Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)

– Часа четыре, – ответил этот кто-то.

– Отлично, поедем туда! Завтра я приглашаю всех в Пещеру богов!

– Майор Лю, в Парчовую пещеру, – поправил голос.

– Да не все ли равно, – отмахнулся майор, – пещера и пещера.

Поначалу никто не принял его слова всерьез, посчитали, что это он спьяну. Но на следующее утро майор велел всех обзвонить и сказать, чтобы прибыли по тревоге.

У входа в полицейский участок стоял роскошный автобус. Лао Хуан и Сяо Цуй сели рядом. Настроение у обоих было подавленным. Они переглянулись несколько раз, и разговор неизбежно зашел о Юй Синьляне. В прошлый раз, когда они собрались поехать в Парчовую пещеру, Юй Синьлян позвал с собой еще приятелей и все испортил. Казалось, это произошло совсем недавно. Путешествие не задалось. Сконфуженное лицо Юй Синьляна отчетливо стояло перед глазами. В этот раз они поехали по недавно открывшемуся шоссе, и дорога заняла чуть ли не вполовину меньше времени: всего через три с половиной часа автобус был у Парчовой пещеры. Во время осмотра у Лао Хуана и Сяо Цуя совсем пропало настроение. Гидом была та же девушка, что и в прошлый раз. Майор, напротив, был в приподнятом настроении и потом потащил всех в какой-то уезд еще дальше попробовать тамошнее блюдо – суп со свиным сердцем и легкими. Можно было вернуться раньше, но поедание супа затянулось на несколько часов, и в город приехали к ночи. Все проголодались и хотели отыскать ресторанчик, чтобы съесть по плошке лапши. Наконец нашли какое-то еще открытое заведение. Майор Лю и Лао Хуан сидели друг напротив друга, у каждого было по большой миске лапши с тушеной говядиной в соевом соусе. Вечером приходит аппетит. Майор Лю попробовал лапшу, вдруг сказал, что ему надо отлучиться в туалет, и вышел. Уличные фонари не горели, серебристо-серая поверхность автобуса немного отсвечивала. Искать туалет времени не было, и он зашел за автобус справить нужду.

Поднялся сильный ветер, завывавший, как дикий зверь. Лао Хуан услышал какой-то стон снаружи, но не придал ему значения. В вое ветра всякое может послышаться. Лао Хуан уже и бульон допил, а майор Лю все не возвращался. Он поднял голову – все заканчивали есть. Зимним вечером ничто так не согревает и не насыщает, как миска говяжьего бульона.

– А где майор Лю? – спросил Лао Хуан.

Только тогда все заметили, что кого-то не хватает. Лао Хуан собственными ушами слышал, что майор пошел в туалет. Так что он там, провалился, что ли?

Лао Хуан вышел из ресторана и громко кликнул майора. Он звал несколько раз, но ответа не было. У Лао Хуана застучало в висках, он почувствовал, что что-то произошло. Он обошел автобус и увидел, что майор Лю лежит на земле будто пьяный, но из груди у него торчит рукоятка ножа. Лао Хуан испугался. Он быстро сообразил, что надо оградить место преступления, и не стал сразу звать остальных. Он осторожно подошел ближе, проверил дыхание майора и определил, что он уже мертв.

Естественно, расследовать происшествие поручили Лао Хуану. Появилось дело, и времени стало совсем мало. Месяц перед Новым годом он трудился не покладая рук. Звонила дочь напомнить, что новогодняя ночь совсем близко. Единственная дочь Лао Хуана жила в другом городе. Может, она уже и замуж вышла? Лао Хуан не мог сказать точно. Дочь сказала, что в этом году опять не сможет приехать на Новый год, у нее работа. Лао Хуан почувствовал облегчение. За эти годы он понял, что за те несколько дней, на которые дочь приезжает к нему, их отношения лучше не становятся, а когда она уезжает, он только начинает больше о ней беспокоиться.

Утром тридцать первого Лао Хуан вспомнил о просьбе Шлака. Вообще-то он давно сделал себе пометку на перекидном календаре: вечером пойти к Сяо Юй в Бицзяшань. По дороге он не мог придумать, что бы такое купить, чтобы порадовать Сяо Юй, и приобрел целую кучу фейерверков – беззвучных, выстреливавших высоко и рассыпающихся красивыми искрами. В девять часов уже наступила непроглядная тьма. Он медленно поднимался в гору Бицзяшань. Некоторым детишкам не терпелось запустить салют, и временами отдельные всполохи фейерверков взлетали и тотчас же исчезали в ночном небе. Чем выше в гору, тем меньше домов, и тем безлюднее становилось вокруг. Какие-то из фонарей светили, какие-то нет, время от времени горевшие фонари потухали. Он шел как можно медленнее, оттягивая момент встречи с Сяо Юй. Ветер становился все сильнее. Лао Хуан поднял воротник куртки. И тут он стал сомневаться, хватит ли у него смелости войти в парикмахерскую к Сяо Юй и встретить Новый год вместе с ней. И как она на это отреагирует? Он даже почувствовал ненависть к Шлаку за то, что тот поручил ему такое дело. Подойдя ближе, он понял, что у Шлака с Сяо Юй была железная договоренность: Сяо Юй действительно была у себя, она украсила свою убогую лавочку целой гирляндой покачивавшихся на ветру фонариков. На вершине горы было темно, дул сильный ветер, и увидеть парикмахерскую, всю увешенную фонариками, стало неожиданностью.

До салона Сяо Юй было метров сто. Лао Хуан остановился и прислонился к столбу, растирая озябшие руки. Он пригляделся: было видно плохо, людей уж тем более не разглядеть. Он с трудом зажег сигарету: ветер был слишком сильным. Лао Хуан сам не знал, сколько еще простоит у этого столба и сможет ли в конце концов зайти в эту излучающую тепло и свет парикмахерскую. Отвлекшись, он вспомнил дело, которое сейчас вел. Ему казалось, что его будет просто распутать. Место преступления хорошо сохранилось, были найдены четкие отпечатки ботинок. Но убийство ускользало от его понимания, прошел уже месяц, а никаких подвижек не было. Майор Лю при жизни завел огромное количество связей, и после его смерти подозреваемых было очень много: схватишься за одну ниточку, а вытягивается целый клубок других, и вычислить убийцу никак не получалось.

Этим зимним вечером Лао Хуан вдруг почувствовал себя постаревшим и уставшим. Он курил, стоя на ветру, сигарета сгорела очень быстро. Лао Хуан стал терять веру в раскрытие этого дела. Он, опытный полицейский, редко падал духом. Он посмотрел на освещенную фонариками парикмахерскую, а потом перевел взгляд выше и уставился в небо. По темному небосводу беззвучно полз белый огонек. Эта картина сделала понятие «время» в голове Лао Хуана конкретным, осязаемым. В голове опять всплыло дело майора. Лао Хуан понимал, что существует много преступлений, которые так и не были раскрыты. И что фраза «небесные сети необъятны, но ничто из них не сможет ускользнуть» [14] – не более чем отражение людских ожиданий. Конечно, «ничто не сможет ускользнуть» похоже на простое будущее время в английском языке – «сейчас не ускользнет и в будущем вряд ли ускользнет». Но Лао Хуан в профессии уже давно, он знал, что полагаться на волю времени опрометчиво: точка не поставлена, значит, остается многоточие. Потому как у времени нет границ и никогда не будет.

14

Цитата из «Даодэ-цзина» Лао-цзы, гл. 73 (означает, что Небо справедливо, и виновные будут наказаны).

2006 год

Фань Ипин Необычный допрос

Вань Игуан, как обычно, досмотрел провинциальные новости и выключил телевизор. Он прошел в кабинет и с трудом опустился на скамейку из палисандрового дерева. Это была самая простая скамья, на которую обычно клали ноги, а сейчас на нее опустилась толстая задница. Перед Вань Игуаном стоял стол со столешницей шириной один метр, длиной – два и толщиной восемь цуней [15] , а еще дальше от него располагался огромный стул. И столешница, и стул были выполнены из вьетнамского желтого палисандра. Поэтому можно сказать, что по сравнению с ними скамейка из обычного палисандра выглядела чем-то второсортным. Сейчас он сознательно сел на нее, потому что сегодня он по-прежнему был допрашиваемым.

15

Цунь – мера длины, равная примерно 3,33 см, то есть толщина столешницы составляла примерно 26 см. – Здесь и далее примеч. пер.

Вскоре вошел допрашивающий и уселся на стул из желтого палисандра. Эта женщина с нанесенной на лицо маской из морских водорослей походила на призрак и испугала Вань Игуана, хотя он и понимал, что это его жена.

– Может, ты сначала смоешь маску, а потом уже зайдешь? – спросил он ее. – Ужас какой.

– Я ее недавно нанесла, она еще не полностью впиталась. Да и ты слишком разволновался. Посмотрим, испугаешься ли ты, если я в таком виде буду тебя допрашивать, все ли расскажешь? Вчера, когда у меня было обычное лицо, ты ничего не сказал.

Вань Игуан в душе согласился с тем, что в ее словах есть логика и даже мудрость. Допрос, действительно, должен вестись по нарастающей и становиться жестче, нельзя обращать все в шутку, как будто это просто детская забава.

Допрос начался вчера. Его жена изображала или, можно сказать, взяла на себя функцию члена провинциальной комиссии по проверке дисциплины, допрашивала Вань Игуана и изучала его дело. Он даже представил, что уже стал объектом так называемого «двойного указания» [16] , и теперь в кабинете – назначенном месте – его проверяют, ответит ли он на вопросы в назначенное время.

16

Двойное указание – требование партийной комиссии по проверке дисциплины в назначенное время в назначенном месте дать разъяснения по предмету расследования. Это внутрипартийная мера для расследования случаев коррупции, предполагающая неограниченную внесудебную изоляцию подозреваемого.

Очевидно, ни он сам, ни его жена не вжились в роль. Жена вела себя слишком вольно и беспечно – лузгала семечки и ела суп из ласточкиных гнезд, при этом внезапно спрашивала: «Сколько ты за эти годы с него взял денег?» или вдруг говорила: «А у сына в Америке сейчас восемь утра». Из-за такого ее несерьезного поведения Вань Игуан тоже не мог по-настоящему разволноваться. Он никак не мог погрузиться в ситуацию предполагаемого разбирательства в духе «двойных указаний», у него не получалось представить себя подследственным. Как бы то ни было, жена все равно выглядела ужасно вульгарной, но при этом богатой и роскошной женщиной. И то, что она, с ее пошлым вкусом, изображала чиновника из комиссии по проверке дисциплины и допрашивала хитрого и дальновидного мужчину, на самом деле выглядело смехотворно. В такой ситуации только идиот признается в получении взятки и ответит на другие вопросы, связанные с коррупцией.

Но жена была единственной, кто подходил на роль следователя из комиссии по проверке дисциплины. Ему нужно было, чтобы она допросила его, допросила со всей строгостью, как настоящий член комиссии или как прокурор, посостязалась с ним в мужестве и мудрости, помогла проверить психологическую закалку, способность приспосабливаться к новым условиям и стойкость. И если вдруг его действительно вызовут для «двойных указаний» или прямо в прокуратуру, он был бы уже подготовленным «стреляным воробьем», роботом-трансформером.