Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.
Шрифт:
И еще надо заметить, что система народоправства (по крайней мере, в шведском ее варианте) совершенно для войны не годна. Недаром римляне во время опасности государству назначали диктатора. Здесь же что получается? На одной стороне французский посол с большим мешком денег; на другой - русский, с мешком чуть поменьше; между ними суетятся депутаты риксдага в попытках урвать и там, и тут. Началась война России с Портой - шведы интригуют и спорят. Три года прошло, пока военная партия осилила! И тоже занялась празднословием. Еще год миновал, война кончилась - они же только-только убедили народ, что надобно браться за оружие. Остановиться королевству теперь так же трудно, как тяжелому возу, летящему галопом с крутой горы. Никем не уважаемый и не имеющий реальной власти король совершенно бессилен; да и никто другой, после отставки престарелого Арвида Горна, не способен твердою рукою натянуть вожжи.
Ныне, после прихода к власти мечтателей, жаждущих реванша над русскими, притязания сей державы далеко превзошли ее возможности.
Впрочем, не только шведы преуспевали на этом поприще. Разрезав первые страницы изданного в Базеле трактата под названием 'Гидродинамика', я при некотором напряжении памяти вспомнил автора: скромного молодого человека, занимавшего в Санкт-Петербургской Академии кафедру математики, младшего отпрыска знаменитой в ученом мире семьи Бернулли. Черт побери! Где были мои глаза?! Когда бы знать заранее, что он так хорош - ничего бы не пожалел, чтобы иметь его в своей команде! Законы движения жидкостей, силы, действующие на обтекаемые предметы, работа водяных колес и насосов, - все это получило простое и ясное математическое описание. В том числе и мои давнишние опыты, кои делались наугад, на ощупь и как бы впотьмах, теперь оказались в сфере, освещенной ярким сиянием разума! Кстати, обобщение выводов Даниила Бернулли применительно к воздуху прямо-таки напрашивалось. Сходство и различие плотных и разреженных флюидов - предмет, над которым я размышлял еще юношей. Второй том сего труда, соответственно, мог бы именоваться 'Аэродинамика' и трактовать о ветряных мельницах, действии парусов и полете птиц. Изложив эти соображения в письме к молодому ученому, предложил ему денежную помощь для проведения надлежащих изысканий. Вытесненный, вследствие неистребимых академических дрязг, из Петербурга, он вынужден был принять должность профессора анатомии и ботаники в своей Alma mater, сиречь Базельском университете, жить скромным академическим жалованьем и заниматься не тем, в чем наиболее силен. Меж нами завязалась оживленная содержательная переписка.
Не менее интенсивная корреспонденция возобновилась с бесконечно общительным Вольтером. Сей литератор живо интересовался моими приключениями на Востоке и щедро делился всевозможными новостями в ответ. В ту пору он обитал, большей частью, в Брюсселе и был весьма увлечен молодым королем Пруссии, принявшим корону в мае 1740 года. Знакомый с ним заочно, по переписке, со времени, когда Фридрих был еще наследным принцем, Вольтер год или два назад помог прусскому высочеству довести до совершенства полемический трактат против Макиавелли, осуждающий великого итальянца с моральной точки зрения. После восшествия сочинителя на престол голландский издатель Ван Дюрен, почуяв запах прибыли, пустил книгу в печать. Без разрешения автора - или авторов, если угодно, поскольку вклад француза выходил далеко за пределы обычного редактирования. Мнение образованного общества о прусском монархе после знакомства с трактатом поднялось прямо до небес. Наконец-то, все говорили, в Берлине вместо короля-солдафона воссел на престол король-философ. Нет никакого сомнения, что его подданных ждет благополучие, процветание и долговременный мир.
Однако, ученые и литературные досуги не составляли моего главного времяпровождения. Настойчиво требовали внимания денежные дела. Коммерция, конечно, может идти по устоявшемуся шаблону - и даже довольно долгое время - но без свежих идей в конечном счете непременно придет к упадку. А в этой части без хозяина продвижения не было, хоть я и старался приучить помощников к самостоятельности. В особенности Уилбуртаун внушал беспокойство: для него даже и мне никак не удавалось придумать выгодную схему. Вот если бы завод в Тайболе был по-прежнему мой... Соединив дешевизну русского железа и по-английски быстрый ответ на изменения спроса, можно разорить всех соперников. Но увы...
Наступила осень. Лазурное неаполитанское небо все чаще покрывалось облаками. Аквамариновую гладь залива то и дело морщил порывистый ветер. Несносная жара уступила место приятной прохладе. Я просматривал коммерческие балансы на увитом плющом балконе компанейской фактории, когда секретарь притащил свежую почту. Две депеши - с пометкой о срочности. Одна из Вены. Что важного
может приключиться в Вене? Разве что... Да. Так и есть. Пять дней назад умер император Карл Шестой. Давно ждали. Что теперь будет - понятно.А это у нас что? Петербург? Нетерпеливо разорвал жесткий пакет. Внутри два листка: шифрованный оригинал от шпиона и его переложение от Франческо. Пятого октября, за обедом, императрице Анне сделалось очень дурно. Слегла, не выходит. По слухам, даже не встает. В высших кругах тайно говорят о престолонаследии.
Ого! А вот этого - не ждали. Нет смысла обсуждать дурные и хорошие следствия сей перемены, ибо не человеческою волей она совершается. Мне важно, что амнистия будет! Но лучше бы парки чуть повременили рвать императрицыну нить. Хотя... К дележке должностей все равно не успеть. Сначала новая власть должна утвердиться, потом она решит - кого прощать.
Однако же, как дружно уходят в лучший мир монархи! В мае месяце скончался прусский король, теперь одновременно - эти двое... В двадцать седьмом году было нечто похожее. Как будто смена караула! Явился небесный разводящий... А что будет в Англии и Франции? Короли там, правда, еще не старые; зато министры... Господа Флери и Уолпол, на выход! Надо проследить их судьбу. Вообще, все это похоже на некий ритмический процесс. Тринадцать лет в периоде. Ну-ка, что было в четырнадцатом? Окончание испанской войны. Перемена всей системы межгосударственных отношений. Правда, 'король-солнце' умер в пятнадцатом. А в семьсот первом? Начало той же войны. Годится! А в восемьдесят восьмом? Переворот в Англии. Война Аугсбургской лиги с Францией. Столкновение Петра с царевной Софьей произошло, однако, годом позже. Все равно неплохо. С точностью до года, цикличность явно имеет место. Страницы истории переворачиваются.
Я вызвал помощника управляющего.
– Слушаю, Ваше Сиятельство.
– 'Савватий' все еще в порту?
– Да, принимает рис и вино для Капо Верде.
– Останови. В Лондон пойдет.
– С каким грузом, Ваше Сиятельство?!
– Со мной. Впридачу помощники и слуги, числом около дюжины. Приближаются важные события: надо быть ближе к России.
ПУТЬ ДОМОЙ
Я ошибся. Сразу по смерти Анны генеральной амнистии не дали. Да и кто ее даст, если регентом при младенце-государе волею покойницы был сделан Бирон? Герцог, драть бы его на конюшне, Бирон... Впрочем, за время моего путешествия в Англию он успел из герцога и регента обратиться в состоящего под судом государственного преступника. Взамен курляндца, на вершину власти забрался Миних, а с ним уже можно было иметь дело. Несколько писем, приправленных самой пошлой лестью (как он любит) умчались от меня в Санкт-Петербург - увы, пока безответно. Все более приходя в нетерпение, занимался повседневными делами: читал отчеты приказчиков, ходил по судам, дремал на заседаниях Королевского Общества, - и с каждым невозвратно канувшим в Лету днем чувствовал, как уходит драгоценное время. Тает недолгий промежуток, когда перемена судьбы (не только собственной, но, возможно, целого государства) зависит, хоть в малой степени, от меня. Еще немного, и перекресток, где расходятся пути, останется в прошлом. Упорхнет легкокрылая фея свободы, и снова жизнь зажмет в железные тиски внешних обстоятельств. А пока - еще можно выглянуть через дыру в небесном своде и попробовать ухватиться неосторожной рукой за неумолимо крутящиеся часовые колеса мироздания.
Вокруг бурлил деятельный Лондон: чужой, многонаселенный, жадный до денег. Война с Испанией началась блестящим успехом: адмирал Эдвард Вернон с шестью всего лишь линейными кораблями и потеряв только трех человек убитыми, захватил Порто Белло, важнейший транзитный пункт на узком перешейке против Панамы. Градус воодушевления поднялся до небес, патриотический жар охватил все сословия. Один шотландец сочинил по сему случаю дьявольски талантливые вирши, сразу же положенные на музыку и обретшие невиданную популярность. Слова новой песни доносились отовсюду. 'Правь, Британия!' - призывал хорошо поставленным баритоном оперный певец, - 'Правь волнами морскими!' Забыв обычную английскую чопорность, благородные леди и джентльмены с горящими глазами подпевали комедианту: 'Rule, Britannia! Rule the waves' - а в портовых трактирах пьяные матросы ревели грубыми голосами: 'Britons never, never, never will be slaves!!!' и в ажитации лупили медными кружками по крепким дубовым столам.
Подполковник де Орбиньи, племянник моего университетского приятеля, едущий в Петербург с намерением вступить в русскую службу, согласился взять на себя добавочную миссию и напомнить Миниху о существовании графа Читтано. Однако, при первом же упоминании сего имени, фельдмаршал воспламенился гневом: дескать, граф через евреев-шинкарей склонял к дезертирству его солдат при совершении маршей через Польшу. Вздор какой! Ничего подобного я даже в мыслях не держал. Довольно было командующему навести порядок в комиссариатской части, чтобы довольствовать армию по высочайше утвержденным рационам, и дезертирство не превзошло бы обычных размеров! Кормить надо солдат - вот и весь сказ. А вороватых комиссаров - брать под стражу и, по расследовании, карать. Нет, эти простые и ясные способы наведения порядка остались у Миниха в забвении. Теперь же признать свои собственные огрехи никак невозможно, зато обретающийся за тридевять земель соперник имеет быть зачислен в козлы отпущения.