдриставшегося Павлика потащили в кабинет Нечаева. Новым властителям действительно нужно было оказать достойный прием. Агнию просто убили, а после того как она восстала, проломил ей череп топором.

Павел Олегович с подобострастием выложил все, что он знал о новой власти.

Военные похихикали и стали готовиться к приему новых гостей.

Добившись своего, Иваницкий увел своих соратников в кабинет. Времени еще было вагон и терять его зря - было большой роскошью. Следовало заняться неким Пистоном, который имел совершенно непонятные виды на накопительный пункт и его обитателей.

* * *

Бочкин не любил тайн. Если, что-то скрывают, то это явно может ударить не только по башке, но и в спину, а инстинкт самосохранения у Бочкина был развит чрезвычайно сильно. В момент возвращения в накопительный пункт, ему сразу буквально ударила по глазам разительная перемена в придурковатом следователе. Выбрав удобный момент, он вошел буквально на плечах зазевавшихся караульных в комендатуру, которую теперь превратили в неприступную крепость. Наружные стены были обложены мешками с песком и бетонными дорожными плитами. На крыше комендатуры и около ворот разместились наспех выполненные капониры. Просочившись на, внезапно ставшей недоступной, комендатуру он пошагал на второй этаж.

* * *

Погрузиться в пучины служения Долгу новому Иваницкому с командой помешал Бочкин.

Щелкнула дверная ручка, и дверь беззвучно распахнулась. К новообращенным вошел Бочкин.

– Привет, душегубы! А кто это вам четыре неправильные буквы на двери нарисовал. Там три правильные советские буквы должны быть написаны. С 'Х' начинается.

Бочкин был в приподнятом настроении.

– Бочкин, а зачем ты живешь?
– вместо приветствия спросил у него Иваницкий.

Усатый мужик опешил, вперив непонимающий взгляд прямо в лицо Иваницкому. Упорная работа мозга отразилась на лбу глубокими шевелящимися морщинами.

– Бочкин, ты знаешь, зачем ты живешь? Для чего?
– продолжил непонятный разговор Володя.

– Хм. Для себя я живу. Вы чего тут? Политуры перепились что ли?

– Нет, Бочкин, просто мы теперь знаем, зачем живем.

– И зачем же вы живете?

– Бочкин, а ты человека убить можешь?

– Могу, конечно. Теперь особенно.

– А тебя совесть грызет, когда человека жизни лишаешь?

– Ну, ты это загнул. Может белочка к тебе в гости пришла?

– Грызет тебя совесть, - утвердительно ответил за Бочкина Иваницкий и продолжил: - А есть такие покойники, за которых тебя совесть не мучит?

– Есть, конечно, - уже настороженно ответил усатый мужик.

– А есть такие, ради смерти которых, ты готов свою жизнь отдать. Обвязаться тротилом и прыгнуть на такого с гранатами, чтобы всех насмерть и сразу.

Бочкин опять вытаращил глаза на Иваницкого.

– Миша меченый, горбач который, и Беня Ельцын. А еще был такой Трофимов фамилия - гад редкостный.

– А вот Ельцина например, ты бы его для себя или для людей бы убил?

– Для людей конечно. Мне то что? Я при всякой власти в одной поре жил.

– Вот это, Бочкин, и есть те самые четыре буквы на нашей двери. Теория меньшего зла называется. Лучше убить одного, что бы спасти многих. Ты в вправе судить и приводить приговор в исполнение. Это тяжелая и трудная работа.

– Ну, ты сказал. Вы теперь санитары леса что ли?

– Бочкин, а ты сможешь быть судьей?

– Так у меня же вообще образование только школьное.

– Не в этом дело Бочкин. Зачем знать законы. У тебя есть совесть. Она подсказывает тебе, что хорошо и что плохо?