Жизнь и реформы

Одним словом, внесенные мною и дружно одобренные Верховным Советом предложения сняли напряжение, возникшее к этому моменту в стране и в политическом руководстве. Но это не устранило глубоких противоречий в позициях основных общественно-политических сил, что не замедлило проявиться на Четвертом съезде народных депутатов. Достаточно напомнить о сюрпризе, который был преподнесен при открытии съезда 17 декабря депутатской группой «Союз». Я имею в виду «совершенно спонтанное» выступление Умалатовой с предложением включить первым в повестку дня вопрос о вотуме доверия президенту. Весьма любопытными оказались результаты голосования. В числе 400 депутатов, проголосовавших «за», оказались крайние фланги и Межрегиональной группы, и фракции «Союз». Ельцин, Попов, Станкевич и многие их сторонники проголосовали «против».

Весьма напряженным оказалось обсуждение моего доклада о текущем моменте, поправок к Конституции в связи с изменениями в структуре органов власти. Ошеломило всех демонстративное заявление Шеварднадзе об отставке, сделанное прямо на съезде без какого-либо предварительного разговора со мной. В острой схватке прошло принятие постановления об общей концепции нового Союзного договора. Дело дошло до поименного голосования о сохранении Союза ССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик. По моему предложению съезд принял решение провести референдум, и он, как известно, состоялся 17 марта следующего года.

Политические события ноября — декабря в определенной степени задержали осуществление «Основных направлений». Не могло этими вопросами в полной мере заниматься правительство, ибо для всех было ясно, что оно в прежнем виде существовать не будет. В связи с предстоящим образованием Кабинета министров я начал раздумывать и обсуждать с коллегами его функции, структуру, да и персональный состав.

Трудней всего было, разумеется, решить вопрос о премьер-министре. С Рыжковым на съезде я этот разговор не заводил. Хотя по всему его поведению и высказываниям видел, что он претендовать на эту роль не собирается. Да это было бы и невозможно согласовать с Советом Федерации, а такая процедура предусматривалась измененной Конституцией. Но вопрос отпал сам собой ввиду тяжелого заболевания Рыжкова. В ночь с 25 на 26 декабря у Николая Ивановича произошел обширный инфаркт, который надолго вывел его из строя.

Все мы, кто вместе работал с ним, были потрясены случившимся. По-человечески было жаль Николая Ивановича. Со мной он разделял все заботы и труды по осуществлению перестройки. Обозначились расхождения, особенно в последние годы, но я сохранял к нему уважительное отношение. Стремился понять его позицию, переубедить в том, в чем он, по моему мнению, ошибался или поддавался чьему-то влиянию. Зная не только сильные его стороны и ценные человеческие качества, но и слабости, никогда не пытался оттолкнуть его в лагерь недругов, отгородиться от него, отречься.

И предварительный зондаж, и обмен мнениями по вопросу о преемнике Рыжкова на Совете Федерации показали, что наибольшее предпочтение отдается кандидатуре В.С.Павлова. Решающую роль играло соображение, что это финансист-профессионал. Именно такой глава Кабинета и нужен в условиях, когда исполнительную власть возглавляет президент. Знали Павлова, с ним взаимодействовали руководители республик, и это тоже подкупало: ведь премьеру придется прежде всего работать с ними. Поддержали эту кандидатуру Рыжков и Маслюков, с которыми я советовался. Ельцин не был в восторге, но сказал, что не будет возражать.

Высказывались и определенные сомнения, особенно в узком кругу. Павлов ничем не проявил себя как политический деятель, его позиции в этом отношении не ясны. Недостаточно самостоятелен, излишне приспосабливается к обстановке. Отмечались проявляющиеся иногда импульсивность, необдуманность действий и высказываний. Рыжков говорил, что до него доходили слухи об известной слабости министра финансов к алкоголю.

Думаю, что тогда переоценил положительные качества Павлова и допустил ошибку, не придав значения сигналам о негативных его качествах. Наверное, определенное воздействие имела дружная поддержка его кандидатуры членами Совета Федерации.

11 января я подписал Указ о назначении премьер-министра и его первых заместителей, а 14 января они предстали перед Верховным Советом СССР и были утверждены им. В последующие дни Верховный Совет утвердил руководителей силовых министерств, Министерства иностранных дел, других министров. Не согласился Верховный Совет с предложением о назначении зампредом по внешнеэкономическим делам Каменцева, были и другие потери, но в конечном счете Кабинет сложился. Это было первое правительство, сформированное на основе предложений президента, согласованных с Советом Федерации.

Кабинет Павлова

Формирование Кабинета затянулось еще на несколько недель. Какое-то время потребовалось для формирования Совета безопасности, перестановок в президентской администрации. Я принимал все меры, чтобы не допустить заминки в управлении. Но уже неумолимо сказывались разлаженность и разнобой, вызванные стихийной суверенизацией, нарушением хозяйственных связей. За январь — февраль 1991 года произведенный национальный доход снизился по сравнению с соответствующим периодом 1990 года на 10 процентов, объем промышленной продукции — на 4,5 процента, закупки продуктов животноводства — на 13 процентов. Спад охватил не только группу «А», но и производство предметов потребления, которое в последние годы шло по восходящей. Экономика быстро втягивалась в полосу экономического кризиса.

Повторяю: кризис, по-видимому, был неизбежным. Однако то, что он стал принимать столь острые формы, было обусловлено не только объективными причинами, но и неадекватностью наших действий, ошибками в экономической политике и управленческой практике. Вакханалия денежных доходов так и не была остановлена (за январь — февраль 1991 года денежные доходы населения возросли на 19 процентов по сравнению с тем же периодом предыдущего года). И это при сокращении производства, которое теперь затронуло и потребительский сектор. В план закладывалась рыночная несбалансированность. Нарастала скрытая инфляция. Начал разваливаться бюджет страны. Россия, а за ней и другие республики стали проводить в жизнь систему одноканального поступления налогов в союзный бюджет.

Под новый, 1991 год российское руководство решило сократить отчисления Союзу на 100 миллиардов рублей. Ельцин сразу же после этого уехал в Якутск, и я узнал об этом решении от депутатов Верховного Совета России и из сообщений прессы. Кстати, так действовал Ельцин очень часто: нашкодит — и тут же в поездку по областям.

Говоря о причинах кризиса, нельзя не упомянуть об отказе с 1991 года от системы многостороннего клиринга в отношениях с бывшими социалистическими странами, введении мировых цен и расчетов в свободно конвертируемой валюте. С точки зрения перспективы постепенный переход на условия мирового рынка был неизбежным, но единовременное, разовое решение этой задачи оказалось мерой ошибочной, ущербной и для нас, и для наших партнеров.

Накануне Нового года по предложению правительства я подписал несколько указов по финансовым вопросам, в которых, как потом оказалось, были заложены серьезные изъяны. Это относится, например, к созданию внебюджетных фондов стабилизации экономики. Это было, по сути дела, «генерирование» денег из ничего. Они не имели реального покрытия, а потому усиливали инфляцию.

20 января, буквально через несколько дней после утверждения в должности премьер-министра, Павлов реализовал еще одну заготовку, вызвавшую бурную реакцию в обществе, — обмен крупных 50- и 100-рублевых купюр на новые. Аргументировалось это тем, что большое количество таких денежных знаков накопилось в руках у спекулянтов, преступников в сфере теневой экономики, ушло за границу. Расчет оказался иллюзорным. Пытаясь найти оправдание для этой в общем-то бесплодной, но хлесткой операции, премьер в середине февраля в интервью газете «Труд» в сенсационном духе сообщил о якобы имевшем место заговоре западных банков, направленном на дезорганизацию денежного обращения в СССР.