Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
Шрифт:
Бой разгорался.
К вечеру русская эскадра, воспользовавшись благоприятным ветром, сблизилась с противником по всей линии и начала его сильно теснить.
Шведы дрались яростно. Их пушки также не умолкали ни на минуту, забрасывая и наши корабли ядрами. Вася с волнением наблюдал за боем.
На фрегате «Патрик» он увидел пламя, которое вдруг поднялось высоко, а затем медленно начало падать на палубу и вскоре исчезло. Пожар был быстро потушен.
— Калеными ядрами бьет швед, — бросил матрос, пробегавший мимо Васи. — А мы ему тоже калёненьких подсыпаем.
На палубе
Теперь от нее остался лишь пенек, как от срубленного дерева, а сама мачта вместе с реями и парусами лежала одним концом на борту, а другим купалась в море.
Вася вместе с другими бросился к мачте. Он весь дрожал. Ему хотелось руками поднять из моря это уже бессильное теперь крыло корабля.
Вдруг он остановился.
Матросы бережно несли на руках своего товарища, минуту назад стоявшего с банником у пушки. Васе даже показалось, что он знает этого матроса: у него на правой руке повыше кисти был изображен большой якорь.
Голова матроса была в крови, которая крупными каплями падала на палубу. Матросы опустили тело убитого на палубу и прикрыли его парусом.
А корабль все стрелял из всех своих пушек, и гром их отдавался в сердце юного гардемарина могучим голосом.
Вася неподвижно стоял над телом матроса. И эта солдатская смерть, увиденная им впервые, глубоко поразила его.
«Вот как умирают в бою, — думал он. — Просто и молча».
Слезы показались у него на глазах, и ему захотелось умереть так же просто и храбро.
Вдруг новый сильный удар, на этот раз в корпус корабля, сбил Васю с ног. Он упал на колени, но быстро вскочил, схватившись за свою шпагу.
Кто-то протяжно крикнул:
— Ка-ле-ное в пра-вы-й борт!
Едкий дым повалил из люка и стал распространяться по всему кораблю.
— Пожар!
Это слово, не будучи никем произнесенным, как искра, пролетело из конца в конец судна. Но, несмотря на это, матросы по-прежнему быстро и спокойно заряжали пушки и ворочали снасти, ловко исполняя команду; корабль продолжал стрелять раненым бортом.
«Нет, они слишком спокойны», — думал Вася с волнением.
Капитану Тревенину донесли» что ядро застряло вблизи крюйт-камеры, где хранилось несколько сот пудов пороха. Для разгрузки пороха требовалось столько же времени, как и на то, чтобы добраться до огня через трюм, доверху забитый бочкам» с солониной, квашеной капустой, сухарями.
— Разгрузить трюм! — приказал капитан. — Порох на палубу не поднимать, в море не выбрасывать!
Началась лихорадочная разгрузка трюма.
Матросы один за другим спускались в трюм, переполненный дымом. Но все же добраться к каленому ядру не могли. Грузы были сложены так плотно, что взрослый человек никак не мог пролезть к месту пожара.
— Давай Трошку! Трошку сю-да-а! — замогильным голосом кричал боцман Силыч откуда-то из глубины трюма.
Маленький, быстрый в движениях марсовой матрос Трошка, ловкий и цепкий, как обезьяна, юркнул в трюм, перекрестившись
на бегу.Но вскоре головы обоих, его и боцмана, показались из люка. Даже малорослый Трошка не мог пролезть в такой тесноте.
— Эх! — вздохнул боцман, вытирая рукавом слезящиеся от дыма глаза и отхаркиваясь. — Плечи не пускают! Мальца бы какого найти. Без того ничего не выйдет.
Все замолчали, и на секунду на палубе воцарилось молчание.
— Я полезу. Разрешите, господин капитан,— раздался вдруг среди молчания слегка дрожащий юношеский голос.
Капитан Тревенин, стоявший у трюма, обернулся. Он увидел Васю.
— Разрешите, господин капитан... — повторил Вася. Взгляд его выражал почти детскую мольбу и волнение. Капитан не долго колебался.
— Полезай, гардемарин, — сказал он. — Хоть ты и мал еще годами, но хвалю за храбрость.
Боцман Силыч мгновенно оживился.
— Скорей, скорей, гардемарин! — торопил он Васю. — Огонь не ждет. Бери ведро!
Схватив парусиновое ведро, боцман вместе с Васей исчез в дыму, валившем из трюма.
Прошло несколько томительных минут.
Наконец из глубины трюма повалил дым, смешанный с паром, и послышался глухой крик боцмана Силыча.
— Давай воды! Живо!.. — и тут последовало в придачу несколько морских слов обычного боцманского лексикона.
— Слава тебе, господи! Яков Силыч выражается, значит дело на лад идет, — сказал кто-то из матросов как бы про себя» и в трюм живой цепочкой полетели ведро за ведром.
Дыма стало выходить все меньше, в то же время смолкли и крики боцмана.
— Что там такое? Узнать! — приказал капитан, и в голосе его прозвучало беспокойство.
Марсовой матрос Трошка бросился к люку и начал спускаться вниз.
И в ту же минуту из люка послышался боцманский крик:
— Убери ноги! Кто там? Принимайте вот...
И в отверстии люка показалась беспомощно болтавшаяся на плечах голова Васи. Лицо его было бледно, в мокрых дымных потеках, глаза закрыты.
Сильные матросские руки подняли его наверх.
— Что с ним? — с тревогой спросил капитан.
— Угорел, — отвечали снизу.
— Врача сюда! — приказал командир корабля. — Что с огнем?
— Огонь залит, — весело отвечал боцман. — До самого ядра долез барчук-то.
Васю положили на палубу. Он открыл глаза.
Высокие паруса, простреленные вражескими ядрами, трепетали над его головой, и огромный корабль все еще сотрясался от залпов собственных батарей.
— Пожар потушен? — спросил Вася.
Сам капитан подошел и нагнулся над ним.
— Да, — ответил капитан Тревенин. — Пожар потушен, — И добавил: — Сегодня же донесу адмиралу для объявления в приказе по эскадре о вашем мужественном поступке, за который награждаю вас сей медалью.
Он нагнулся еще ниже к Васе и приколол к его груди серебряную медаль на полосатой георгиевской ленте.
Ночью бой несколько утих, но к рассвету разгорелся с новой силой, и к 25 мая шведская эскадра вынуждена была полностью скрыться в Выборгской бухте, так как меткий огонь русских пушек причинил ей серьезный урон. На некоторых шведских кораблях возникли пожары. Русские также били калеными ядрами.