Жизнь и реформы
Шрифт:
Трудно сказать, как бы разворачивались процессы в мире, так как наши шаги в рамках новой политики наталкивались поначалу на глухую стену непонимания и неприятия политических центров Запада. В конечном счете решающее значение здесь имело осознание широкими кругами общественности того, что мир стоит у края пропасти, нельзя допустить, чтобы дела шли и впредь, как до сих пор. Политики не могли с этим не считаться.
Кто-то из философов сказал, что самое важное — встретить не сочувствие, сострадание и т. д., а понимание. Добиваясь этого в первую очередь, я постарался изложить свое видение необходимых перемен в книге «Перестройка: новое мышление для страны и для мира». В ней уже названы теоретические постулаты, на которых, по моему убеждению, должен основываться новый международный порядок,
Мы осознали необходимость преодоления искаженных представлений о внешнем мире, многие десятилетия противопоставлявших нас ему, что негативно сказывалось не только на экономике, но и на общественном сознании, науке, культуре, интеллектуальном потенциале страны.
Мы поняли, что в современном взаимозависимом мире невозможен прогресс общества, отгороженного от мирового развития глухими государственными границами и идеологическими заборами. Любое общество ныне может полнокровно развиваться только во взаимодействии с другими, оставаясь при этом самим собой.
Мы дали себе отчет в том, что нельзя обеспечить безопасность своей страны, не учитывая интересов безопасности других, и нельзя в ядерный век построить надежную безопасность военными средствами. Это побудило выдвинуть принципиально новую концепцию всеобъемлющей безопасности, охватывающей все стороны отношений между народами и государствами, включая их человеческое измерение.
Теперь эти тезисы общеизвестны. Миллионы раз звучали они в речах, описаны в статьях, развернуты в научных монографиях. Тогда непросто и не сразу воспринимались они у нас и за рубежом, нелегко давалась каждая попытка претворить их на практике. Вспоминаю мое заявление от 15 января 1986 года с предложением полностью избавить человечество от ядерной угрозы. Оно было встречено с подозрением и сарказмом, как очередной пропагандистский трюк в традиционной советской «борьбе за мир». И мало кто тогда верил, что удастся за несколько лет реально продвинуть дело ядерного разоружения, покончить с «холодной войной», засыпать ров, отделявший Восток от Запада, развязать, а не разрубить другие гордиевы узлы мировой политики.
Самым «тугим» из них было, бесспорно, военное соперничество сверхдержав. С помощью диалога и разумных компромиссов удалось улучшить советско-американские отношения, что создало перелом во всей международной атмосфере.
Признание допущенных ошибок и приглашение к добрососедству позволило устранить отчуждение между СССР и Китаем. Был начат плодотворный диалог с Японией. Владивостокская и Красноярская инициативы разморозили окна на огромные и многообещающие просторы Азиатско-Тихоокеанского региона.
Встречи с лидерами европейских стран, крупные меры по снижению уровня военного противостояния, освобождение от «сверхдержавных пут» восточноевропейских государств, новые импульсы, которые получил общеевропейский процесс, — все это способствовало возрождению роли континента как фактора позитивных перемен во всем мире.
Переговорные процессы, при всем сопротивлении, на которое они наталкивались, впервые дали результаты, положив начало урегулированию региональных конфликтов и устойчивому улучшению международного климата. Если раньше над нашими отношениями с Западом довлело понятие «советская угроза», то уже к началу 1989 года об этом жупеле продолжали твердить лишь замшелые ретрограды. Десятилетиями нагнетавшийся страх перед СССР начал рассеиваться. Поразительным феноменом, во многом неожиданным для нас самих, оказалась реакция в «цитаделях антисоветизма» на землетрясение в Армении. Сочувствие и помощь, которые мы приняли тоже с небывалой открытостью и признательностью, стали символом коренного изменения международной обстановки.
Новая внешняя политика открыла возможности контактов и взаимодействия с самыми разнообразными силами современного мира — на Западе, Юге, Востоке. Оказалось, мы можем находить общий язык и взаимопонимание с представителями таких кругов, с которыми совсем недавно вроде бы ничего общего у нас быть не могло.
Впервые за послевоенные годы,
да, пожалуй, и за всю историю безопасность страны укрепилась не за счет наращивания военной мощи, увеличения и без того колоссальных затрат на оборону. Напротив, мы смогли приступить к пересмотру своей военной доктрины в однозначно оборонительном духе, начали сокращать вооруженные силы и вооружения, приступили к конверсии военного производства на гражданские нужды. Все это делалось с учетом ответного поведения стран НАТО без ущерба для безопасности Советского Союза.Глядя на прошедшие годы «с высоты» 1994 года, нужно признать, что при всех этих достижениях забот и у нас, и у мирового сообщества не стало меньше. На смену прежним проблемам пришли новые. Нужно двигаться дальше, обновлять и само «новое мышление» на основе приобретенного опыта. История перестройки хранит в этом смысле ответы на многие вопросы, которые задаются сегодня, — что послужило причиной успешных соглашений, какими методами они достигались? А с другой стороны — где коренятся препятствия, помешавшие решению международных проблем, которые и теперь остаются головоломными?
Об этом я и постараюсь рассказать. Без утайки и прикрас.
Глава 19. Поворот в советско-американских отношениях. Начало ядерного разоружения
Первый шаг: Женева-85
И сам я, и мои сподвижники в международных делах сходились на том, что начинать надо с Соединенных Штатов. Это и супердержава, и признанный лидер западного мира, без согласия которого любые попытки добиться перелома в отношениях Востока и Запада ничего не дадут, даже могут быть восприняты как «козни», «вбивание клиньев» и т. д. Задача была не из легких: найти общий язык не с социал-демократом Пальме или социалистом Миттераном, а с Рональдом Рейганом, обозвавшим Советский Союз «империей зла», поносимого нашей пропагандой за «рейганомику», вторжение в Гренаду и прочие неблаговидные поступки.
И после довольно долгих переговоров была достигнута договоренность о нашей встрече с ним в Женеве поздней осенью 1985 года.
Резиденцией советской делегации было здание советского представительства, там же состоялись часть переговоров, обед в честь Рональда Рейгана и Нэнси Рейган. Американский президент расположился в двухэтажном доме в пяти километрах от Женевы, а для переговоров американцы сняли виллу на берегу Женевского озера — «Флер д'О».
Шесть с половиной лет отделяло нас от последней встречи лидеров СССР и США летом 1979 года. Ситуация в мире была накалена до предела, мощные группировки НАТО и Варшавского Договора выставили друг против друга частокол ядерных ракет, людьми владела тревога. Немудрено, что весь мир «вперился» в Женеву, а для освещения встречи съехалось 3500 журналистов.
19 ноября в 10 часов я подъехал на ЗИЛе к «Флер д'О». Рейган вышел навстречу, спустился по ступеням. Наше знакомство произошло естественно и непринужденно. Со стороны кое-кому даже показалось, что мы сразу заговорили на каком-то понятном обоим языке, английском или эсперанто. Рейган пригласил меня сфотографироваться, и мы вошли в дом. Со мной были Шеварднадзе, мой тогдашний помощник Александров, Яковлев, заместитель министра иностранных дел Г.Корниенко, посол А.Добрынин, заведующий отделом ЦК Л.Замятин. Со стороны США в переговорах участвовали госсекретарь Шульц, руководитель аппарата Белого дома Риган, посол Хартман, помощник по безопасности Макфарлейн, сотрудники Белого дома и госдепартамента Нитце, Риджуэй, Мэтлок.
К Женевской встрече мы подходили с реалистических позиций, не рассчитывая на крупные договоренности, надеялись заложить предпосылки для серьезного диалога. Было немаловажно, чтобы руководители сверхдержав «присмотрелись» друг к другу, поделились взглядами на сегодняшний мир и роль своих стран, подумали, что можно предпринять для ослабления враждебности и налаживания сотрудничества. Как мне стало известно позднее, американцы хотели определиться, насколько права госпожа Тэтчер, расхваливавшая Горбачева, тот ли он человек, «с которым можно иметь дело». Думаю, это главное, что их интересовало. Вполне понятная задача для первой встречи.