Жизнь двенадцати цезарей (др. изд.)
Шрифт:
43. Но на Капри, оказавшись в уединении, он дошел до того, что завел особые постельные комнаты, гнезда потаенного разврата. Собранные толпами отовсюду девки и мальчишки – среди них были те изобретатели чудовищных сладострастий, которых он называл «спинтриями» – наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть. (2) Спальни, расположенные тут и там, он украсил картинами и статуями самого непристойного свойства и разложил в них книги Элефантиды, чтобы всякий в своих трудах имел под рукою предписанный образец. Даже в лесах и рощах он повсюду устроил Венерины местечки, где в гротах и между скал молодые люди обоего пола предо всеми изображали фавнов [101] и нимф. За это его уже везде и открыто стали называть «козлищем», переиначивая название острова [102] .
101. Фавнов, в подлиннике Panisci, «маленькие Паны».
102. «Козлище» (Caprineus) – прозвище, созвучное названию острова.
44. Но он пылал еще более гнусным и постыдным пороком: об этом грешно даже слушать и говорить, но еще труднее этому поверить. Оп завел мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками, и с которыми он забавлялся в постели [103] . К похоти такого рода он был склонен и от природы и от старости. (2) Поэтому отказанную ему по завещанию картину Паррасия, изображавшую совокупление Мелеагра и Аталанты, он не только
103. Перевод смягчен; в подлиннике: …ut natanti sibi inter femina versarentur ac luderent, lingua morsuque sensim adpetentes atque etiam quasi infantes firmiores, necdum tamen lacte depulsos, inguini ceu papillae admoveret.
104. По Плинию. 35. 36. 70, висевшая в спальне Тиберия картина изображала жреца Кибелы и была им куплена за 6 миллионов сестерциев.
45. Измывался он и над женщинами, даже самыми знатными: лучше всего это показывает гибель некой Маллонии. Он заставил ее отдаться, но не мог от нее добиться всего остального; тогда он выдал ее доносчикам, но и на суде не переставал ее спрашивать, не жалеет ли она. На конец, она во весь голос обозвала его волосатым и вонючим стариком с похабной пастью, выбежала из суда, бросилась домой и заколола себя кинжалом. После этого и пошла по устам строчка из ателланы [105] , громкими рукоплесканиями встреченная на ближайшем представлении: «Старик-козел облизывает козочек!»
105. Из ателланы, точнее: «из ателланского эксодия»: ателланы, фарсы из италийской жизни, обычно следовали в качестве «эксодия», дивертисмента после представления трагедии или комедии.
46. На деньги он был бережлив и скуп. Спутникам своим в походах и поездках он давал пропитание, но жалованья не платил. Один только раз выказал он к ним щедрость, да и то за счет отчима: разделив их на три разряда по достоинству, он роздал первому по шестьсот тысяч, второму по четыреста, третьему по двести тысяч; но последних он даже называл не «мои друзья», а «мои греки» [106] .
47. За время своего правления он не выстроил никаких великолепных зданий – даже начав постройку храма Августа и восстановление театра Помпея, он за столько лет не довел их до конца [107] ; он ни разу не устроил игр – а на играх, устроенных другими, почти никогда не бывал, чтобы от него чего-нибудь не потребовали, как однажды его заставили отпустить на волю комедийного актера Акция.
106. «Мои греки»– о греках из свиты Тиберия см. гл. 56. Многие издатели принимают конъектуру Турнеба (gratorum вместо Graecorum) «мои любезные».
107. Не довел их до конца– достроил, но не освятил; ср.: Клав. 21.
Нескольким сенаторам он помог в нужде, но чтобы не помогать остальным, объявил, что окажет поддержку лишь тем, кто представит сенату уважительные причины своей бедности. После этого многие из стыда и скромности отступились; среди них был внук оратора Квинта Гортензия, Гортал, который в угоду Августу [108] родил четырех детей при очень скромном своем достатке.
48. Народу он оказал благотворительность лишь дважды: один раз, когда роздал взаймы на три года без процентов сто миллионов сестерциев, другой раз, когда возместил убытки нескольким владельцам доходных домов на Целийском холме, сгоревших при пожаре. Первую из этих мер ему пришлось предпринять, когда в пору крайнего безденежья народ потребовал помощи, и когда сенатские указы о том, чтобы заимодавцы вложили две трети имения в землю, а должники выплатили две трети долга немедленно, уже не могли помочь [109] . Вторую он предпринял, чтобы смягчить тяжелое бедствие; но себе он поставил это благодеяние в такую заслугу, что приказал переименовать Целийский холм в Августов холм.
108. В угоду Августу, с его заботой о восстановлении римской семьи. Отец этого Гортала получил от деда-оратора состояние, но оно было конфисковано триумвирами.
109. О финансовом кризисе 33 г. см. подробнее у Тацита (VI. 16-17). Усиление ростовщичества заставило Тиберия назначить полуторагодовой срок на ликвидацию всех долговых обязательств. Предполагалось, что указ о непременном вложении двух третей имущества в землю вызовет спрос на землю, должники смогут продать свои наделы по хорошей цене и из вырученных сумм заплатят заимодавцам установленные две трети долга. Однако вышло наоборот: заимодавцы стали сразу требовать платежа (и притом, вопреки закону, полностью), должники бросились распродавать свои наделы, цены на землю упали, и тогда лишь заимодавцы начали скупку земель. Заем Тиберия (под залог земельных участков) помог поправить положение.
(2) Войскам он удвоил завещанные Августом подарки [110] , но больше не делал никаких раздач: только преторианцам он выдал по тысяче денариев за то, что они не поддержали Сеяна, да сирийским легионам сделал кое-какие подарки за то, что они одни не поместили изображения Сеяна на своих значках. Даже ветеранов он редко увольнял в отставку, так как их старость позволяла дождаться смерти, а их смерть – сберечь деньги [111] . Провинциям он также никогда не оказывал помощи, кроме Азии, где несколько городов были разрушены землетрясением [112] .
110. Удвоил завещанные Августом подарки– удвоение подарков войскам было совершено по инициативе Германика, который этим успокоил мятежные германские легионы.
111. Сберечь деньги, которые выплачивались в виде пособия увольняемым по выслуге лет.
112. Землетрясениев Азии произошло в 17 г.
49. С течением времени он перешел и к открытому вымогательству. Всем известно, что Гнея Лентула Авгура, очень богатого человека, он угрозами и запугиванием довел до самоубийства, в надежде стать единственным его наследником. Лепиду, женщину знатнейшего рода, он осудил на смерть в угоду Квиринию, богатому и бездетному консуляру, который развелся с ней после двадцати лет брака и обвинял ее в том, что когда-то она хотела его отравить. В Галлии, в Испании, в Сирии и в Греции он у местных правителей отбирал имущества по самым пустым и бесстыдным наговорам: некоторые только и обвинялись в том, что часть своих средств держали в наличных деньгах [113] . Многие города и частные лица были лишены старинных преимуществ, рудничных доходов [114] , податных прав. Даже Вонон, парфянский царь, изгнанный соплеменниками и с огромной казною искавший убежища в Антиохии под защитой римского народа, был им вероломно ограблен и умерщвлен.
113. Большие средства в наличных деньгахвнушали подозрения в том, что их вледельцы готовят мятеж.
114. Рудничные доходы– рудники при республике, принадлежавшие городам или частным лицам, при империи постепенно перешли в собственность императорской казны.
50. Свою ненависть к родственникам раньше всего он направил против своего брата Друза, выдав его письмо, в котором тот предлагал добиться от Августа восстановления республики [115] . Потом ее почувствовали и остальные. Юлии, своей сосланной жене, он не оказал ни содействия, ни сочувствия в ее изгнании, наименьшем из ее бедствий: мало того, если отец заточил ее только в городе, то он вдобавок запретил ей выходить из дома и встречаться с людьми; даже выделенного ей отцом имущества, даже ежегодного содержания он ее лишил, ссылаясь на общий закон – ведь Август не упомянул об этом в своем завещании [116] .
115. О республиканских замыслах Друзаср.: Клав. 1.
116. Юлию, «ссыльную, обесславленную, после умерщвления Агриппы Постума лишенную всякой надежды, он довел до смерти лишениями и медленным истощением, полагая, что за долговременностью ссылки смерть эта останется незамеченной» ( Тацит. Анн. I. 56).
(2) Ливия, мать его, стала ему в тягость: казалось, что она притязает на равную с ним власть. Он начал избегать частых свиданий с нею и долгих бесед наедине, чтобы не подумали, будто он руководится ее советами; а он в них нуждался и нередко ими пользовался. Когда сенат предложил ему именоваться не только «сыном Августа», но и «сыном Ливии», он этим был глубоко оскорблен. (3) Поэтому он не допустил, чтобы ее величали «матерью отечества» и чтобы ей оказывали от государства великие почести; напротив, он не раз увещевал ее не вмешиваться в важные дела, которые женщинам не к лицу, – в особенности, когда он узнал, что при пожаре близ храма Весты она, как бывало при муже, сама явилась на место происшествия и призывала народ и солдат действовать проворнее. 51. Вскоре вражда их стала открытой: причина тому, говорят, была такова. Она все время уговаривала его зачислить в судейские декурии одного человека, только что получившего гражданство, а он соглашался лишь с тем условием, чтобы в списке было помечено: «по настоянию матери». Тогда она в негодовании вынула из заветного места [117] и огласила некоторые давние письма от Августа, где тот жаловался на его жестокость и упрямство. Он безмерно был оскорблен тем, что эти письма хранились так долго и были обращены против него так злостно; некоторые даже полагают, что это и было едва ли не главной причиной его удаления. (2) По крайней мере, за все три года от его отъезда до ее кончины он виделся с нею один только раз, всего один день и лишь несколько часов. Он и потом не посетил ее, когда она заболела, и заставил напрасно ждать себя, когда она умерла, так что тело ее было погребено лишь много дней спустя, уже разлагающееся и гниющее. Обожествление ее он запретил, уверяя, что такова была ее воля. Завещание ее он объявил недействительным; со всеми ее друзьями и близкими, включая тех, кому она на смертном ложе завещала схоронить ее, он расправился очень скоро, а одного из них, римского всадника, даже сослал качать воду [118] .
117. Из заветного места, e sacrario, где хранились в доме реликвии Августа.
118. Качать воду для орошения– изнурительная каторжная работа.
52. К обоим своим сыновьям – и к родному, Друзу, и к приемному, Германику, – он никогда не испытывал отеческой любви. Друз был противен ему своими пороками, так как жил легкомысленно и распущенно [119] . Даже смерть его не вызвала в отце должной скорби: чуть ли не сразу после похорон вернулся он к обычным делам, запретив продолжительный траур. (2) Посланники из Илиона [120] принесли ему соболезнование немного позже других, – а он, словно горе уже было забыто, насмешливо ответил, что и он в свой черед им сочувствует: ведь они лишились лучшего своего согражданина Гектора. Германика он до того старался унизить, что славнейшие его деяния объявлял бесполезными, а самые блистательные победы осуждал как пагубные для государства. Когда же тот по случаю внезапного и страшного неурожая явился в Александрию [121] , не испросив на то позволения, он принес на него жалобу сенату. (3) Полагают даже, что он был виновником смерти Германика от руки Гнея Пизона, наместника Сирии [122] : некоторые думают, что Пизон, привлеченный вскоре к суду, мог бы сослаться и на полученные им предписания, если бы они не были даны без свидетелей [123] , Поэтому были и надписи во многих местах, и непрестанные крики по ночам: «Отдай Германика!» И это подозрение Тиберий только укрепил., жестоко расправившись после этого с женой и детьми Германика.
119. ДрузМладший «в гневе бывал так необуздан, что прибил одного видного римского всадника… в пьянстве так неумерен, что однажды ночью, когда его позвали со стражей на пожар и стража просила воды, он велел окатить их горячей водой; он так любил актеров, что они не раз устраивали беспорядки, и их не могли удержать даже изданные Тиберием на этот счет законы» ( Дион. 57. 14).
120. Илион– эллинистический город на месте древней Трои, находившийся под особенным покровительством римлян как родина Энея.
121. В Александриюникакой сенатор не имел права вступать без дозволения императора, собственностью которого являлся Египет.
122. О смерти Германика ср.: Кал. 2.
123. Если бы… – здесь текст испорчен, перевод по толкованию Баумгартена-Крузиуса; Рот на основании Тацита (Анн. III. 16), предлагает дополнение:…«если бы Тиберий не позаботился на тайном свидании отнять бумаги и убить Пизона».
53. Агриппина, его невестка, после смерти мужа стала на что-то жаловаться слишком смело [124] , – он остановил ее за руку и произнес греческий стих [125] : «Ты, дочка, считаешь оскорбленьем, что не царствуешь?» С тех пор он не удостаивал ее разговором. Однажды за обедом он протянул ей яблоко, и она не решилась его отведать, – после этого он даже не приглашал ее к столу, притворяясь, будто его обвиняют в отравлении. Между тем, и то и другое было подстроено заранее: он должен был предложить ей яблоко для испытания, она – отказаться от него как от заведомой гибели. (2) Наконец, возведя на нее клевету, будто она хотела искать спасения то ли у статуи Августа, то ли у войска, он сослал ее на остров Пандатерию, а когда она стала роптать, то побоями центуриона выхлестнул ей глаз. Она решила умереть от голода, но он приказал насильно раскрывать ей рот и вкладывать пищу. И даже когда она, упорствуя, погибла, он продолжал ее злобно преследовать: самый день ее рождения велел он отныне считать несчастливым. Он вменял себе в заслугу даже то, что не удавил ее и не бросил в Гемонии [126] : за такое свое милосердие он даже принял от сената декрет с выражениями благодарности и золотое подношение, помещенное в храме Юпитера Капитолийского.
124. На что-то жаловаться… – по Тациту (Анн. IV. 52), на преследование Клавдии Пульхры, двоюродной сестры Агриппины.
125. Греческий стих, и его происхождение неизвестно.
126. Гемонии(«Лестница рыданий») – спуск с Капитолийского холма к Тибру, по которому крючьями тащили в реку тела казненных.