Жизнь двенадцати цезарей (др. изд.)

79. С виду он был красив и в любом возрасте сохранял привлекательность хотя и не старался прихорашиваться. О своих волосах он так мало заботился, что давал причесывать себя для скорости сразу нескольким цирюльникам, а когда стриг или брил бороду, то одновременно что-нибудь читал или даже писал. Лицо его было спокойным и ясным, говорил ли он или молчал: один из галльских вождей даже признавался среди своих, что именно это поколебало его и остановило, когда он собирался при переходе через Альпы, приблизившись под предлогом разговора, столкнуть Августа в пропасть. (2) Глаза у него были светлые и блестящие; он любил, чтобы в них чудилась некая божественная сила, и бывал доволен, когда под его пристальным взглядом собеседник опускал глаза, словно от сияния солнца. Впрочем, к старости он стал хуже видеть левым глазом. Зубы у него были редкие, мелкие, неровные, волосы – рыжеватые и чуть вьющиеся, брови – сросшиеся, уши – небольшие, нос – с горбинкой и заостренный, цвет кожи – между смуглым и белым. Росту он был невысокого – впрочем, вольноотпущенник Юлий Марат, который вел его записки, сообщает, что в нем было пять футов и три четверти [191] , – но это скрывалось соразмерным и стройным сложением и было заметно лишь рядом с более рослыми людьми.

191. Рост Августа– ок. 1 м70 см.

80. Тело его, говорят, было покрыто на груди и на животе родимыми пятнами, напоминавшими видом, числом и расположением звезды Большой Медведицы; кожа во многих местах загрубела и от постоянного расчесыванья и усиленного употребления скребка образовала уплотнения вроде струпьев [192] . Бедро и голень левой ноги были у него слабоваты, нередко он даже прихрамывал; помогали ему от этого горячий песок и тростниковые лубки. А иногда ему не повиновался указательный палец правой руки: на холоде его так сводило, что только с помощью рогового наперстка он кое-как мог писать. Жаловался он и на боль в пузыре, которая ослабевала лишь когда камни выходили с мочой.

192. «Надо полагать, что Август страдал катарром кишечника с последующими токсическими кожными явлениями» (Д. Кончаловский).

81. Тяжело и опасно болеть ему за всю жизнь случилось несколько раз, сильнее всего – после покорения Кантабрии: тогда его печень так страдала от истечений желчи, что он в отчаянии вынужден был обратиться к лечению необычному и сомнительному: вместо горячих припарок, которые ему не помогали, он по совету Антония Музы стал употреблять холодные. (2) Были у него и недомогания, повторяющиеся каждый год в определенное время: около своего дня рождения он обычно чувствовал расслабленность, ранней весною страдал от расширения предсердия, а при южном ветре – от насморка.

При таком расстроенном здоровье он с трудом переносил и холод и жару. 82. Зимой он надевал не только четыре туники и толстую тогу, но и сорочку, и шерстяной нагрудник, и обмотки на бедра и голени. Летом он спал при открытых дверях, а иногда даже в перистиле [193] , перед фонтаном, обмахиваемый рабом. Солнца не терпел он и в зимнее время, и даже дома не выходил на воздух с непокрытой головой. Путешествовал он в носилках, ночами, понемногу и медленно, так что до Пренесте или Тибура [194] добирался только за два дня; а если до места можно было доехать морем, он предпочитал плыть на корабле.

193. Перистиль– внутренний двор с цветником, обнесенный колоннадой.

194. От Рима до Тибураок. 25 км, до Пренестеок. 32 км.

(2) Свое слабое здоровье он поддерживал заботливым уходом. Прежде всего, он редко купался: вместо этого он обычно растирался маслом или потел перед открытым огнем [195] , а потом окатывался комнатной или согретой на солнце водой. А когда ему приходилось от ломоты в мышцах принимать горячие морские или серные ванны [196] , он только окунал в воду то руки, то ноги, сидя на деревянном кресле, которое по-испански называл «дурета». 83. Упражнения в верховой езде и с оружием на Марсовом поле он прекратил тотчас после гражданских войн. Некоторое время после этого он еще упражнялся с мячом, набитым или надутым, а потом ограничился верховыми и пешими прогулками; в конце каждого круга он переходил с шага на бег вприпрыжку, завернувшись в одеяло [197] или простыню. Для умственного отдыха он иногда удил рыбу удочкой, а иногда играл в кости, камешки и орехи с мальчиками-рабами. Ему нравились их хорошенькие лица и их болтовня, и он покупал их отовсюду, особенно же из Сирии и Мавритании; а к карликам, уродцам и тому подобным он питал отвращение, видя в них насмешку природы и зловещее предзнаменование.

195. Перед открытым огнем– а не в банном пару, как обычно у римлян.

196. Серные ванны– в подлиннике Albulis calidis, от серного источника в Альбулах близ Рима.

197. Одеяло– слово в рукописях испорчено, перевод по чтению Рота.

84. Красноречием и благородными науками он с юных лет занимался с охотой и великим усердием. В Мутинской войне среди всех своих забот он, говорят, каждый день находил время и читать, и писать, и декламировать [198] . Действительно, он и впоследствии никогда не говорил ни перед сенатом, ни перед народом, ни перед войском, не обдумав и не сочинив свою речь заранее, хотя не лишен был способности говорить и без подготовки. (2) А чтобы не полагаться на память и не тратить времени на заучивание, он первый стал все произносить по написанному. Даже частные беседы, даже разговоры со своей Ливией в важных случаях он набрасывал заранее и держался своей записи, чтобы не сказать по ошибке слишком мало или слишком много. Выговор у него был мягкий и своеобразный, он постоянно занимался с учителем произношения; но иногда у него болело горло, и он обращался к народу через глашатая.

198. И декламировать– о декламации как ораторском упражнении см.: «О грамматиках и риторах».

85. Он написал много прозаических сочинений разного рода; некоторые из них он прочитывал перед друзьями или перед публикой [199] . Таковы «Возражения Бруту о Катоне» [200] , – их он читал однажды уже в старости, но, не дойдя до конца, устал и отдал дочитывать Тиберию; таковы «Поощрение к философии» и сочинение «О своей жизни» [201] в тридцати книгах, доведенное только до кантабрийской войны. (2) Поэзии он касался лишь бегло. Сохранилась одна книга, написанная гекзаметрами и озаглавленная «Сицилия», в соответствии с содержанием; сохранилась и другая книга, маленькая – «Эпиграммы» [202] , которые он по большей части сочинял в бане при купанье. За трагедию он было взялся с большим пылом, но не совладал с трагическим слогом и уничтожил написанное; а на вопрос друзей, что поделывает его Аякс [203] , он ответил, что Аякс бросился на свою губку.

199. Обычай публичных авторскихчтений был введен в Риме в годы II триумвирата Азинием Поллионом и был распространен во все времена империи.

200. Брутнаписал свое сочинение о Катоне в опровержение «Антикатона» Цезаря (см.: Юл. 56).

201. На эту автобиографию Августа Светоний ссылается в гл. 2 и 74.

202. Из эпиграмм Августа сохранилась одна, непристойного содержания (цитируется Марциалом. XI. 20).

203. Аякс– герой троянской войны, персонаж трагедии Софокла, убил себя, бросившись на меч; губкойже стирали поэты неудачные места в своих рукописях.

86. В слоге он стремился к изяществу и умеренности, избегая как пустых и звонких фраз, так и, по его выражению, «словес, попахивающих стариной»; больше всего он старался как можно яснее выразить свою мысль. Чтобы лучше этого достичь, ничем не смущая и не сбивая читателя или слушателя, он без колебания ставил предлоги при названиях городов и повторял союзы [204] , без которых речь звучала бы легче, но понималась бы труднее. (2) Любителей старины и любителей манерности [205] он одинаково осуждал за их противоположные крайности и не раз над ними издевался. В особенности он вышучивал своего друга Мецената за его, как он выражался, «напомаженные завитушки», и даже писал на него пародии: но не щадил и Тиберия, который гонялся иной раз за старинными и обветшалыми словами. Марка Антония он прямо обзывает сумасшедшим, утверждая, будто его писаниям дивиться можно, но понять их нельзя; и потом, высмеивая его безвкусие и непостоянство в выборе слов, продолжает: (3) «Ты и не знаешь, с кого тебе брать пример: с Анния Цимбра и Верания Флакка, чтобы писать такими словесами, какие Саллюстий Крисп повытаскивал из Катоновых „Начал“? или с азиатских риторов [206] , чтобы перенести в нашу речь их потоки слов без единой мысли?» А в письме к своей внучке Агриппине он хвалит ее хорошие задатки, но добавляет: «Однако старайся избегать деланности, когда говоришь и пишешь».

204. Повторял союзы(например, et и aut) – повторение, действительно, заметно в «Деяниях» Августа и едва ли не оттуда воспринято Светонием в собственный стиль.

205. Любители манерности, cacozelia – в риторике этим словом обозначался стилистический порок – доведение стилистических красот до абсурда. К таким писателям принадлежал и Меценат, ученик неотериков. О стиле Тиберия см.: Тиб. 70, об архаизме Саллюстия – Гр. 15.

206. Азиатские(азианские) риторыотличались многословием и пышностью стиля; Плутарх (Антоний. 2) говорит об Антонии, что его стиль речи и его образ жизни одинаково были азиатскими.

87. В повседневной речи некоторые выражения он употреблял особенно часто и своеобразно, об этом свидетельствуют его собственноручные письма. В них, чтобы сказать, что кто-то никогда не заплатит долга, он всякий раз пишет: «заплатит в греческие календы» [207] ; чтобы внушить, что любые обстоятельства следует переносить покорно, пишет: «довольно с нас и одного Катона»; а чтобы выразить быстроту и поспешность – «скорей, чем спаржа варится». (2) Вместо «дурак» он всегда пишет «дубина», вместо «черный» – «темный», вместо «сумасшедший» – «рехнувшийся», вместо «мне не по себе» – «меня мутит», вместо «чувствовать слабость» – «глядеть свеклой», а не «скапуститься», как говорят в просторечии [208] . Далее, он пишет «они есть» вместо «они суть» и «в дому» вместо «в доме» [209] ; два последних выражения он употребляет только так, поэтому их следует считать не ошибкой, а привычкой. (3) И в почерке его я заметил некоторые особенности: он не разделяет слов и не делает переносов [210] , а не поместившиеся в строке буквы подписывает тут же снизу, обведя их чертою.

207. В греческие календы, т.е. никогда (пословица): календы – первый день месяца в римском календаре, когда производились долговые платежи; в греческом же времяисчислении понятие «календы» не употреблялось.

208. Перечисленные здесь особенности языка Августа – это по большей части вульгаризмы и диалектизмы вместо литературных выражений; перевод здесь, разумеется, может быть только условным, хотя и Алексеевым и Кончаловским найдены многие удачные русские параллели.

209. «Они есть…»– в подлиннике: simuspro sumuset domosgemtivo casu singularis pro domuos.

210. А. Штар замечает, что по августовскому правилу (без переносов – каждая строка заканчивается полным словом) было напечатано целое издание Светония, выпущенное Ш. Патэном в Базеле в 1671 г.

88. Орфографию, то есть правила и предписания, установленные грамматиками, он не старался соблюдать и, по-видимому, разделял мнение тех, кто думает, что писать надо так, как говорят. Часто он переставляет или пропускает не только буквы, а даже слоги, но такие ошибки бывают у всех: я не стал бы это отмечать, если бы мне не казалось удивительным сообщение некоторых историков, будто бы Август сместил за невежество и безграмотность одного легата, бывшего консула, когда заметил, что тот написал ixi вместо ipsi. Когда он пользуется тайнописью, то пишет B вместо A, C вместо B и так далее таким же образом, а вместо X ставит двойное A.

89. Греческой словесностью занимался он с не меньшим усердием и достиг больших успехов. Его учителем красноречия был Аполлодор Пергамский, которого он в молодости даже увез с собой из Рима в Аполлонию, несмотря на его преклонный возраст. Много разных познаний дала ему потом близость с философом Ареем [211] и его сыновьями Дионисием и Никанором. Все же по-гречески он бегло не говорил и не решался что-либо сочинять, а в случае необходимости писал, что нужно, по-латыни и давал кому-нибудь перевести. Однако поэзию он знал хорошо, а древней комедией [212] даже восхищался и не раз давал ее представления на зрелищах.

211. Текст испорчен: некоторые читают «со Сфером и Ареем», вводя, таким образом, в текст имя Сфера, наставника-вольноотпущенника Августа.

212. Древняя комедия– аттическая комедия V в. до н.э. (Кратин, Аристофан, Эвполид).